Чужая жена – за долги (СИ)

После кафе мы переместились в караоке-бар, который держала кузина Марты.
Мы очень мило отрывались девичьим коллективом, костерили мужиков, обсуждали литературные тренды и пили лёгкие коктейли – напиваться никто не стремился. Я так и вовсе не выношу алкоголь. Впрочем, нам не требовались искусственные увеселители – и без них общение шло непринуждённо, весело, бесшабашно. Время летело незаметно. Когда я, порядком устав от танцев и развлечений, решила вызвать такси, – наступила полночь.
Пришлось воспользоваться Мартиным телефоном, мой, к тому времени, уже несколько часов «отдыхал».
Домой я вошла, напевая песенку, которую мы с девчонками весь вечер орали в караоке…
Но вся моя весёлость просто разлетелась вдребезги, напоровшись на острые льдины в серо-синих глазах.
Кирилл сидел на нижней ступеньке лестницы. Рубашка была небрежно выправлена, рукава закатаны, волосы взъерошены. Рядом с ним лежал телефон, и стояла изрядно опустошённая бутылка виски.
Кирилл пил виски!
Прямо из бутылки!
Вот только глаза – совершенно трезвые и очень злые. Да что с ним такое?!
А Кирилл ещё и в ладоши похлопал.
– Умница, Дарина! – максимально ехидно произнёс он, буквально прожигая меня взглядом. – Сюрприз удался!
– О чём ты? – взвилась.
Признаться, я очень устала и собиралась как можно скорее лечь спать. Мне было совсем не до препирательств с благоверным. Но пройти мимо него наверх никак не получалось.
А Кирилл продолжил окунать меня в ледяную прорубь своего недовольства:
– О ста двадцати звонках тебе, друзьям, знакомым, одногруппникам. Потом – по моргам, больницам и полицейским участкам!
– А это ещё зачем? – возмутилась: ищет меня в полиции, будто я преступница какая-то!
– Затем, что у тебя телефон не отвечал. Твои родители и друзья понятия не имели, где ты. Прислуге ты не отчитываешься. Что я должен был думать?
Ишь ты! Почти рычит! Будто нарочно заводит меня.
– А о том, что я просто ушла гулять с Мартой, ты подумать не мог? – кинула зло.
– Ах, с Мартой! – как-то подозрительно нежно произнёс Кирилл, щуря глаза. – С этой… ¬– он, видимо, пытался подобрать эпитет погаже, но я не позволила ему этого сделать, перебив:
– Не смей оскорблять мою лучшую подругу!
– Конечно! Как можно! – продолжил ехидничать Кирилл. – Она же и её дела важнее, чем день рождения твоего мужа!
Я сжала кулаки: какой же меркантильный гад! Подумаешь, день рождения! Даже дата некруглая!
Гордо вскинула голову, смерила его презрительным взглядом – благо, сейчас, когда Кирилл сидел на ступеньке, я могла смотреть на него сверху вниз ¬¬– и заявила, со всем холодом, на который была способна:
– Если тебе не нравится такая жена – можешь вернуть меня родителям. Я тебя не заставляла на мне жениться. Это ты принудил меня…
Готовилась произнести длинную гневную тираду, высказав ему всё, что во мне накопилось за эти два года, но мне не дали произнести больше не слова.
Кирилл молниеносно кинулся вперёд и схватил меня…
Он бесцеремонно, как варвар свою добычу, закинул меня на плечо и потащил в нашу спальню.
Я орала, брыкалась, колотила его кулаками по спине. Но все мои усилия не имели успеха – где мне справиться с таким верзилой?
– Тиран! Насильник! Чудовище! – кричала я, грозя перебудить весь дом.
Только мне всё равно. Пусть знают! Во мне клокотала просто жуткая ненависть: как он смеет так грубо со мной обращаться?
– Я жаловаться буду! Я тебя во всех соцсетях пропесочу!
Ответом мне были или молчание или презрительные смешки.
В спальне он швырнул меня на кровать, навалился сверху, вжимая мои запястья в подушку, и впился в губы каким-то диким поцелуем.
Я дёргалась, пыталась его оттолкнуть, елозила, но, похоже, распаляла ещё больше.
– Тиран, говоришь, – прохрипел он, отрываясь от моих губ. – Чудовище. Ну что ж, моя принцесса, мне нравится соответствовать твоим запросам.
В его глазах клубился концентрированный мрак, а губы кривила ехидная усмешка.
Он вздёрнул меня, как тряпичную куклу, стащил с меня кофту-сетку и швырнул её прочь. Мой любимый голубой сарафан просто разодрал в клочья. Я пыталась сопротивляться, вырываться, прикрыться обрывками одежды.
Но он не позволял мне.
Злые поцелуи-укусы клеймили моё тело, всё ниже и ниже, погружая во тьму.
И со мной творилось что-то непонятное: несмотря на колючую ненависть, поднималась волна жгучего желания. Страх мешался с предвкушением. По моим щекам текли слёзы, которые Кирилл ласково вытирал, продолжая раздевать меня.
Вскоре на мне ничего не осталось, кроме шёлкового шарфика.
А мрак в глазах ненавистного мужа сменился адским пламенем – казалось, там, где его взгляд проходился по моей коже, оставались ожоги.
Кирилл ухмыльнулся – коварно и плотоядно:
– Какой чудесный подарочек с нарядным бантиком, – и потянул шарф за концы.
Я замерла, даже перестав плакать. Таким необычным было новое ощущение – прохладная ткань скользила по разгорячённому телу. Словно змейка ползла по плечам, задевала грудь, скользила на живот…
Нарочито медленно.
Заставляя почти не дышать.
И…невероятно соблазнительно, очень волнующе, будражаще…
Затем Кирилл вновь наклонился и поцеловал меня. Но уже по-другому – чувственно, призывно, увлекая к черте удовольствия.
Я вскинула руки, чтобы запустить пальцы в его волосы, но он перехватил мои запястья.
– Нет уж, – сказал строго, – сегодня мой день рождения. И я решаю, как мне играть с моим подарком.
В этот раз он бережно опустил меня на подушки. Затем провел языком от локтя до ладони сначала одной руки, потом другой.
К тому времени я уже перестала биться, дёргаться, сопротивляться. Сладкая истома окутала меня. А прикосновения языка к чувствительной коже посылали в кровь огненные импульсы.
Прохладная ткань скользнула по запястьям, соединяя их и поднимая вверх – концы шарфа Кирилл обмотал вокруг столбиков в изголовье кровати.
Теперь я была полностью в его власти – связанная, обнажённая, беспомощная.
Он мог делать со мной всё, что угодно, – именно это обещание и читалось в его грозовых глазах. Оно одновременно пугало и будоражило. Полюбовавшись на меня немного, Кирилл потянулся к тумбочке и взял какой-то предмет.
То был бокал виски, в котором купались кубики льда.
Кирилл выловил один из них, а бокал вернул на тумбочку.
Затем наклонился ко мне и каким-то маньяческим тоном прошептал на ухо:
– Некоторые сладости лучше употреблять охлаждёнными.
А потом лёд коснулся моей шеи и пополз вниз…
За ним следовали горячие губы.
От яркого контраста меня буквально потряхивало, дыханье сбивалось, я жалобно хныкала…
– Пожалуйста… пожалуйста… – бормотала я, выпрашивая сама не зная чего…
– Нет! – отрезал Кирилл. – Никакой пощады! Сегодня я решаю, что и когда тебе можно, а что – нельзя.
А кубик льда тем временем скользил всё ниже – прошёлся по ключицам, описал ареолы сосков, задел сами соски, из-за чего они тут же затвердели.
Я издавала нечленораздельные звуки, елозила, натягивала путы.
Яркие, острые, невероятные ощущения сводили с ума.
Кубик нырнул в пупок, из-за чего я всхлипнула особенно громко.
И…
Между ног у меня уже пылало. Когда лёд коснулся там – с моих губ сорвался вскрик.
Но в голос я закричала, когда холодные пальцы вместе с остатком льда проникли в меня – резко, толчком, жестко. Капельки виски, оставшиеся на них, жглись, кололись, щипали…
Глаза распахнулись, спина выгнулась дугой, шарф, стягивающий мои запястья, натянулся и впился в кожу…
Пальцы начали двигаться во мне, – грубо, бесцеремонно, яростно, – а жадные губы пленили мои, увлекая в собственнический поцелуй.
Я задыхалась, захлёбывалась стонами, сходила с ума.
А потом Кирилл раздвинул мне ноги, так сильно, что это даже причиняло боль, и резко ворвался в меня – на всю длину, до упора, до всхлипа…