Запретный французский (ЛП)

— Ты такая плохая актриса, что не стоит даже пытаться. Я знаю тебя, помнишь? Тихая девочка, которая тайком пробиралась в лес, чтобы шпионить за мной и моими друзьями. Ты так сильно хочешь пошалить… почему бы не попробовать?
Внутри меня зарождается темная потребность, но я сопротивляюсь всеми силами, пытаясь разрядить обстановку шутливым ответом.
— Потому что я знаю, чем может закончиться купание голышом. Ты бросишь один взгляд на мое обнаженное тело и потеряешь сознание от удовольствия. А вызывать скорую помощь здесь, в глуши, настоящая мука.
Это одно из простых удовольствий в жизни — наблюдать, как улыбка Эммета расплывается по его красивому лицу.
— Я мог бы тебя столкнуть.
— Я бы никогда тебя не простила, — говорю я с притворной серьезностью.
Он закатывает глаза.
— Отлично. Тогда сиди и дуйся.
И с этими словами он прицеливается и плавно ныряет в воду, легко переходя к размеренным взмахам. Я словно переношусь в прошлое, наблюдая за ним с пирса: снова тринадцатилетняя девочка, подглядывающая за юным Эмметом, который пытается выплеснуть свой гнев. Не удивляюсь, что он до сих пор этим занимается — наматывает круги, бесконечный поиск покоя в конце долгого дня. Как и он, я тоже не решила свои проблемы.
Методичные взмахи завораживают, как и всегда. Я болтаю пальцами ног в воде, наблюдая, как он исчезает вдали. Беспокойство нарастает по мере того, как он становится все меньше, но если Эммет-подросток с его мальчишеским телосложением мог дважды переплыть озеро Сент-Джонс, то Эммет, которого я знаю сейчас, с его угрожающим ростом, широкими плечами и крепкими мышцами, прекрасно справится и на озере Комо.
В конце концов, он заплывает слишком далеко, чтобы я могла наблюдать, и я перестаю беспокоиться, что его собьет какая-нибудь лодка, проносящаяся мимо. Если хочет рисковать своей жизнью, это его право.
Что касается меня, то я хочу прилечь на деревянный пирс и посмотреть на ночное небо, увидеть, какие созвездия могу различить отсюда. Здесь не так темно, как хотелось бы, но достаточно далеко от крупных городов, так что я могу видеть ночное небо гораздо лучше, чем в Бостоне. Я никогда не была в походе, но представляю, каково это — оказаться одной в глуши. Прослеживаю взглядом звезды, пытаясь вспомнить давно забытые названия созвездий, которые знала, когда была моложе: Орион, Большая Медведица, Кассиопея… Единственное, что я могу разглядеть наверняка, — это Большая Медведица, и это не кажется большим достижением.
Я занята тем, что смотрю вверх, когда слышу, как далекие гребки Эммета рассекают воду, становясь все громче по мере возвращения. Не утруждаю себя тем, чтобы сесть, когда он приближается. Он думал, что я буду здесь дуться от одиночества, а я полна решимости доказать ему, что это не так.
Смотри, видишь? Я совсем забыла о тебе.
Он заканчивает заплыв, и я чувствую, как пирс слегка прогибается под его весом, когда он хватается за него. Не могу не поддаться волнению, когда он подтягивается и поднимается, словно существо из глубин. Эммет тяжело дышит, и когда опускаю взгляд, он сидит на корточках, пристально глядя на меня и пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Его волосы влажные и зачесаны назад, чернильно-черные. В лунном свете скулы кажутся суровыми. Встречаю пристальный взгляд, принимая любой вызов, который он бросит мне. В нем зарождается злоба, дьявол в нем реагирует на мое нежелание склониться. Он опускается на четвереньки, как тигр, у моих ног. Ползет вперед, медленно надвигаясь на меня, и вода капает на мою сорочку… на мою кожу. Холодная капля падает на ключицу и скатывается по центру груди, исчезая в ночной рубашке, а Эммет наблюдает за ней, нависая надо мной. Его дыхание все еще тяжелое от напряжения.
По моей коже пробегают мурашки, когда нас овевает легкий ветерок.
Я ерзаю, прилагая самые слабые усилия, чтобы выбраться из-под него.
— Я намокла из-за тебя.
Он улыбается, наслаждаясь двусмысленностью.
— Разве не в этом суть, маленькая мышка? Поскольку ты не собиралась плавать, мне пришлось принести озеро к тебе.
  
Он мокрый, а значит, теперь и я мокрая.
Капля воды падает на вершину моей левой груди, и мои губы приоткрываются. Ткань начинает прилипать к коже, становясь прозрачной от влаги.
Несмотря на прохладу в воздухе, во мне поселилось глубокое тепло, такое тепло, которое нужно разжечь, чтобы оно разгорелось.
Я могла бы поднять руку и прикоснуться к нему.
Он может прикоснуться ко мне.
Я зажата между ним и деревянным пирсом. Мне некуда деться, если только не захочу оттолкнуть его, но я не хочу. Я бы никогда не сказала ему «нет», если бы он только попросил.
Нетерпение грызет меня, и я сгибаю пальцы, впиваясь ногтями в дерево.
Эммет совершенно неподвижен, глядит на меня таким проницательным взглядом, что мне кажется, будто он видит все до мозга костей.
Еще одна капля воды падает прямо мне в рот, и я инстинктивно выгибаюсь, страстно желая чего-то, что он, кажется, не желает мне давать. Я жажду его с такой силой, что дрожу от изнеможения, пытаясь сопротивляться. Мой подбородок приподнимается, и, пытаясь спастись от всепоглощающего желания и смущения, покрывающего кожу, я позволяю своим глазам закрыться.
Но без зрения все становится только более головокружительным: сладкий аромат ночи, исходящий от него, тепло его тела, звук его ровного дыхания, когда он опускается еще ниже, проходя по моим губам, словно нежная ласка.
Я почти произношу его имя. Почти умоляю его, издавая хриплый стон.
Но он знает. Эммет ждет, пока я соберусь с духом, и когда я, наконец, снова открываю глаза, он наклоняет голову… замирает на короткое мучительное мгновение… а затем награждает меня поцелуем.
Я застываю, когда его губы накрывают мои, целомудренный поцелуй быстро перерастает в нечто большее. В основном виновата я. Я отвечаю на поцелуй с голодом, который не узнаю. Моя рука скользит вверх, обхватывает его шею, и я еще глубже погружаюсь в поцелуй. Отталкиваюсь от пирса, чтобы прижать наши тела друг к другу. На краткий миг кажется, что это я затягиваю нас дальше, за точку невозврата. Но затем его обнаженная грудь встречается с моей, и он толкает меня обратно вниз, а его рот собственнически прижимается к моему.
Эммет целуется с таким мастерством, которого я никогда не испытывала, но он это знает.
Только вчера я призналась ему, что никогда страстно не целовалась, и теперь он, похоже, намерен это исправить, подарив поцелуй, который погубит меня. Если меня когда-нибудь спросят о первом поцелуе, о первом настоящем поцелуе, я вспомню именно этот момент на пирсе. Какой же высокомерный ублюдок — поставил свое клеймо на моей памяти, чтобы навсегда остаться на периферии моих фантазий.
Эммет опирается локтями по обе стороны от моей головы, и его влажное тело прижимает меня к пирсу. Из меня вырывается стон, но я слишком потеряна, чтобы сдерживать желание. Очевидно, он чувствует то же самое. Эммет приподнимается надо мной, опираясь на одну руку, и тяжесть его желания давит мне на бедро, и это невозможно игнорировать. Наш поцелуй становится глубже, губы раскрываются в унисон, его язык скользит по моему. Внутри разгорается пламя, лишая меня кислорода и здравого смысла.
До этого момента он держал свои руки при себе, но теперь приподнимается ровно настолько, чтобы позволить свободной руке скользнуть между нашими телами. Его теплая ладонь вызывает порхание бабочек, когда он проводит ей по моему животу, бедру, затем скользит вверх, задирая мокрый шелк сорочки. Он поднимается все выше, пока его пальцы не касаются нижней части моей груди. Эммет чувствует, как меня охватывает наслаждение, и снова проводит тыльной стороной пальца вверх до вершинки моей груди, дразняще медленно, а затем опускается вниз, поглаживая по ходу движения.
Прохладный воздух обдувает мои бедра, когда ночная рубашка задирается еще выше. Я уже собираюсь приглашающе раздвинуть ноги, чтобы посмотреть, куда заведет меня эта темная ночь, как вдруг тихий ветерок разносит взрывы смеха. Я вздрагиваю. Может быть, ничего особенного, просто компания на вилле перебрала с выпивкой, но у меня такое чувство, что нас поймали, как будто, если открою глаза, то увижу, что все они стоят у подножия пирса и наблюдают за нами.