Инженер Петра Великого 7 (СИ)

— К делу, ваше сиятельство, — мой голос резко оборвал его приветственные излияния. — У меня нет времени на любезности. Где Государь и его армия?
Наместник на мгновение смешался, но тут же расправил плечи, принимая вид человека, посвященного в великие тайны.
— О, Его Императорское Величество проявил воистину стратегический гений! — с пафосом начал он, заставляя меня морщиться. Не люблю я таких людей. — Дабы не терять драгоценного времени, государь со всем основным войском — а это, смею доложить, более тридцати восьми тысяч отборных сабель! — выступил из города три дня назад!
  
Три дня. По такой грязи это вечность. Пропасть, которую не перепрыгнуть.
— Куда он направился? — выдавил я, тяжело вздыхая.
— На юг, господин бригадир! На славное соединение с нашим вернейшим союзником, господарем Валахии, мудрым Константином Брынковяну! — Наместник говорил с таким упоением, словно сам вел полки в бой. — Их объединенные силы нанесут сокрушительный удар по османскому флангу! Разве не гениально? Господарь Брынковяну заверил нашего Императора в своей вечной дружбе и обещал предоставить провиант, фураж и свежие полки! Турки будут раздавлены!
Имя «Брынковяну» неприятно царапало слух. Память тут же подбросила исторический факт, выжженный клеймом на страницах учебников: предатель. Деталей и точных дат я не помнил, однако эта деталь вроде проскальзывала. Или я ошибаюсь?
Прутский поход. Котел. Окружение. И вроде как все окрестные города османы захватили, Яссу в том числе. И вроде как Брынковяну этот оказался предателем. Вот если бы этот тип не назвал его, вряд ли я вспомнил эту деталь. Весь этот «гениальный план», который с восторгом расписывал сияющий идиот, оказался лишь прологом к грандиозному спектаклю с одним финалом — полное уничтожение.
— Связь с армией есть? — мой голос, видимо, прозвучал как-то не так, потому что наместник вздрогнул.
Его воодушевление мгновенно угасло, он опустил глаза.
— Увы, господин бригадир… с того самого дня, как войско выступило, от них не было ни единого гонца. Степь, сами знаете, кишит татарскими разъездами, все дороги перерезаны. Но мы не теряем надежды! Уверен, Государь уже празднует победу вместе с союзниками!
Он врал самому себе, пытаясь заглушить собственную тревогу, а у меня перед глазами уже разворачивалась ясная картина: русская армия, запертая в болотистой пойме реки, без провианта и фуража.
— И еще одно, — добавил наместник, словно отчаянно пытаясь сообщить хоть одну хорошую новость. — К нашей великой радости, с нами осталась ее величество, государыня Екатерина Алексеевна. После того ужасного случая на Днестре она, слава Всевышнему, выжила, но все еще хворает. Государь, заботясь о ее здравии, повелел ей оставаться здесь, под нашей защитой. С нами она в полной безопасности!
Контрольный выстрел. Последний элемент мозаики встал на свое место. Екатерина здесь. Заложница и символ, самая болезненная уязвимость. Если Яссы падут — а они падут, в этом я не сомневался, — ее пленение станет финальным аккордом катастрофы.
Задумчиво развернувшись, я вышел из зала, оставив позади наместника и моих офицеров. Мне нужен был воздух. На балконе в лицо ударил холодный вечерний ветер. Внизу шумел город, еще не знающий своей судьбы. Вверху, на ратуше, одиноко трепетал имперский штандарт.
Итак, что мы имеем? Государь прет прямиком в ловушку, подгоняемый лживыми обещаниями предателя. Гнаться за ним — самоубийство. Тем временем здесь, в этом слабо укрепленном городе, сидит его жена-императрица. И вся эта безумная авантюра держится на одном-единственном слове — «победа», которой не будет. Яссы, казавшиеся спасительной гаванью, на деле оказались очередной клеткой в гигантской мышеловке, расставленной на русского медведя.
Свежий воздух чуть взбодрил.
Когда я вернулся в зал, гул голосов стих. Осушив кубки, мои офицеры сгрудились над разложенной на столе картой. В их раскрасневшихся лицах горел азарт погони: ни тени сомнений или страха — одно лишь предвкушение славной рубки плечом к плечу с гвардейскими полками, где-то там, на юге. Заметив меня, они выпрямились.
— Ну что, ваше благородие? — Дубов, как всегда, говорил за всех, энергия из него так и перла. — Люди наедены, кони накормлены. К утру будем готовы. Прикажешь выступать?
В их простом мире существовал лишь один путь. Вперед. За Государем. Все остальное — от лукавого, за гранью понятий о долге и солдатской чести. Они ждали от меня единственно верного приказа.
Наместник Кантемира вышел, позволяя вести здесь небольшой военный совет.
Мой взгляд приковала карта.
— Нет, — тихо произнес я. — Никуда мы не выступаем.
В зале стало тихо. Офицеры переглядывались, силясь прочесть что-то на моем лице.
— Как это… не выступаем? — первым опомнился Разин; его шрам, казалось, потемнел. — Государь там… Бригадир, ты ж сам говорил… Мы должны идти!
— Куда идти? — Я поднял на него тяжелый взгляд. — Гнаться за ветром в поле? Мы отстали на три дня. По этой каше мы их не догоним — только загоним лошадей и нас самих сметут. Станем легкой добычей для татар, которые уже наверняка кружат вокруг государевой армии, как волки вокруг раненого лося.
— Но мы не можем здесь сидеть сложа руки! — взорвался один из молодых капитанов. — Это… это походит на трусость!
— Тот, кто еще раз произнесет это слово, отправится остужать голову не очень приятным образом… Трусость, капитан, — это бездумно вести своих людей на убой ради красивого жеста. А ваше предложение — именно оно.
Мысли лихорадочно метались, отбрасывая один гибельный вариант за другим. Лезть за Петром? Глупость — сдохнуть в степи, как бездомные псы. Честь? Какая к черту честь в бессмысленной смерти, которая никому не поможет? Отступать, утащив Екатерину и спасая своих? А что потом — вернуться в Россию предателем? Смотреть в глаза тем, кто ждал вестей об отцах и мужьях? Нет уж, лучше татарская пуля, чем петля от своих на родине. Оба очевидных пути вели в никуда, являясь частью дьявольски хитрого плана. Любой мой выбор в рамках этой логики проигрышный. Значит, нужно ломать планы врагов.
— Господа, — я обвел взглядом их хмурые лица. — Государь в ловушке. Я знаю это так же точно, как-то, что все мы смертны. Его «союзник», этот Брынковяну, — иуда. Армия идет не на соединение, а на заклание.
По залу пронесся гул недоверия, возмущенный ропот.
— Откуда такие вести, ваше благородие? — осторожно спросил Дубов, в его голосе уже не было прежней бесшабашности.
— Назовем это расчетом, поручик. Подкрепленным тем, что я видел и слышал. Турки не дураки. Они не стали бы оставлять у себя в тылу такой лакомый кусок, как Яссы, не будь они абсолютно уверены, что главная русская армия сама идет им в пасть. Этот город станет их следующей целью, как только они покончат с Государем.
В их глазах боролась слепая вера в меня с законами военной логики. Разин, человек прямой и честный, не выдержал.
— Но если так… если Государь в беде… мы тем более должны спешить! — воскликнул он. — Предупредить! Прорваться! Пусть хоть сотня дойдет, но дойдет!
— Поздно, — отрезал я. — Опоздали. Кольцо замыкается. Пытаться пробиться к нему сейчас — все равно что прыгать в колодец за утопающим: утонем оба. Смотрите! — костяшки пальцев стукнули по карте. — Он здесь, в ловушке! А мы — здесь! Пойдем к нему — нас просто сметут по дороге, сомнут. Но если мы окопаемся здесь, в Яссах, превратим этот городишко в чертову крепость, у него появится цель! Понимаете? Не бежать в никуда, а прорываться к своим! Мы станем для него маяком, а не еще одним камнем на шее! А весть о том, что здесь его ждут мы передадим.
  
И была Екатерина. Последний, решающий довод, гиря, перетянувшая чашу весов в сторону безумия. Я не мог ее бросить. И не мог увезти, больную, через кишащую татарами степь — верная смерть для нее и, скорее всего, для всего отряда. Она наш якорь. И он, как ни парадоксально, не тянул нас на дно, а указывал единственно верный курс. Мы должны были остаться. Да и Петр будет стремиться попасть сюда, к императрице.