Капитан повесился! Предполагаемый наследник
Юстас и Джилл устроили новый праздник, а после принялись планировать будущее. О браке Юстас не сказал ни слова – всерьез он об этом не думал; Джилл, в свою очередь, была слишком умна, чтобы заводить об этом разговор так рано; это можно и нужно будет сделать потом, когда появится подходящая возможность. Сейчас ее все устраивало. Деньги – это все, что Джилл было нужно; много ей не надо, к расточительности она не склонна – дорогие украшения и меха ее не интересовали; главное, чтобы хватало на праздную жизнь, пристойную одежду, славные обеды, конечно, и вечера в свете. Джилл Пэрис была слегка ленивой и чуточку жадной – в других грехах она себя уличить не могла.
А вот Юстас замахивался на большее. Возвращение в пристойную квартиру необходимо, пожалуй, в самую первую очередь. Ведь если он собирается зарабатывать и дальше, то хорошее жилище просто необходимо, комфорт же – дело десятое. Но не на Сент-Джеймс, нет; так скоро он туда возвращаться не намерен – слишком подозрительно, сразу привлечет внимание, которого он хотел избежать; может, Блумсбери – но не на углу с Финсбери, где он живет сейчас, или в районе Ковент-Гарден – и удобно, и подозрений не вызовет. Необходима новая одежда – ходить в обносках ему не с руки. Слуга. Да, нужно снова зажить как джентльмен – только этого Юстас и хотел. После всего, что ему пришлось пережить, это не так уж и много.
Глава 13
Лорд Бэрреди
На следующее утро после приятного собеседования в «Британском займовом обществе взаимопомощи» Юстас нанес обещанный визит своему племяннику Дезмонду Хендэллу. Мальчик жил в квартире, выходившей на Риджентс-парк, с сиделкой миссис Тумлин. Она встретила Юстаса и провела его в небольшую гостиную. Это была высокая худощавая женщина, уже разменявшая пятый десяток, с добрыми глазами и ласковым голосом. Однако по ее сжатым губам Юстас понял, что подчас миссис Тумлин может быть строгой и непреклонной. Некогда она работала медсестрой в больнице, затем вышла за врача. Недавняя смерть мужа заставила ее снова зарабатывать себе на жизнь, впрочем, найти такую хорошо оплачиваемую работу, как здесь, ей не составило труда. Ее доброта, профессионализм и опыт делали ее незаменимым спутником для больного человека.
Юстас представился, и миссис Тумлин, которая, по всей видимости, слышала о нем от Бланш Хендэлл, сразу же заговорила с ним о Дезмонде. На данный момент он чувствует себя довольно хорошо. Смерть отца, конечно, стала для него потрясением, но он уже так давно отрезан от внешнего мира, что чужая жизнь для него не так реальна и осязаема, как для нормального, здорового мальчика – жизнь и смерть, успехи и несчастья людей проходят мимо него, почти не трогают его в этом тихом пристанище. Дезмонд всегда скучал по отцу, но смерть эта, по сути, никак на него не повлияла. Его материальное положение может серьезно измениться, но миссис Тумлин кажется, что он даже не думает об этих переменах. Здесь Дезмонд счастлив – ему хватает своих книг, радио, собственных стихов и нескольких друзей. Сейчас мальчик глядит на парк, находясь на балконе. Учитывая такую возможность, эту квартиру и выбрали. Балкон выходил на юго-запад и был идеален для инвалида; если Дезмонд не чувствовал себя плохо, он сидел там до самого вечера, наслаждаясь видом и таким редким в здешних краях солнцем.
Эта короткая фраза – «если Дезмонд не чувствовал себя плохо» – была едва ли не единственным упоминанием болезни Дезмонда. Спрашивать что-то напрямую Юстас не хотел. Жаль, что мальчик на балконе; Юстас больше хотел осмотреть его спальню. Впрочем, он зайдет позже, когда стемнеет. Итак, миссис Тумлин провела Юстаса на широкий балкон, и все его тревоги разом испарились. Для этого было достаточно одного взгляда на бледное, истощенное лицо лежащего на кровати мальчика – Юстас видел, что смерть уже нависла над ним и с каждым часом будет опускаться все ниже и ниже.
Любопытно, однако, как быстро это первое впечатление отошло на второй план после обаятельной дружелюбной улыбки Дезмонда Хендэлла. В свои двадцать лет он был достаточно вежлив и умен, дабы понять, что гостей смущает комната для больного, и умел избавить их от неловкости. Пока он говорил об отце, Гленэллихе, где никогда не был, о Бланш, которую он явно любил, его лицо посветлело, и Юстас уже не видел прежнюю маску смерти. Перед его глазами сияло красивое лицо с хендэлловскими чертами, не испорченное характерным для старшей ветви высокомерием, на нем застыло мягкое и задумчивое, а потому безгранично притягательное выражение.
Родственники проговорили больше часа, главным образом о семье. Оба смотрели на нее несколько обособленно; да, они исходили из разных позиций, но впечатления их во многом сошлись. Кроме Бланш, Дезмонд чаще всего виделся с Генри Карром. Адвокат часто навещал его, особенно летом, когда он на часок-другой убегал со службы ради крикетного матча. В эти драгоценные часы Карр всегда находил время, чтобы подбодрить больного. Обычно он приносил ему книги или рассказывал о новинках, беседовал с Дезмондом о том, что происходит в мире, и самое главное – относился к нему как к мужчине, и это получалось у Генри совершенно естественно, без намека на ту едва скрываемую жалость, которую инвалиды терпеть не могут. Карр редко сообщал о своем приезде заранее, так как боялся, что дела не позволят ему порадовать себя и Дезмонда еще одной встречей. Юстаса немало удивило его поведение – лично ему адвокат показался эгоистичным, хотя и довольно гостеприимным и дружелюбным человеком.
Юстас покинул квартиру племянника, искренне сожалея о том, что этот милый, такой храбрый и вопреки всему жизнерадостный молодой человек должен уйти до того, как им с Джилл «поднесут все на блюдечке». Слава богу, за это трагическое дело примется сама природа – он бы до такого не дошел. Даже устранение такого неприятного типа, как Дэвид, было достаточно гадким поступком; совершить то же самое с Дезмондом… нет, ну зачем вообще забивать себе этим голову?
Юстас вернулся к себе и обнаружил письмо, написанное незнакомым неровным почерком. Конверт был из плотной, хорошей бумаги; он напоминал другое письмо, которое Юстас получил каких-то пять недель назад от кузена Дэвида Хендэлла – его собственноручно подписанный смертный приговор. Теперь Юстас, открыв конверт, обнаружил не менее удивительное письмо от деда Дэвида, старого лорда Бэрреди, с которым ни разу не встречался и который прежде никак не выказывал то, что знает о существовании Юстаса.
В письме было сказано следующее:
Поместье Деррик,
Бэрреди-на-Тайне,
18 сентября 1935 г.
Дорогой Юстас!
Я буду очень тебе благодарен, если ты возьмешь на себя труд и отправишься на север повидать меня. Есть пара вопросов, которые я непременно хотел бы с тобой обсудить. Если ты сообщишь мне, когда и в котором часу прибудешь в Ньюкасл, я отправлю водителя тебя встретить. Это будет долгое путешествие, а потому я надеюсь, что на ночь ты останешься у меня.
С почтением,
Бэрреди.
Читая письмо, Юстас приходил во все большее возбуждение. Вот оно, доказательство, что положение его изменилось и отныне он играл в семье важную роль. Старый Бэрреди имел репутацию тяжелого и прямого человека, не разменивающегося на вежливость и семейные порядки. Раньше он Юстасом не интересовался вовсе. А теперь не только признал его существование, но и снизошел до написания чрезвычайно любезного и гостеприимного письма. Все меняется! Джордж Пристли сразу бы сказал, как понимать это письмо, если бы Юстас показал его. Но с какой, спрашивается, стати…
Однако он показал письмо Джилл, и она загорелась так же, как и он, и сразу потребовала сесть в первый же поезд до Ньюкасла, рассказала, что надеть и что взять с собой. Она даже вызвалась собрать для него вещи, если только Дрейдж пустит ее к нему домой (увы, Юстас прекрасно знал, что такого она не допустят). Расписание поездов до Ньюкасла было неудобным – поездка занимала слишком мало времени, чтобы по-человечески выспаться; например, «ночной поезд» отправлялся в 22.45 и прибывал в Ньюкасл в невыносимые 5.10. В конце концов они с Джилл решили, что Юстас должен ехать со всеми удобствами в «Летучем шотландце», и утром в пятницу он сел в поезд, который в 15.08 должен был оказаться на вокзале Ньюкасла.