День, в который… (СИ)

Воробей все еще сжимал горлышко бутылки — и смотрел так, что Анамария осеклась. В молчании стал слышен плеск воды о борт — гулкий, как в бочку. Дернувшись лицом, капитан наконец отозвался:
— Что?..
  
XI
 
В брызгах рушились волны; кричали чайки над мачтами, и брызги долетали до капитанского мостика. На сей раз паруса на «Черной жемчужине» были белыми — и золотились на утреннем солнце; а над кормой бился на ветру поднятый для маскировки английский флаг.
— Опасное дело вы задумали, сэр, — хмуро заявил Гиббс.
Джек Воробей сделал вид, что не расслышал.
— Наше счастье, если Норрингтон утонул! — крикнула с вантов Анамария. — Кэп, надо было его сразу выкинуть за борт со всеми его матросами!
Джек посмотрел вверх, грустно подумав, что был о ней лучшего мнения. Должно быть, эта мысль отразилась на его лице, потому что Анамария фыркнула, блеснув белыми зубами; встряхнула головой — растрепанные косицы упали ей на лицо… Тут Джеку пришло в голову, что он роняет свое капитанское достоинство, — вскинув голову, капитан Воробей величественно отвернулся… И тут Анамария завизжала.
Визжащая Анамария — это показалось пиратам невероятнее затонувшего в одночасье города. Половина команды, побросав все дела, сбежалась на верхнюю палубу посмотреть, куда показывает трясущаяся коричневая рука.
Кто-то тонко взвыл. Кто-то с перепугу взмолился дрожащим голосом:
— In Domine Patris…
Темный продолговатый предмет, прибитый волнами под борт «Жемчужины», гулко ударился углом в обшивку.
— Это гроб! — ужас был в неузнаваемо тонком, жалком, истеричном выкрике негритянки. — Гроб!
Вода заливала черную полированную крышку — и отливала, черный ящик нырял в пене. Его развернуло, ударило о борт боком. Это и в самом деле оказался закрытый гроб — богато отделанный, плыли по воде золотые кисти…
Выразительное лицо капитана выразило его мнение о всяких там бесхозных гробах, позволяющих себе заплывать под борт его корабля: капитан скривился, показав язык в приоткрытом рту, — отвернулся.
— У них, видно, размыло кладбище.
Гиббс ухватил его за плечо.
— Сэр!.. Кэп, это дурная примета! Гаже не придумаешь! Гроб!
Тут Джек даже задумался: а не зря ли он сделал Гиббса первым помощником? Но, с другой стороны, хотя Гиббс, конечно, гораздо глупее его, Джека, вся остальная команда еще глупее Гиббса, а ведь не может же он, Джек, быть первым помощником у самого себя. А с третьей стороны…
Но, между тем, берег Ямайки уже синеватой полосой горбился на горизонте, — а Джек глядел на него в подзорную трубу, и, таким образом, каждый был занят своим делом. Но берег вставал из моря — и чем дольше Джек на него смотрел, тем меньше был ему знаком этот берег, и тем лучше этот берег и дурные предчувствия Джека (а при виде этого берега Джек сразу понял, что на самом-то деле у него БЫЛИ дурные предчувствия) понимали друг друга.
Ветер трепал седые бакенбарды Гиббса.
— Мы пробьем днище, кэп.
Джек, нахмурясь, всматривался в мутную воду. Видно было неглубоко.
— Еще немного.
Марсовый с мачты закричал так истошно, что задремавший на рее попугай от неожиданности сорвался, захлопал крыльями, заорал тоже, — уронил помет на сушившиеся на вантах штопаные подштанники. Загомонило множество голосов; команда, толкаясь, бросилась на нос, — смотрели в воду, прикрываясь ладонями от солнца.
В отвесных лучах солнца под водой клубилась муть. И там, в глубине, тенями проступало: стены разрушенного собора, покосившийся крест на чудом уцелевших остатках крыши, — и «Жемчужина» проплыла прямо над ним…
Кому еще доводилось увидать собор сверху? Джеку пришло в голову, что такой редкий случай даже можно в некотором роде назвать везением, хотя, конечно, он лично предпочел бы без такого везения обойтись; он как раз размышлял о преимуществах своего корабля перед всеми другими кораблями — оказывается, «Жемчужина» будто создана для того, чтобы проходить над затонувшими соборами, хотя кому бы такое могло придти в голову; и как раз когда он добрался до мысли: «Я и «Жемчужина»… нет, мы — я, «Жемчужина» и удача. Это великолепно, я с собой согласен!..», появились акулы. Одна, вторая… а в глубине, отбрасывая тени в пыльную зеленоватую толщу, еще две что-то трясли, делили, рвали, — и лохматые ошметки оседали на проломленный купол собора… И Джек, конечно, сразу понял, ЧТО они треплют, — и все остальные поняли это тоже, потому что…
 
Словом, пришлось капитану Джеку Воробью признать (с большим сожалением!), что Гиббс и гроб, по-видимому, были правы.
На веслах обойдя затонувшие руины Порт-Ройала, «Черная жемчужина» бросила якорь у той же косы Палисейдоус, но несколько ближе к берегу. Песчаный берег, косо уходящий в воду, усеивали обломки; за полосой прибоя громоздились сплошные развалины. Сломанные пальмы, сорванные измочаленные листья, доски, камни, опрокинутые целиком деревянные дома… Из воды у берега торчали обломанные мачты затонувших судов.
Шлюпки удалялись по расплавленному металлу моря — к зелени берега. С борта махали оставшиеся на корабле, выкрикивали что-то, уже неслышное за плеском волн. На корме последней, пятой шлюпки рядышком сидели капитан и первый помощник.
На торчащих из воды остатках стен переливались блики от волн. Рыбки вплывали в окна; пираты в ужасе переглядывались. Никто из них не знал и не мог представить истинных масштабов постигшей Ямайку катастрофы. Шутки шутками, но что две трети Порт-Ройала не просто разрушено, а ушло под воду и от территории города осталось не более десяти акров, — сколько бы ни мололи в тавернах пьяные языки, серьезному человеку поверить в такое было решительно невозможно. Но вот…
И все же главной опасности, поджидавшей их здесь, пираты не заметили. Не желая удаляться от своей цели — Порт-Ройала, они оставили без внимания Кингстонскую бухту, расположенную в основании все той же косы, но по другую ее сторону. А между тем именно в гавани Кингстона, второго по размерам города Ямайки, ныне переполненного беженцами, два дня назад бросили якорь четыре английских военных корабля. Командующий эскадрой, полковник Фишер, выполнял приказ лорда Уиллоугби, генерал-губернатора английских колоний в Вест-Индии, — ведь Ямайка, потерявшая в катастрофе весь военный флот, становилась легкой добычей не только для разного рода авантюристов, но и для французских войск. (Отсюда видно, что мысли лорда генерал-губернатора и пиратов двигались очень похожими путями и привели к одним выводам, — чем лорд генерал-губернатор, узнай он об этом, был бы даже польщен, ибо всегда полагал пиратов хитрыми бестиями; капитан же Воробей, узнай он об этом, был бы, напротив, весьма неприятно разочарован, ибо полагал хитрой бестией одного себя.)
Итак, за два дня до описываемых событий, полковник Мэттью Фишер на своем флагманском фрегате «Вихрь», сопровождаемом еще тремя кораблями — фрегатами «Юнона» и «Маргарет» и шлюпом «Лев», вошел в Кингстонскую бухту, дабы обеспечить необходимую поддержку властям Ямайки. На деле же, как водится, отношения между Фишером, формально оказавшимся в подчинении, но обладавшим единственной на острове реальной военной силой, и этими самыми властями, формально наделенными полномочиями, но более не имевших возможности претворять их в жизнь, немедленно обострились и продолжали ухудшаться.
Пираты, впрочем, как уже было сказано, ни о чем этом не подозревали — английская эскадра была скрыта от них полосой поросшей лесом суши. С очередной прибойной волной первая шлюпка ткнулась носом в берег. На белый коралловый песок ступил сапог капитана Джека Воробья.
В безлюдных улочках застоялось знойное марево. Сухие водоросли свисали с проломленных крыш. Проскрипела висящая на одной петле ставня — качнулась на белых раскаленных камнях куцая густая тень.
Улица обламывалась прямо в воду. В мертвой тишине посвистывал ветер, потихоньку заметая мостовую песком. Джек пошевелил носом. Ему вдруг показалось, что к запахам сохнущих водорослей и моря, и еще всякого разного, и всего остального примешался этакий отчетливый душок, — а тут как раз, будто бы невзначай, подул ветер, и запах стал таким явным, как если бы сама костлявая с косой уже изготовилась схватить за плечо капитана Джека Воробья.