Адский договор: Переиграть Петра 1 (СИ)
— Стоять! Стоять, вашу мать! — грозно крикнул Воротынский, решив, прекратить готовящееся смертоубийство. Распалившиеся драчуны уже за ножами потянулись. Не дай Господь в дело их пустят. — Стенька! Вежи этих подлецов! Потом в холодной пусть посидят пару ден, чтобы впредь умнее были. Ну, собаки!
Рукоятками бердышей стрельцы быстро навели порядок. Пару раз по хребтине двинули, и все успокоилось. Стенька еще своей дубиной кое-кому для вразумления добавил. А что, ему не жалко.
— Из-за чего тут… — Воротынский огляделся по сторонам. Толпа, и не думавшая расходится, внимательно следила за ним. — Ну⁈ Или кто на дыбу захотел? — люди колыхнулись назад. Кто-то вытянул руку в сторону небольшой навеса, что стоял в пяти — шести шагах отсюда.
Вперед выскочил низенький плюгавенький мужичок с помятым картузом на грязной голове и начал низко кланятся.
— Надежа боярин, я все знаю, видел. Я все покажу, — он удивительным образом умудрялся и низко кланяться и одновременно заглядывать по-собачьи в глаза боярину. Видимо, сказывалась долгая практика. — Там все! Вона! Невиданный товар! Купчики, как яго углядели и распробовали, так и в них, словно бес вселился. Морды красные стали, лаяться пошли. А после в драку полезли.
Нахмурившись, Михаил Петрович повернулся в сторону навеса, за которым стояла какая-то странная Боярин недоуменно сдвинул брови, ни чего не понимая. Продавец, старик с раскосыми глазами, был одет в какое-то платье, напоминающее то, что носят в жарких странах. Это был длинный свободный балахон, без какого бы тони было намека на талию, пояс. На голове находилось некое подобие чалмы, особым образом свернутое длинное полотно. Руки старик непрестанно перебирали четки из крупных черных камней.
— Хм… — Воротынский подошел к самому прилавку, продолжая внимательно разглядывать старика. Много повидавший гостей из чужих стран, он никак не мог понять, откуда этот продавец прибыл в Москву. Чалма намекала на страну у Хвалынского моря, длинное платье из темной парчи — на османскую Порту. Четки из черного дерева могли прибыть только из египетского бейлика. — Чем торгуешь, гость[1]?
Старик, лицо которого казалось вырезанным из камня, молча поклонился, и поднял с прилавка широкий кусок ткани. Внизу оказались маленькие, с детский кулачок, бутылочки или даже кувшинчики из непрозрачного зеленого стекла, сверху закрытые пробками и залитые сургучом.
— Что сие? — начал терять терпение боярин, тыкая толстым пальцем в прилавок.
Опять ничего не говоря, продавец откуда-то вытащил початый бутылек и осторожно поднес к лицу Воротынского. Тот хотел было отшатнуться. Кто знает чем могли в лицо ткнуть.
— Ну-ка, ближе, — дрогнул голос боярина. Его ноздрей коснулся чудесный цветочный аромат. Казалось, он был огромном поле, заполненном самыми разными цветущими цветами. Хотелось снова и снова вдыхать этот аромат, наслаждаться им, «купаться» в нем. Он с трудом оторвался от бутылька. — Что сие за благость такая? Словно Боженька в душу почеломкал. Вся дурнота мигом прошла.
Он повел носом и поморщился. Зловонные запахи базара вновь начали возвращаться, отступив на какой-то миг.
— Откуда привез ароматные масла? — догадавшись, быстро спросил Воротынский. Конечно, это были масла, что везут с Востока. Он и сам не раз брал себе и своей супруге. Только те почему-то было по слабее запахом. Разводили, наверное, водой, собаки. Шкуру бы с них спустить. — От осман? С Персии? А-а! С Индии, вестимо, — старик, наконец, кивнул.
Воротынский наклонил вперед и глубоко вдохнул, надеясь снова почувствовать тот чудесный аромат. После оперся руками на прилавок.
— Слушай, чужеземец. Я боярин Воротынский. Вся Москва меня знает, — внушительно начал он, подбоченясь и выставив вперед живот. — Весь товар мне продашь. Не обижу. Много, очень много получишь. Все, что будет, сразу же мне вези. Слышишь меня? Все возьму.
Старик щурил узкие глаза и кивал.
Воротынский же мысленно потирал руки, понимая, что з атакой подарок к своим именинам государыня ему простит любое прегрешение. Последних же у него, как и любого другого, было немало.
-//-//-
Еще учиться толком не начал, а его уже привлекли к работе. На третий или четвертый день, как он начал в Славяно-греко-латинскую академию ходить, ему уже послушание дали, словно настоящему монаху. Оказалось, здесь порядок монастырский такой. По словам ректора академии, ученики должны и земными трудами заниматься, а не только «грызть» гранит науки.
Во время работы в монастырском хозяйстве с ним приключилась довольно занимательная история. Хотя, правильнее даже сказать, курьезная. Понадобилось ему во время уборки территории отлучиться по малой нужде. Забежал он быстро в закуток, что находился между монастырской овчарней и конюшней. Думал здесь по быстрому все свои дела сделать и вернуться к работе. Только развязал шнурок и приспустил порты, как в голову ему пришла, глупейшая, как поначалу показалось, мысль.
— С этой способностью я же готовый огнеметчик! Вот тебе и супер оружие для войны с крымчаками! Ха-ха-ха! — из стороны в стороны водил «оружием», словно уже обрушивал на врагом зажигательную смесь. — Бред какой-то! Встали напротив друг друга два войска — русское и крымско-турецкое. Тут я вперед вышел со спущенными портками и готовым «оружием» в руках. Поднес свечку и как начал… Ха-ха-ха-ха!
Парень едва не свалился с ног от напавшего на него дикого ржания. Хрипел, сопел, пытался кусать губы, но сумасшедшая картина с голозадым огнеметчиком никак не выходила из его головы. В его мыслях фигура с интересным «оружием» с немыслимой беспощадностью жгла орды крымских воинов, превращала в пепел их крепости и укрепления, уничтожала османский флот. Успел даже представить, как за его ратные подвиги ему на грудь лично государыня Софья вешает только что утвержденный орден «Ссаного енерала». На реверсе ордена располагался он во всей красе…
— Вот же, б…ь, отлучился называется по нужде. Что за бред в бошку лезет? — качал Дмитрий головой, когда немного успокоился и перестал задыхаться от ржания. У него аж скулы стало сводить. — Проблем что ли мало?
Проблем же хватало. Один сынок Воротынского чего стоил. Этот толстяк, недавнюю их стычку воспринявший неимоверным унижением для своей «боярской чести», буквально преследовал парня. Вместе со своими прихлебателями — двумя крепкими оболтусами — не давал ему прохода в школе: подстерегал у школьных келий, пытался столкнуть с одной из многочисленных лестниц, норовил напакостить во дворе. Дмитрию, не будь дураком, держался, стараясь не раздувать конфликт. Проблема с великовозрастным болваном, сынком очень важного здесь человека, могла серьезно помешать его планам.
— Мать твою! — фыркнувший парень едва успел пригнуться, когда увидел летящий в его сторону комок. Пролетело мимо и шмякнулось в стороне. Оказалось, кто-то кинул в него слегка подсохшей коровьей лепешкой. — Вот же уроды!
Возле коровника маячили три довольных рожи с палками, которыми, похоже, и кидали в него навоз. Точно. Толстяк снова подцепил здоровенную лепешку и с силой замахнулся палкой, но кусок навоза сорвался и упал на соседа. Тот тут же начал отряхивать испачканную одежду, что-то жалобно вереща.
— Отведал говнеца? — ехидно крикнул Дмитрий, сопровождая вопрос обидным жестом. — Если мало, то у коровы под хвостом еще пощупай. Чай, не откажет.
Полаялись, конечно, немного, пока не пришел надзиравший над ними монах. Схимник, весьма суровый дядька, одним своим видом все прекратил. Даже слова не сказал. Только зыркнул на них пронзительным взглядом из под седых бровей, сразу же у них мороз по коже пошел. Такого разве не послушаешь, если только от одного взгляда душа в пятки уходит.
— Все, все, — парень примирительно развел руками, показывая, что все понял. — Я уже работаю, — схватился за метлу и продолжил подметать монастырский двор.
Метла была здоровенной: ручка едва ли не два метра, прутьев огромный пучок. Такую не каждый мужик использовать сможет. Видно, был тут монах-богатырь, который под себя этот инструмент делал.