Всего 50 (СИ)

– Конечно, нет. Но я чувствую себя итальянкой, потому что люблю Италию. Испанию тоже. И вообще – с некоторых пор стала ощущать себя человеком мира. Свободу духа считаю наиважнейшей штукой. Иду к ней, стремлюсь. Освобождаюсь от страхов.
– Например?
– Например, от страха постареть и потерять красоту. Я пришла к выводу, что красивой можно быть в любом возрасте. А ещё от страха потерять мужчину, любовь… Хочу научиться принимать жизнь такой, какой она… получается. Если что-то не получается, значит, время не пришло. Или не нужно тебе это.
– Да, согласен абсолютно. У меня вот не получилось создать семью. Все мои женщины были чудовищно ревнивы.
– Конечно, потому что у тебя на первом месте – музыка твоя…
– Вот именно! И сейчас я даже рад, что один. Я сам песни пишу, когда вокруг становится тихо… Творить можно только в одиночестве, факт.
– Согласна с тобой. Молодец ты. Как тебя зовут?
– Джейсон. Это псевдоним мой, но я на него отзываюсь… А тебя? Ты все-таки кто?
– Я – полукровка. Журналистка. Тоже в свободном полете – для разных изданий пишу. И я тоже одна. Хотя задачи такой перед собой не ставила…
– А это, мне кажется, данность… Ты приходи сюда, когда будет грустно. Я тут почти каждый день пою.
– Спасибо, Джейсон! Связки не порви.
***
С каждым шагом я крепла. Неосознанно сделав ставку на последний день пребывания в Барселоне, я по-своему спряталась «под крылом» Гауди в парке Гюэль. И в меня словно перетекла та свобода духа, которой здесь был пропитан каждый кирпичик, веточка или осколок цветной керамики в мозаике «тренкадис». Да, физически я смертельно устала, психически была надломлена, но ощущала прилив сил душевных, необходимых для того, чтобы оправиться от удара и горечи.
Барселона невзначай помогла мне. Свобода духа, которая живёт в этом приморском городе, неисчерпаема, несмотря ни на что, и она передается, если ты не закрыт, не заморочен, если не притупились твои рецепторы здоровой витальности. Если тебе элементарно интересно и хочется жить.
Я всегда рассчитывала на свою любовь к жизни. Она диктовала мне выход из тупиковых положений. Поднимала на гребень волны, и оттуда я сразу видела всю широту открытого передо мной мира, во многом ещё неизведанного и тем более привлекательного.
Нет, я уже гораздо сильнее, так что – справлюсь… Это испытание, и его нужно пройти. Для чего оно – сейчас не понять. Но это обязательно вскроется после.
Поначалу Барселона казалась мне если не враждебной, то, по меньшей мере, чуждой. То, что она приняла часть удара на себя, я осознала гораздо позже. Хотела я этого или нет, но город обступил меня спасительным кольцом, состоящим из тех пяти условных достопримечательностей, что были изображены на открытке-предтече, и искусством признанных гениев, коих знает весь мир, и творческим выплеском тех, чьи рисунки на асфальте стирает либо подошва прохожего, либо погодная коллизия. Меня прикрыла от прямого удара и намоленная Саграда – олицетворение свободы духа. Даже одинокий мим, присевший за мой столик, тоже внёс свою лепту.
Чтобы понять, насколько ты счастлив, нужно хотя бы однажды почувствовать себя глубоко несчастным. И окажется, что сама жизнь подставляет под тебя руки.
При одном условии – ты должен ощущать жажду жизни, проще говоря – любить жизнь и цепляться за неё, а не упиваться своей драмой. Тем более – разве это драма – несбывшаяся мечта? Просто реакция на крушение иллюзии у каждого – своя. Один норовит с моста сигануть, а другой встанет на этом мосту, уронит вниз две слезы и – начнет любоваться открывшейся панорамой.
С возрастом человек становится болеё рациональным, что ли. Дорожит жизнью – как таковой. Стихают амбиции. И борьба с иллюзиями перестаёт быть неравной. Хочешь выйти победителем – выйдешь. Человек очень силён. Надо просто поставить перед собой задачу и чётко её сформулировать. «Хочу жить и радоваться»! И баста. «Я сказал»! Как писал острослов Ежи Лец: «Будем сами дуть в свои паруса».
Надо сделаться полководцем самого себя. Это непросто, это – труд. Но никогда не бесполезный. Кому-то для этого нужно уйти в горы, кому-то раствориться в толпе. Одному хватает собственных ресурсов, а другой вынужден прибегнуть к помощи психотерапевта или сведущего человека. Просто близкого друга, наконец. Но, так или иначе, нужно постараться вынырнуть на поверхность из своих обиженных судьбой глубин. Это нам только субъективно кажется, что всё, конец. Объективно – всё гораздо проще. Непоправима лишь смерть.
 
Меня многому научили эти несколько дней. Одна только реплика Хосе «Это – жизнь» чего стоила! Казалось бы, два слова – что они могут объяснить, а тем паче – чем помочь? А помогли ведь.
Я любила жизнь и хотела жить. «Улыбнись мне! – сказала мне жизнь, – и я дам тебе шанс остаться балансировать на Земле, как та девочка Пикассо на шаре, вечная эквилибристка волею его кисти»…
***
В парке Гюэль я зафиксировала на камеру всё, что просилось или настаивало быть запечатлённым.
Пора уходить. Закончился ещё один день странного путешествия к самой себе.
Уезжать не хотелось, но, с другой стороны, оставаться не на что, да и толочь воду в ступе, по меньшей мере, неразумно. Как ни старайся, а почерневшая от моей драмы Барса насколько протягивает руку помощи, щедро одаривая собой, настолько же и прячет её за спину, постоянно напоминая, с кем я должна была исследовать её богатства.
Значит, хватит. Ещё один день был бы просто лишним. Хотя, безусловно, можно и программу туриста глубже копнуть, и музей Пикассо проштудировать…Но что-то подсказывало – надо брать билет на паром и в ночь уплывать.
Всё остальное, не открывшееся мне, я увижу и открою вместе с Серёжей.
ГЛАВА 12. Взрослая Ассоль
До отправления парома оставалось три с лишним часа. Ехать куда-либо уже не имело смысла.
У портовой набережной стояло на приколе большое судно с несколькими мачтами. Оно выглядело любовно отреставрированной музейной роскошью. Ему бы ещё две тысячи погонных метров алых парусов, витиеватую надпись «Секрет» на борту и красавца Артура Грея на капитанском мостике… Водоизмещением в двести шестьдесят тонн, как у галиота Грея, тут, конечно, и не пахло, но я отчетливо вспомнила гриновскую сказку.
Настроив фотоаппарат на самопуск и пристроив его на край скамьи, я приняла на фоне мощного киля парадную позу.
Такой снимок, помимо утилитарной, памятной, мог вполне нести ещё и эзотерическую нагрузку. «Галиот Грея» из рассказа «Алые паруса» и я – вместе, в одном кадре. Значит, послание во Вселенную ушло. Осталось лишь добавить сюда капитана корабля. Будущее добавит. Потому что мне очень этого хочется.
Мечтам свойственно сбываться. Причем, как правило, – в сути своей. А ещё точнее – в сути пожелания. Человек, может быть, и не получает конкретного предмета, о котором мечтал, но получает как бы основу, квинтэссенцию своей мечты. Вот зачем галиот? Не для того же, чтобы вцепиться в штурвал или лечь в его каюту. Чтобы увидеть, благодаря его наличию, дальние страны, совершить экзотическое путешествие. Значит, если Грей и не приведёт «под уздцы» долгожданные «Алые паруса», то ожидающая на берегу девушка всё равно в своё время куда-то поплывёт. Хоть на моторке, но поплывёт!
Последний вечер в Барселоне я решила, во что бы то ни стало, провести красиво.
На абсолютную оригинальность программы объективно не было сил. Но в пандан ночлегу в «Мажестике», которым я себя побаловала, просился праздничный ужин у моря, в ресторане с непременным видом на закат. В ритуале заката есть тот покой и та гармония природы, что помогают снять нервное напряжение дня.
Долго искать такой ресторанчик не пришлось. И закат себя ждать не заставил. На его желто-розовом фоне торчали зазывные мачты яхт и корабликов, уже не ослепляющих белым цветом, как днем, а успокаивающих мерным, тихим покачиванием, с тайным призывом уплыть на них к счастливым берегам…