Желанная для диктатора (СИ)

— Какие еще гниды? Прекрати манипулировать мной!
— Да что ты за баба такая?! Быстро остановилась! Фортуна, лучше не зли меня! Прекрати эти игрища с беготней!
Вспоминаю наш секс и синяки после. Громов способен разорвать душу в клочья. Утопить в чувственных ласках. Заставить захлебываться от удовольствия. Но у него есть и другая сторона. Он может уничтожить. Раздавить, как муху, и бровью не повести. Он не из нежных романтиков. Он хуже самого дьявола.
Громов до хруста сжимает кулак. Срывается с места.
— Хочешь, чтобы я зря потратил время? Ладно, я позвоню своему бойцу. У меня-то рука не поднимется, но вот он настолько хорош, что завтра утром ты будешь работать на Аляске. Козлам топить за грамотность. Оденься потеплее.
Не знаю, что бы сделал со мной взбешенный Громов, однако лязг замка снаружи останавливает нас обоих. Дверца в кабинет открывается. Я запахиваю испорченную блузку. Сначала встречаюсь взглядом с ошарашенным директором, но уже через секунду мой теплый мирок на глазах рушится по крупицам. Я забываю, как дышать. Говорить. Существовать.
— Мама!
Аришка забегает в кабинет. Радостно размахивает досточкой с выжженными каракулями.
— Доченька, милая, иди сюда.
Хватаю ребенка, прячу за спиной. В ужасе смотрю на Громова.
— А кто этот дядя?
Неукротимый еще мгновенье назад Громов за долю секунды меняет угрожающий тон:
— Я, — и мне и директору видно, насколько сложно даются слова мужчине, — друг. Твой и мамы.
Арише весело. Дочка общительная. Беззаботный ребенок. Она даже представить не может, что за человек непрошибаемой скалой возвышается напротив.
— Как тебя зовут?
— Артём.
Вот это да. Вот это новость. У нас Арине скоро семь лет исполнится, а я только узнаю его имя. Мне лично представиться Громов не соизволил. Хотя я спрашивала. Дочка обнимает меня, щекой прижимается к боку. Стесняется, но выглядывает:
— На! — протягивает поделку Громову.
А меня словно из ведра окатили. На морозе. И босяком пробежаться заставили. Дыхание перехватывает, кожу щиплет.
— Нет, Громов, не приближайся!
Пячусь, осторожно подталкивая дочь к выходу из кабинета. Мужчину будто незримыми цепями сковала моя фраза. Он хочет подойти, но опасается напугать Аришку.
— Вероника, не глупи.
Сейчас мне все равно до директора, что вытаращил глаза и поправляет очки. На учеников и техничку. Даже Викторию не замечаю. В коридоре крепко беру дочь за руку и прямиком направляюсь к лестнице.
— Мама, а почему мы бежим? Дядя плохой?
— Нет, он хороший. Просто нам нужно успеть в отель. Ты же помнишь, что случилось у нас дома? Градусник разбился.
Вихрем спускаемся на первый этаж.
Озираюсь по сторонам, стараясь не показывать своего страха. В гардеробе наспех одеваю дочь. Самой пальто накинуть времени не остается. Забираю чемодан у охранника и тороплюсь на улицу.
От ощущения опасности подташнивает. Изо рта клубами пара вырывается частое дыхание. Противный мелкий дождь портит мою прическу, но я не чувствую холода и нарушаю свои же правила — бегу по лужам и не боюсь промочить ноги. Молюсь, чтобы автобус подъехал как можно скорее.
У ворот школы стоит огромный черный внедорожник. Железная гробина на колесах, полностью тонированная. А раньше Громов ездил на простеньком седане. И дураку понятно, что законным путем на новый автомобиль нереально заработать.
Возможно, если бы Громов остался еще тогда в моей квартире, у нас были бы серьезные отношения. Семья. Мы бы вместе воспитывали дочь. Я работала учительницей, а Громов еще кем-нибудь. Хоть слесарем, но только не криминал. Господи.
Это кошмарно! Я кое-что знаю об этих ублюдках из информации в интернете — у них там целая алмазная империя. Прозрачные камни за бешеные деньги с рудников Якутии, омытые кровью. Такие люди, как Громов, не светятся на камеру, они всегда остаются в тени и лишь успевают менять наемные пешки, как в шахматах. Срубили? Я сделаю следующий ход. Конем.
Неравный бой я затеяла. Переть против Громова все равно что прописать себе программу на самоуничтожение. Но я не сдамся. Не позволю мужчине затянуть нас с дочкой в свой безжалостный мир.
 
Топчусь с ноги на ногу возле остановки. Аришка удивленно за мной наблюдает. Подрастет, поймет чувства матери.
Из-за угла выезжает автобус. У меня начинает дергаться левый глаз, когда водитель останавливается, чтобы пропустить пешеходов — у меня каждая секундочка на счету.
— Давай быстрее, умоляю…— шепчу тихо, незаметно для дочери. Зубы стучат. Пальцы на руках немеют. Колымага, наконец, доползает до нас. — Вот и славненько! Ариш, проходи вперед.
Внедорожник Артёма появляется будто из ниоткуда. Оглушает ревом мотора. Ослепляет ярким светом фар. Я вижу, как распахивается дверца. Мужчина выходит из авто, и каждый его шаг словно кинжалом вонзается в мое сердце.
— Фортуна!
Одним прыжком оказываюсь в салоне автобуса, а вот Громову не хватило пары секунд. Пыльные облупленные дверцы захлопываются прямо перед его носом. Старенький автобус тарахтит и трогается. Вздрагиваю, когда Артём с размаха ударяет кулаком в закрытые двери.
— Сука! — читаю по его губам.
Сам сука. А я интеллигентная женщина.
Разворачиваюсь и прохожу в салон. Надо бы оплатить проезд.
Проверяю сначала дочь — сидит, рассматривает досточку. Потом наклоняюсь, расстегиваю молнию на чемодане, нащупываю кошелек.
Автобус резко тормозит, еле успеваю схватиться за поручень. Все тело будто током пронизывает. Выпрямляюсь и вижу, что путь преграждает та самая черная машина. Грязное лобовое стекло не скрывает рассерженного Громова.
Трусливый водитель, конечно же, не препятствует, а покорно распахивает дверцы в автобусе. Но я здесь не одна. Вокруг люди, они обязательно возмутятся. Защитят нас с дочкой.
Артём подходит вплотную. Вполголоса рычит:
— Бестолковая.
— Не выражайся при ребенке…
— А как еще тебя назвать? Ты даже представить себе не можешь, в какую херню вляпалась.
— Бандитов своих запугивать будешь. Отпусти мою руку. Больно…
Я тоже шепчу и улыбаюсь, мол, все хорошо — театр для одного зрителя, для нашей дочки. Она спрыгивает с сиденья:
— Артём, это тебе! — протягивает ему поделку.
— Спасибо, малышка.
«Добренький» Артём присаживается на корточки. И его глаза… Они искрятся. А звериный оскал моментально сменяется на ласковую улыбку. Громов не моргает, он смотрит на Аришу и наверняка узнает в ней себя. Она его копия.
— Принцесса, ты бы хотела поехать с мамой ко мне в гости?— любезно предлагает.
  
Глава 7.
 
— Нет, Арина не хочет, — строго заявляю, одергиваю дочь от Громова.
Тот напрягает пасть и смотрит на меня строго. Наверное, снова бы выругался, но просто недовольно цыкает и вновь переводит взгляд на дочь.
— А я говорю, захочет. Ведь Артём купит принцессе большого медведя. Куклу в розовом платье с кукольным домиком. Мужем и конем с крыльями.
Ах, ты… Громов подготовился. Наверняка изучил рынок детских игрушек. Хитрый. Он знает, как найти подход к дочери.
— У нее и так много игрушек.
Мы по-прежнему стоим посреди дороги. Внедорожник с номерами «111», перегородивший путь, не придает водителю автобуса дерзости. Пассажиры тоже притихли и молча смотрят, как мужик с бандитской мордой, забитый татуировками под самый подбородок, уговаривает Аришу. И хоть бы один мужчина возмутился! Нет же, боятся, косятся и молчат. Я одна пытаюсь перечить Громову.
Он поднимается с корточек и становится выше меня на две головы точно. Сканирует взглядом присутствующих, потом меня. Хмурится, дергает бровью. Склоняется к дочери:
— Уроки сегодня можешь не делать, принцесса. Ты у нас приблатненная. А с твоей училкой я как-нибудь договорюсь…
— Ура!
Громов принимает ее восторг за согласие. Я мотаю головой.
— Без глупостей, Фортуна. Ты не ребенок, чтобы с тобой нянчиться. Не вынуждай насильно запихивать тебя в машину.