Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Огонь велся еще несколько минут, затем по двухфлажному сигналу с «Советского Союза», продублированному по радио, его задробили, после чего на выходящие из сферы зенитного огня кораблей соединения американские самолеты вновь накинулись перегруппировавшиеся советские истребители. На этот раз особого накала в их атаках не было – многие не смогли принять участие в этой фазе боя, получив повреждения или исчерпав боезапас. Сбив несколько одиночных торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков, истребители прекратили преследование и вернулись к соединению.
Три корабля, разошедшиеся в ходе боевого маневрирования на большое расстояние, поспешно собирались в компактный кильватерный строй. Авианосец шел чуть в стороне, принимая самолеты. Первыми садились те, кто заявлял о повреждениях, остальные в это время кружили, сбиваясь в строи эскадрилий. В эфире шел бурный обмен впечатлениями о проведенном бое, в адрес штаба авиагруппы передавались радостные комментарии.
Севшие самолеты немедленно откатывали к носовой части взлетной палубы, а затем по очереди опускали в ангар с помощью носового подъемника. У кормы мотались дымки зажженных на палубе шашек, указывающих направление и силу ветра. Офицер с белым флагом в поднятой руке, стоящий у среза полетной палубы, давал разрешение заходящим на посадку самолетам, готовый в любой момент получить запрещающий приказ с мостика. Нескольким истребителям, не выдержавшим паузу после посадки предыдущей машины, пришлось уйти на второй круг.
– Горючку и патроны!!! – проорал в лицо командиру палубной команды первый из севших комэсков. – «Пятерка» села уже?
– Нет.
– Бегом, мать вашу всех! Где Покрышев, где Амет?
– Не сели еще. Нельзя заправлять, товарищ капитан… Погодите, недолго осталось. Еще крутятся наши, ну нельзя ведь…
«Яку» сложили крылья, опустили вниз, на продуваемую насквозь из открытых бортовых проемов ангарную палубу.
Первым, кто попался комэску-три, был Раков.
– Тридцать минут у тебя, – сказал ему Кожедуб. – Готовь своих головорезов, пойдем, наверное, вместе.
Тот осознал, умчался нехарактерной для его комплекции рысью.
В центральном посту «Советского Союза», расположенном глубоко под верхней палубой, со всех сторон прикрытом броней, шла напряженная работа. Из центрального поста борьбы за живучесть, где обобщались данные от аварийных партий, обследующих район повреждений, туда непрерывно шли доклады. Об объеме полученных повреждений, о принимаемых мерах, о возможных последствиях. Пока еще было рано делать выводы о том, насколько торпедное попадание повлияло на боеспособность линкора, но серьезность сложившейся ситуации понимали все.
Одна торпеда в борт для линкора в шестьдесят с лишним тысяч тонн водоизмещением – вещь далеко не смертельная, однако последствия этого попадания могут быть весьма опасными. Группа инженеров из Чиликинского бюро, развернув простыни чертежей, рассчитывала варианты контрзатопления бортовых отсеков правого борта для спрямления возникшего крена. Крен на левый борт, после попадания быстро достигший трех градусов, больше не увеличивался, что было хорошим признаком. Торпеда попала в цитадель линкора и, разрушив и затопив отсеки системы противоторпедной защиты на большом протяжении, не привела к затоплениям в защищенной части корабля.
Последнее время ходили туманные слухи про разработанную и якобы уже применяемую американцами аж 57-сантиметровую авиаторпеду, но то ли это была не она, то ли она, несмотря на калибр, не представляла собой ничего особо страшного, но повреждения были в пределах соответствующих расчетов.
Однако линкор потерял часть горючего из цистерн левого борта, и вытекающий мазут стелился теперь за кораблем широкой черной полосой, отмечая его курс. Впрочем, с этим можно было бороться: через полчаса аварийные партии задействовали систему вытеснения топлива из поврежденных цистерн с помощью пенообразователей, и вскоре демаскирующий след должен был если не исчезнуть, то стать менее заметным.
Было ясно, что походу и рейдерству приходит конец, надо было убираться из Атлантики как можно быстрее. Хорошо, что выдержала ПТЗ [139], но вот по поводу маневренности линкора ничего, кроме матюков, Левченко сказать не мог. По диаметру циркуляции «Советский Союз» был, наверное, хуже всех своих современников.
С верхней палубы по крутым трапам сносили вниз раненых. Подхватив товарища под мышки и под колени, двое или трое матросов бережно перекладывали его на корабельные носилки и осторожно спускали на жилую палубу, а затем в корабельный лазарет. В развернутой операционной под ярким светом тысячесвечевых ламп две хирургические бригады оперировали тяжелораненых, фельдшера перевязывали тех, до кого очередь еще не дошла. Тихо переговариваясь между собой, четыре врача, выпускники ленинградского Военмеда, прошедшие полную школу фронтовой медицины, вели свою отчаянную драку, на этот раз за жизнь людей – цель прямо противоположная, чем у тех, кто поливал их огнем полчаса назад.
В выложенной сияющей метлахской плиткой операционной не было места званиям. Окончательная сортировка проводилась в предбаннике, или «чистилище», как его называли врачи между собой, в паузах между операциями, и у офицера не было никаких шансов попасть на операционный стол раньше матроса, на которого указал заляпанный кровью хирург.
Раненые все прибывали. Американские авиационные пулеметы произвели страшное опустошение в надстройках «Советского Союза». Их крупнокалиберные пули, если и оставляли человека в живых, превращали каждую рану в мешанину рваных мышц, обрывков сосудов и мельчайших обломков костей.
Именно в эти минуты на верхней палубе одним из офицеров был сделан ставший впоследствии знаменитым кадр: гнездо счетверенной 37-миллиметровой зенитной установки, разбросанные по ее полу сотни гильз и три неподвижных тела матросов в касках – навалившийся на рукояти поворотных механизмов наводчик, скорчившийся у подножия орудийной тумбы заряжающий, прижавший лицо к полной снарядной кассете, и раскинувший руки подносчик, лежащий лицом вниз.
Узел 6.2
18 ноября 1944 года, 9:45–11:50
Удар по авианосцу противника начали готовить еще до того, как на палубу «Чапаева» сел последний истребитель. Радиостанция «Советского Союза» ретранслировала разведчикам 6-й эскадрильи сообщение о курсе отходящих американских самолетов. Смысла в радиомолчании не было, атаковавшему их противнику координаты советских кораблей были известны с точностью до кабельтова. Впрочем, особой надежды на то, что их сообщение будет услышано хотя бы одним из пятерки «яков», командир авианосца не питал. Его прямо трясло от азарта – теперь ход был за советской стороной, и, если он будет верным, второго удара по эскадре уже не случится.
Из севших на палубу «Чапаева» истребителей большинство уже было спущено в ангар, где их облепили матросы, старшины, военные инженеры сразу, кажется, всех служб авианосца. Из подъемников погребов вытаскивали кассеты с патронами к 20-миллиметровым пушкам и крупнокалиберным пулеметам, в открытые горловины баков под напором врывались струи бензина, вдоль ряда самолетов двое матросов катили на тележке баллоны со сжатым воздухом.
Летчики буквально выползали из кабин своих самолетов, их бережно принимали, помогая сойти на крыло. Из кабины одного из первых севших «яков» пилота, залитого кровью, пришлось вынимать. Несколько офицеров, пошатываясь, все же оттолкнули матросов и сами спустили товарища на землю. Ноги его не держали, но он, обвисая на руках друзей, поцеловал крыло своего истребителя, прежде чем лечь на теплые железные плиты ангарной палубы.
Старший авиаинженер авианосца бежал между двумя рядами самолетов, оглядывая их один за другим, время от времени подтягиваясь на крыло с уже поднятой вертикально и поставленной на стопор консолью, чтобы заглянуть в кабину, или, наоборот, нагибаясь вниз. Офицеры-летчики махали ему руками, бросая каждый по несколько слов. Возле одного из «яков» 4-й эскадрильи инженер, даже не останавливаясь, скрестил поднятые руки – хвостовое оперение машины было изодрано в клочья. Добежав до конца ряда, он повернул обратно, теперь уже тщательнее осматривая каждый самолет в поисках повреждений.