Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль
Наконец пушка выплюнула последний выстрел, дымящаяся гильза грохнулась об пол боевого отделения, и наступила тишина. Только двигатель поуркивал на небольших оборотах. Потом не дождавшийся команды водитель тронул машину с места, на малой скорости выровняв ее со строем обеих батарей, двинувшихся на равнину, в сторону горящих немецких танков. Сквозь их строй, пробираясь буквально боком, прошли три Т-34 и две СУ-85 из их полка – все, кто уцелел.
Борис спросил по ТПУ [100] заряжающего, сколько осталось выстрелов, тот ответил, что еще больше половины – тридцать два.
– Еще один «Александр Невский» на Батю, – сказал наводчик бесцветным голосом. – Четко сработал, по-русски.
Старший лейтенант, не отвечая, кивнул. Он не хотел сейчас даже думать о том, кто погиб в тех двух батареях. Там чуть не каждый второй был его другом.
Ополовиненный полк продолжил движение вперед, проламываясь через немецкие позиции. В течение часа они не видели почти никого живого, набегая на линии неодушевленных дотов и почти в упор расстреливая амбразуры уцелевших. Встреч с немецкими тяжелыми танками, ко всеобщему облегчению, больше не было, хотя во многих местах они натыкались на еще тлеющие остовы бронированных машин – немецких и наших. Шедшие впереди танки тоже получили свою долю войны. Над горизонтом непрерывно мелькали самолеты, но открывать люки, чтобы рассмотреть их получше, большого желания ни у кого не возникало – больно легко тут было словить пулю.
В десять с небольшим утра пришлось немного задержаться, разбираясь с очень живучим Pz.IV, в которого всем полком с расстояния в километр с небольшим не могли попасть минут пять. Потом сзади подошли легкие «Жу-жу» [101] и несколько танков с десантом, майор скомандовал: «Вперед!» – и машины снова пошли на запад, вглубь немецких позиций.
Равнина вокруг все так же продолжала напоминать лунный пейзаж, снарядные воронки располагались местами так густо, что практически смыкались краями. Левее Борис видел идущие широкой и редкой цепью машины полка, впереди было истерзанное поле, в полукилометре справа виднелась еще одна цепь оставляющих за собой сизый выхлопной дым самоходок – тоже «восемьдесят пятых». Они двигались на запад неостановимой волной, огибая особенно крупные доты, расстреливая пытающихся сопротивляться отходящих пехотинцев, обходя группы горящих танков и редкие дымящиеся остовы выгоревших насквозь грузовиков и транспортеров.
Дважды полк попадал под огонь артиллерийских засад, во второй раз таким образом потеряли одну машину из первой батареи с номером 219, получившую с километра в борт снаряд 88-миллиметровой зенитки. Батарею закидали осколочными, приведя к молчанию, затем танки ворвались на ее позиции и додавили побитые орудия и расчеты.
Ко второй половине дня, когда снаряды были уже на исходе, полк занял оборону на крутом, обращенном к западу эскарпе, дожидаясь снабженцев. Мимо проходили колонны танков и грузовиков с мотострелками, тягачи волокли пушки, через час быстрым шагом протопали первые представители «махры» [102]. Запыленные, покрытые копотью и ссадинами от осколков, «сушки» стояли, заглушив двигатели. Машины никто не покидал, но многие наполовину высунулись из люков, жадно вдыхая пронзительный осенний воздух.
Высоко в небе кругами ходили черточки барражирующих истребителей. Борис, прищурившись, наблюдал за их полетом, полностью расслабившись, – как летом, когда, лежа в поле, смотришь на кувыркание жаворонка в потоках воздуха. Его младший брат сидел на броне своей самоходки, свесив ноги в люк и бездумно глядя на свои руки. Первый бой у человека. Повезло, что так судьба распорядилась. Будь их батарея на левом фланге полка, неизвестно, сумели бы они оба остаться в живых…
На борту Ленькиной машины он вдруг заметил глубокую блестящую выбоину. Надо же, значит, тот «хетцер» успел выстрелить. Хорошо, мать не узнает, что он чуть не потерял Леньку в первом же бою. Вот ведь судьба удружила…
Командир самоходки номер 222 слабо свистнул и помахал брату рукой. Тот поднял голову и вяло махнул в ответ.
– Ну как? – не напрягая голос, спросил Борис.
Тот не ответил, только помотал головой. В ушах все еще было как будто ватой набито, сам себя плохо слышишь.
Сзади подъехала колонна автоцистерн и грузовиков в сопровождении обеих полковых бронемашин и редкого ленд-лизовского сокровища – аж трех самоходных зениток, сразу развернувших стволы на запад и север. Из кабины головного грузовика выскочил невысокий, плотно сбитый старлей с автоматом под боком, подбежал к машине брата, что-то спросил. Тот молча показал влево, и старлей убежал в сторону майорской самоходки.
Им дали два часа на заправку и загрузку снарядами – в последнем беспрекословно помогли бойцы автороты, что было нечастым праздником. Затем экипажи самоходок успели покурить и даже перекусить едва теплой перловкой с мясом. Водки не дали, сказали, что дадут утром.
Майор долго водил карандашом по карте, вытянув из своей машины провода микрофона, смотрел на запад, хмурился и снова водил карандашом. С запада грохотало и вздрагивало, почти весь горизонт был затянут черным дымом.
Остаток дня опять двигались на запад. К ночи земля снова стала нормальной, но все равно двигаться пришлось по пересеченке, поскольку обочины дорог были забиты разбитой, сожженной авиацией и сброшенной в кюветы техникой. А по самим дорогам, что остались целы после артиллерийского обстрела, безостановочным потоком тянулись сотни грузовиков. За день армия продвинулась на шестьдесят километров, пробив германскую оборону даже без особого напряжения. Хотя те тысячи солдат, которые лежали пока не прибранные в полях, с этим, наверное, не согласились бы – если бы остались живы…
Ширина прорыва составляла всего пятнадцать километров, но этот коридор постоянно распирался изнутри, и таких прорывов было четыре десятка – на всю огромную извилистую линию фронта, рассекающую землю черной полосой наискосок с севера на юг и с запада на восток.
– Я думаю, результатами первого дня наступления мы можем быть довольны, – сказал Верховный, заслушав доклад начальника Генштаба. – Показательно, что ни в одном месте немцам наши войска остановить не удалось. Надеюсь, это заставит кое-кого задуматься. Посмотрим теперь, как войска проявят себя в маневренных боях…
На второй день наступления фронты ввели в прорывы полностью укомплектованные танковые армии: 5-ю гвардейскую на 1-м Прибалтийском, продавливающем немецкие позиции в направлении Виттенберга; 2-ю и 3-ю гвардейские в полосе 2-го Белорусского, обходящего Берлин с севера; еще две, 1-ю и 4-ю гвардейские, южнее, в полосе 1-го Украинского; и, наконец, еще одну, 6-ю гвардейскую, еще южнее, на 2-м Украинском.
Все потери, понесенные танками и самоходками при прорыве, относились к собственным или приданным частям общевойсковых армий или отдельных корпусов и могли за короткий срок быть возмещены накопленной техникой и людьми прямо на передней линии. Одна свежесформированная танковая армия оставалась «про запас», так же, как и достаточно многочисленные танковые, механизированные и кавалерийские корпуса – из тех, что пока не были задействованы в бою.
Сквозь образовавшиеся в линии фронта прорывы на запад текли реки людей и техники, захлестывая Германию, Венгрию и Словакию.
Тем временем в немецком военном руководстве под контролем принявшей общее руководство «сводной комиссии» из представителей военных кругов США, Британии и Франции срочно менялись занимающие высшие должности генералы. Каждый вновь назначенный (исключительно из воевавших на Восточном фронте) был полностью уверен, что теперь-то все будет как надо. Что уж он-то с помощью новых союзников расквитается с усатым чертом и его азиатскими маршалами за два года унижений.
Через германские границы на восток шли колонны союзной бронетехники, артиллерии и пехоты, солдаты которой настороженно оглядывали заискивающе улыбающихся немцев, несмело кричащих что-то одобрительное и приветственное, стоящих у дверей своих домов, когда огромные крытые грузовики с белыми звездами на дверцах машин проходили мимо, обдавая их удушливым выхлопным дымом.