Пеликан. Месть замка Ратлин
Грезы, уже такие облюбованные и сладкие, прервались от тихого стука. Когда Финтан приоткрыл глаза, Френсис кончиками пальцев касался пистолета, а второй рукой потирал глаза. Опущенные плечи выдавали усталость.
– Хочешь сказать, что специально подставился? – спросил Френсис, глядя на оружие.
– Да, капитан, – ответил Финтан.
– Ты точно рехнулся, – огрызнулся капитан, рухнув на кресло. – Допустим, я снова тебе верю, Рыжий Лис, якорь тебе в глотку, какого дьявола ты не поведал мне своей затеи? Я мог послать нашего добрячка Джонни попросту пристрелить тебя.
Макдонелл не мог, да и не хотел сдерживать широкой улыбки и обратился взглядом к Джонни. Как же забавляла эта встревоженность, эта неготовность к чему-то неминуемому, роковому. Страх и завороженность, и вместе с тем упрямая стойкая верность. Как бы ни было тяжело Джонни находиться здесь, а очевидно, что парнишка держался из последних сил, он оставался здесь, подле капитанского стола. Как только произнесли его имя, Джонни вздрогнул, отмерев от сна, от видения, что разворачивалось прямо перед глазами.
– Тебе хватило бы духу? – спросил Финтан, глядя прямо в глаза Норрейса.
В голубых глазах уже не было прежнего задорного огня, и Финтан невольно ощутил какое-то сожаление в своих словах.
– Если бы на то был приказ, – холодно ответил Джонни, отводя взгляд.
– Приказ, – протянул Финтан, упиваясь даже ему самому неведомым удовольствием.
Это жестокое и обезличенное слово вдруг удивительно точно наложилось на холодное невозмутимое лицо Томаса. Безвольность, обезличенность – вот что навевали это слово и это лицо. Бессердечность. Ужасающая пустая бессердечность. Томас был единственным человеком в палатке, который ни разу не высказывал никакой враждебности к Финтану, но делало ли это его другом? Вовсе нет, особой дружбы он не проявлял. Макдонелл прислушивался к своему чутью, верной зверюге, которая умеет идти вслепую, на запах, на малейший хруст, которая по шагам точно скажет – притаился ли за дверью убийца, или случайный слуга попросту бесцельно бродит по замку. Нутро говорило – если нас кто и раскусит, если кому и хватит трезвости, терпения и спокойствия, чтобы разгадать тайну сына Сорли Макдонелла – то это будет Томас. Прямо сейчас эти тусклые серые глаза, которые, вероятно, никогда не выглядели живыми, не горели ни страстями, ни ненавистью, ни злобой, застыли и не мигая глядели вперед. Финтан знал о шаткости своей истории. Она дрожала, как воздух от жара. За свои победы, которых было не так уж и мало, Финтан был обязан важному навыку – умению выбирать противников. Если человек вроде Томаса Даунти начнет его расспрашивать, это будет конец. Поэтому Финтан обратился к капитану, чуть качнувшись вперед в полупоклоне.
– Я горжусь своей заслугой перед вами, кэп, – произнес он. – Если бы я испросил вашего дозволения, офицеры бы заметили эти сношения, меня бы стали избегать, и мои слова не восприняли всерьез. Другими словами, они бы не показали своего нутра. К счастью, все сложилось так, как сложилось.
Финтан гордо указал на разбитое лицо, которое уже успело знатно опухнуть.
– Я считаю этот исход весьма благополучным, – прищурившись, произнес Рыжий Лис.
– За те слова тебя стоило бы казнить, – ответил Дрейк, не разделяя гордой радости со своим подчиненным. – Неважно, были они сказаны от сердца или же с хитрым замыслом. Как капитан я имею право судить тебя.
– И каков же приговор? – спросил Макдонелл.
– Помнишь свою просьбу в Плимуте? – спросил Френсис.
Финтан прищурился и чуть шевельнул головой. Мысли тревожно и суетливо забегали, стараясь припомнить каждый разговор слово в слово.
– Ты сказал, что станешь тенью, – припомнил Френсис.
Финтан несколько мгновений колебался в раздумьях и все же кивком подтвердил эти слова.
– Мы больше не в Плимуте и спрос с тебя не как с безмолвной тени, а как с человека, из плоти и крови, – предупредил капитан.
– Тогда мне дозволено просить вас, капитан? – спросил Финтан.
– Да ты наглец, – усмехнулся Дрейк. – О чем же?
– Быть может, удача нам улыбнется совсем скоро, и ваши люди захватят не один корабль, – мечтательно протянул Финтан. – А быть может, удача от нас отвернется, и кто-то из доблестных капитанов не сможет нести службу.
– К делу, лис, к делу! – призвал капитан, теряя терпение.
– Если вам придется назначить нового капитана, присмотритесь к главному плотнику, Эдварду Брайту, – заключил Финтан, опустив взгляд в пол.
Дрейк прыснул под нос.
– Это же он тебя так приукрасил? – спросил Френсис, небрежным жестом указав на лицо.
– Он достаточно силен, чтобы вынести это тяжелое бремя, мой капитан, – отозвался Финтан.
Френсис недоверчиво нахмурился и чуть приподнял бровь. С уст слетела глухая усмешка. Взгляд опустился на стол, где были разложены три карты.
– Капитан принял к сведению, – ответил Томас и кивнул на выход. – Ступай, Шеймус.
Финтан бросил короткий взгляд на это сухое лицо. Рыжий Лис знал, догадывался, чуял горячую неприязнь к себе. Финтан, скрипя зубами, подавлял ухмылку, представляя, как Томас бы скреб собственные руки до крови, если бы был принужден хотя бы к одному рукопожатию с ним. «Ступай, Шеймус» прозвучало как приказ, которого нельзя было ослушаться.
Противно и гнетуще звучали слова, и даже не слова, а голос Томаса. Слишком холодный и сухой, как воздух азиатских степей или высоких гор, которым страшно задохнуться – и жадно хватаешь носом и ртом еще и еще, но в нем нет никакой силы, никакого насыщения. Пустой. Пустой голос, пустой взгляд и пустое лицо. Сколько бы еще Финтан думал о мастере Даунти, неизвестно, ибо поток мыслей прервал резкий свист.
– Стоять! – рыкнул плотник.
Макдонелл медленно обернулся. Здоровяк казался грозным, и это ободрило Рыжего Лиса. Желание плотника напугать Финтана выдавало лишь то, как сам Эдвард напуган. Положа руку на сердце, у него были причины для беспокойств, и Рыжий Лис их прекрасно угадывал. Именно эта прозорливость и позволила угадать ход разговора.
– Ничего, – ответил Финтан, не дожидаясь очевидного вопроса.
Эдвард опешил и застыл в недоумении.
– Что? – спросил здоровяк.
Финтан покосился на сжатый кулак, на напряженные мускулы. Здоровяк вырубит его и без замаха. Но боялся ли Макдонелл больших побоев? Нет, сейчас им овладело то же спокойствие, которое позволяло ему спокойно выслушать весь доклад об истинной и великой цели плавания. Как будто и этот разговор Финтан уже пережил, во сне, наяву – все одно.
– Я ничего не говорил капитану, – вновь повторил Финтан.
Слова сами собой приходили на ум от неведомого видения.
– Ничего, что бы могло тебе навредить, Эд, – добавил он.
– Так я тебе и поверил, крыса! – усмехнулся Брайт, качнувшись всем телом назад.
– За нами подглядывают мышки, – сказал Финтан, – они повсюду. Нам стоит разойтись друзьями, хотя бы для виду.
– О чем ты говорил с капитаном? – Эдвард скрестил руки на груди.
– Ты все равно не поверишь мне, – пожал плечами Финтан.
– Выкладывай! – приказал Брайт.
– В сегодняшней молитве перед сном помолись и о том, чтобы мастер Дрейк прислушался к моему совету, – сказал Финтан. – Ведь я просил о твоем назначении.
Есть что-то особенно забавное в могучих существах, когда на них накатывает растерянность. Если маленьким существам, сбитым в стайки, присуща суетливость и метания от природы, то неуверенность крупных зверей поражает своей неправдивостью, что ли. Такие игривые мысли смешили Финтана, хоть он и прятал лукавую насмешку. Эдвард был в исступлении, этот исполинский здоровяк.
– После того, как я… – Брайт кивнул на разбитое лицо Финтана.
– За дело ведь, – просто и добродушно пожал плечами Рыжий Лис.
– Рехнулся, – прошептал себе под нос Эдвард, и на том они разошлись.
И хоть опасность миновала, Финтан еще какое-то время следил за Брайтом. Вернее, не столько за самим плотником, сколько за его окружением. Это был тот самый праздный народ, затягивающий цыганские напевы или простодушные песни подле «Мэриголда» еще в Плимуте. Сейчас они выглядели приунывшими, и звуки песни не так уж и звонко разносились по лагерю. Впрочем, вскоре Рыжий Лис утратил и к ним интерес.