Тень (СИ)

— Но я не хочу в тюрьму! — запротестовал Серега: — Я там никого не знаю!
— Все, я тебя уговаривать не буду. Хочешь от срока отскочить, значит сегодня молчишь, и в СИЗО ждешь, когда тебя вытащат. Если что-то не устраивает — вытаскивай себя сам. Все, больше уговаривать тебя не собираюсь, счастливого пути.
Я отвернулся к стенке и, на этот раз, уснул окончательно, несмотря на попытки моего соседа продолжать обсуждать его дело. Больше всего ненавижу клиентов со своим, «особо ценным» мнением.
  
Утром, перед тем, как его забрали из камеры, Сергей долго сверлил меня своим взглядом, но я не обращал на потуги соседа никакого внимания. После себя бывший гаишник оставил бумажку с адресом, очевидно, своей жены.
Семь дней спустя.
— Ваша честь, я не понимаю оснований к моему задержанию. У следствия нет никаких оснований применять ко мне положения Указа президента по мерам противодействия организованной преступности. Я к понятию организованной преступности не подхожу ни по каким параметрам, не являюсь участником преступных групп, не имею связи с противоправными элементами, если не считать таковыми мою прошлую работу на различных должностях в Министерстве внутренних дел. Доказательства относительно участия в преступлении, которое мне вменяют, вообще смехотворны. Начнем с того, что отсутствует труп сотрудника милиции. Никаких доказательств, что он погиб нет. Никаких доказательств, что мною совершены какие-то противоправные действия в отношении пропавшего участкового в деле нет. Свидетели, показания которых я не опровергаю, указали то, что видели, как мы с участковым бежали в сторону болота и не противоречат данным ранее мной показаниям, что я пытался оказать помощь сотруднику милиции в задержании подозрительных лиц. Если содействие органам внутренних дел у нас в стране стало уголовно наказуемым, так и пишите об этом, а не приплетайте гипотетическое убийство. Не хочу бросить тень на пропавшего участкового, но по своему опыту работы в Дорожном РОВД могу сказать, что несколько месяцев прогула со стороны участкового или опера не является чем-то необычным и даже не всегда приводит к увольнению прогульщика. На этом я свое выступление заканчиваю, в окончании еще раз прошу суд признать меру пресечения, применяемую ко мне незаконной и избыточной. У меня все.
— У прокурора есть вопросы к задержанному? — судья смерила взглядом мрачного мужчину в синей форме: — Можно не вставая.
— Вопросов нет, есть ремарка, что как бы задержанный не примерял к себе ангельские крылышки, в отношении его имеется еще одно уголовное дело, объединенное из двух, по фактам убийства двух и более лиц…
— Какая там мера пресечения? — оживилась судья — ей мою жалобу рассматривать, а тем более отпускать меня, совсем не хотелось, но вот вариантов отказать мне было немного. Считая, что у них впереди целый месяц, братцы опера из РУОПа меня за прошедшие дни не дергали, видимо, отжимали мой ломбард, следователь меня тоже не беспокоил, поэтому никаких новых бумаг в деле у них не появилось, а тут такой поворот — задержанный обжаловал меру пресечения в суд. Никогда такого не было, а тут, оказывается, в молодой российской демократии такое стало возможно и ушлый Громов этим воспользовался.
— К сожалению, никакой, Громов был поставлен только в оперативный розыск…
— Хорошенькое дело! — не выдержал я: — О том, что я, якобы, был в розыске, мне ничего не известно. Меня, прошу отметить в протоколе, задержали по выходу из БТИ, где я занимался своей обычной работой, ни от кого не скрываясь и не прячась.
— Уважаемый суд…- пошептавшись со следователем, воспарил над столом прокурор: — В деле еще имеются результаты обыска по месту жительства задержанного, в протоколе которого указано об обнаружении боевого патрона от пистолета Макарова…
— Экспертизу провели?
— Да, провели.
— Ваша честь, прошу внести в протокол, что по проведенному обыску я направил жалобу прокурору, так как обыск проводился без моего участия, хотя я находился полностью в распоряжении оперативников милиции. Но, вместо того, чтобы проводить обыск в моем присутствии, эти хитрые ребята воспользовались моими ключами и тем, что квартира пустая. Удивительно, что при таком отношении к делу там обнаружили только один патрон. Кроме того, прошу обратить внимание на личность понятых. Судя по протоколу, эти граждане не живут рядом с моей квартирой, а значит, оперативники взяли в качестве понятых своих знакомых, чем дискредитировали главное требование, предъявляемое законом к понятым — их незаинтересованность.
— Понятно. — судья повертела авторучку и изрекла: — суд посовещавшись на месте определил, что для правильного и объективного разрешения жалобы гражданина Громова суду необходимы дополнительные материалы. Прокурор, через сколько сможете доставить в суд дело, где Громова обвиняют в двух убийствах?
А вот это было фиаско, братан. Я конечно допускал, что эти дела вытащат на свет, но, все-таки, надежда во мне теплилась, что удастся выскочить…
  
Глава 12
 
Глава двенадцатая.
И у края пропасти, и у тигра в пасти…
Июнь 1994 года.
Эти три часа, что я провел в коридоре суда, под конвоем незнакомого мне опера из РУБОПа, показались мне самыми длинными в моей жизни — слишком много зависело от настроения пожилой женщины в очках с сильными диоптриями, что, именем государства, вершила правосудие за облезлыми дверями судебного зала.
Мои крестники из УБОПа, «седой» и… даже не помню, как я его последний раз называл, подхватив следователя, умчались добывать уголовные дела, которые должны были окончательно похоронить меня в недрах пенитенциарной системы страны, а прокурор ушел выражать свое мнение на законность в другие процессы.
На мою беду, сегодня в районном суде был настоящий аншлаг, поэтому мне пришлось раскланяться с несколькими знакомыми и малознакомыми юристами, нет-нет, да проходящими мимо лавки, где сидел я. И, как не старался я спрятать суровые металлические браслеты, сковывающие мои запястья, летом, в душных коридорах «дворца правосудия», сделать это весьма затруднительно. Самые ушлые из знакомцев, разглядев наручники и конвоира, подходили к пришпиленному к двери зала судебного заседания, рукописному расписанию судебных заседаний, находили среди прочих мою фамилию, после чего делали круглые глаза. Один из молодых и наглых юристов, с которым я пару раз сходился в бескомпромиссной схватке по гражданскому делу, хихикая, трагическим шёпотом сообщил мне, что напильник спрятан в бачке унитаза туалета первого этажа, чем заставил напрячься моего охранника.
Завершением моего публичного позора стало появление моей бывшей любовницы и компаньонки Софьи Игоревны Прохоровой, которой явно сообщили о моем моральном падении — слишком целеустремленно вышла она из-за угла.
— Я всегда знала, Громов, что ты этим закончишь…- девушка смерила мою мятую и несвежую одежду презрительным взглядом.
— Софья, я тебя тоже люблю, только одного не понимаю — почему ты не выполняешь свои адвокатские обязанности? Насколько я помню, наш с тобой договор на защиту еще действует.
Вокруг сразу стало тихо, юристы, торчащие в коридоре, превратились в слух.
Девушка топнула ногой, выкрикнула «Сам дурак!» и, взметнув подолом короткой юбки, развернулась на месте и скрылась за углом, звонко цокая каблучками туфель- «лодочек».
На этом все мои развлечения закончились, оставалось только ждать и молиться, чтобы Богородица смилостивилась надо мной и явила миру чудо.
  
— Заходите. — секретарь судебного заседания, милая девочка лет восемнадцати, выглянула из-за двери как мышка и снова спряталась в судейской норке.
«Седой» и «быдловатый», в компании следователя, уже двадцать минут, как прибыли и теперь сверлили меня неприязненными взглядами, а я пытался рассмотреть содержимое из папок, набитых бумагами.