Надломленные оковы (СИ)

— Мне кажется, он очень доволен! — подтвердила мои наблюдения Кенира.
— Гордится собой! — кивнул я.
— Есть чем гордиться! Рахар! Ты очень хороший мальчик! Настоящий охотник! — похвалила его девушка.
Рахар довольно рыкнул. Это переставало быть совпадением. Пусть и лупил я его по башке незадолго перед нападением, но теперь он ничуть не напоминал свою обычную оглушённую ипостась. При этом снова тем исчадием, доводившим меня до бешенства, а Кениру — до нервного срыва, Рахар так и не стал. Возможно, смертельная опасность пробудила какие-то глубинные инстинкты, мобилизовала скрытые силы организма. Возможно, участие в охоте не со стороны добычи, а со стороны победителя, вбило понятие об иерархии в его тупую лобастую башку. Ну а может, мы с Кенирой стали принимать желаемое за действительное.
— Предлагаю его больше не лупить, — сказала Кенира. — Рахар теперь хороший и будет слушаться. Правда будешь, мальчик?
Рахар вновь коротко рыкнул.
— Эй, раньше времени не радуйся! — сказал ему я. — Я за тобой слежу, и дубинка у меня наготове!
К счастью, оставшийся путь прошёл без происшествий и приключений. Мы опять преодолели несколько речек, на берегу одной из которых, больше напоминавшей большой ручей, я обновил свой арсенал снарядов для пращи, отложив отдельно старые и тщательно отбирая новые. Теперь моим главным критерием стали не гладкость и вес, а совсем другой набор качеств. Впрочем, гладкость и вес всё равно имели важное значение, так что ими я не пренебрегал. Ещё мне попался на глаза большой плоский камень, напоминавший размером и чуть вогнутой формой тарелку, его я прихватил с собой тоже.
Пополнив запасы камней и напоив Рахара, мы отправились дальше. По дороге я умудрился сбить из пращи небольшую птицу, опробовав новые снаряды. Мы ещё раз перекусили моим отвратительным супом, а таже сделали остановку для отправления нужды.
Несмотря полное осознание того, что ханжеская стыдливость в нашем случае — смертельно опасная глупость, я всё равно ощущал неловкость. Стоя на страже, когда Кенира присаживалась под кустиком, чувствовал себя каким-то вуайеристом, а учитывая нашу разницу в годах — так и вовсе педофилом. Ну а уж когда я орошал дерево, а она приглядывала за окрестностями — эксгибиционистом, не хватало только плаща на голое тело. Хотя, наверное, на такие телеса как у меня плащи шьют только по индивидуальным заказам, перешивая туристические палатки или чехлы для автомобилей.
Ещё одну остановку мы совершили, когда я увидал подходящий молодой лесок с зарослями растения, чем-то напоминающим лещину. Тут пришлось задержаться, вырубая новые подходящие жерди взамен старых. Одну из жердей я специально выбрал потолще и подлиннее, к тому же заточил, просто на всякий случай. Рахар после этого стал напоминать боевого скакуна, несущегося в копейной сшибке. Вот только габариты и возраст не позволяли принять меня за рыцаря. Зато Кенира полностью соответствовала образу прекрасной дамы — его не портил даже дорожный костюм вместо пышного платья.
Найдя подходящее место для стоянки, я решил остановиться засветло. У меня накопилось немало неотложной работы, так что нам предстояло задержаться. Пока Кенира орудовала топором, равняя ветки и обустраивая наши кровати, я занялся заготовкой — двадцатисантиметровым чурбаком, отрубленным от того же дерева, с которого я срубил своё «турнирное копьё». Расколов её ножом надвое, я получил два полукруглых куска дерева с плоским дном. Проковыряв в одном из них углубление, я вынул из мешочка камень для пращи и примерил. Несмотря на неподобающие инструменты: топор, да два скверных ножа, всё вышло как надо, и камень сел плотно.
— Можно я посмотрю? — раздался голос Кениры.
Я поднял глаза — она стояла рядом и благоговейно наблюдала за моими действиями. Подтвердив согласие кивком, приступил к дальнейшей обработке.
Активировав свой мозговой компьютер, я быстро просчитал требуемую конфигурацию и принялся вырезать канавки на тонкой гладкой коре, чем-то напоминающей таковую у платана. Работа не требовала особых вычислительных затрат, так что в обморок я не упал, пусть и чувствовал себя прескверно. По окончанию резки я встал, подошёл к убитой птице и выдернул из крыла большое маховое перо. Срезав кончик, я макнул перо в колпачок фляги, наполненной кровью солора и принялся заполнять канавки в заготовке кровью.
 
Несмотря на несложную формулу, работа отняла массу времени. Не представляю, как наши предки умудрялись такими перьями не просто писать, но и составлять длиннющие тексты, прямо целые фолианты? Либо люди тогда были умнее и терпеливее, чем я, либо же гусиные перья, которые они использовали, были получше. Случайная птица, похожая на перекормленного голубя с длинным хвостом и загнутым клювом, для этих целей, очевидно, не подходила. Пообещав себе, что следующий пернатый друг, которого я встречу, примет участие в конкурсе письменных принадлежностей имени Ульриха Зиберта, я повернулся к Кенире.
— Мне понадобится твоя помощь!
— Я готова, — ответила она. — Что нужно делать?
Я протянул ей заготовку, испещрённую мелкими заполненными кровью канавками, внутренне кривясь. Будь в моём распоряжении нормальные инструменты и материалы, сделал бы что-то намного лучше этого убожества, состряпанного, как говорил Фридрих-Вильгельм IV, из «говна, грязи и предательства».
— Попробуй направить сюда магию. Ну, как ты обычно делаешь при зарядке артефактов.
Учитывая предполагаемую силу Кениры, я использовал максимально грубую и простую схематику, в которой большая часть функциональности была принесена в жертву возможности выдержать особо мощный поток элир. Как оказалось, любые расчёты меркнут при столкновении с реальностью.
Уши резко заложило, словно пассажиру самолёта, идущего на посадку. Воздух колыхнулся, казалось, исказилась сама реальность. Вокруг Кениры стали вспыхивать и гаснуть маленькие яркие искорки света. Кровавые дорожки на заготовке ослепительно полыхнули, а камень в углублении засветился тревожным красным.
Несмотря на то, что даже сельский увалень Куршал запросто вызывал свечение вокруг пальцев, от искорок Кениры я замер в остолбенении. Свечение Куршала являлось следствием визуализации его намерения, сознательным применением магии. Кенира на подобное была полностью неспособна, ведь магия ей не подчинялась даже на самом примитивном уровне. Это значило, что искры — самопроизвольный эффект, вызванный голым количеством элир. И что мощь Кениры превосходит мои самые безумные предположения. Кровь солора не являлась хорошим проводником, к тому же, остаточные следы элир, не ушедшие через несколько часов после смерти, служили сильным препятствием. Но, как говорится, когда приходит сила, закон идёт прочь. Не выдержав этого потока, дорожки сразу же перегорели, обуглив древесину. К сожалению, сделали они это не сразу.
Преодоление предела Натиз-Рууга означало невозможность структурированной манифестации магии, причём, касалось это не только сознательных, но и инстинктивных воздействий. Барьер, защищающий от кинетических атак, являлся именно такой манифестацией, а значит, у Кениры полностью отсутствовал.
Компьютер в моей голове мгновенно просчитал параметры, при которых камень мог бы раскалиться с такой силой. И с ужасающей чёткостью обрисовал все последствия — от количества высвобожденной кинетической энергии, до силы разлёта осколков. Я выбил у неё артефакт, отшвыривая прочь, обхватил её руками, прижимая к себе, разворачивая, чтобы закрыть своей спиной, и наклоняя голову как можно ниже. Впервые в жизни я был благодарен жиру, увеличивающему габариты моей фигуры.
Раздался громкий оглушительный хлопок. Спиной я ощутил несколько сильных толчков, болезненных, словно удары молотком. Я не выдержал и вскрикнул от боли. Как только опасность миновала, я отпустил Кениру и развернулся. На месте, где упал артефакт, теперь лежал расколотый обугленный кусок дерева — похоже, взрыв обладал малой фугасностью, и взрывной волны почти не было.
Кенира выглянула у меня из-за спины, глядя на остатки артефакта расширившимися глазами. Я присмотрелся повнимательней — в уголках её глаз блестели слёзы. Кляня себя на все лады за то, что перепугал девчонку, я сказал: