Выбор, который делаем мы (СИ)

— Нет, — усмехнулась я, продолжая свой путь до новой комнаты. — Она нам приходится родной, только по отцу.
— То есть Паша, твой родной брат, а Лена сводная? — попыталась разобраться Аня.
Конечно, многим была интересна эта история. Ведь я самая младшая в семье. А Лена свидетельство неверности отца маме.
Я спустилась по лестнице, надеясь таким способом уйти от щекотливой темы, на которую, разговаривать было неприятно. Но Аня продолжила путь со мной. Выгнать её из комнаты, которой по факту хозяйкой она являлась, я не могла. А значит…
Закрыла за нами дверь, своего нового пристанища, и, укладывая нижнеё бельё в комод, стала пояснять, очередному любопытному человеку.
— Пашке исполнился год. У мамы была сильная послеродовая затянувшаяся депрессия. Я точно не знаю, что там было. А папа был замдиректора на бетонном заводе. А Евгения, мать Лены, была секретарём, у этого самого директора. В общем, голодный до секса мужик, не устоял перед лаской и вниманием, который ему предложили. — Равнодушно пожала я плечами. — До этого, Евгения, попытала счастья с директором, но там её ждал облом, и тогда она переключилась на его заместителя. Их роман продлился пару месяцев. А потом о нём узнала мама. Вот и всё.
— Но ты, же младше Павла, на много. Получается, что твой отец остался с вами? — не унималась Аня.
— Да. Вроде как мама поставила его перед выбором. И он выбрал её и Пашку. Они даже к психологу ходили. Смогли начать всё сначала, и вроде даже были счастливы. Ну, это, по словам брата, — печально улыбнулась я. — Мне было четыре года, когда в нашей семье появилась Лена. Евгения умерла от передозировки каких-то препаратов, вроде как пыталась удержать этим очередного богатого любовника. Но, увы, всё вышло не так, как она хотела. Лене на тот момент было уже восемь. А мама… она не смогла отослать ребёнка в детский дом. И настояла, что бы девочка осталась с нами. Даже взяла клятву с отца.
— А где ваши родители сейчас? — как-то отсутствующе спросила Аня.
Даже ощущение создалось, что ей стала эта тема в край как неприятна. Хотя она ведь затрагивает суицид, то с чем столкнулась Дамизова. Для всех нас тоже было шоком узнать о том, что Дина покончила с собой.
— Мама стала часто болеть. Видимо психологически появление Лены её всё же сломало. Она умудрилась за год запустить свой гастрит, что он перерос в язву, а потом и желчный пузырь… — говорить было трудно. — В общем, она зачахла за полтора года. Умирала в сильных болях и муках… — слёзы всё же потекли из глаз.
— Извини, я не хотела…
— Всё в порядке, — утёрла я мокрые дорожки тыльной стороной ладони. — Отец ушел в след, за ней спустя примерно восемь лет. Но с каждым готов он по немного сходил сума, обвинял себя в её смерти. Разговаривал с ней постоянно… из дома не выходил, тем и ужасно было узнать, что он попал в аварию, которая унесла его жизнь. Вот в принципе и всё.
В комнате наступило молчание. А мне вот даже легче стало. Удивительно даже. На вопрос о родителях, я всегда отвечала кратко «умерли». А тут, оказывается, выговорилась. Хоть с кем-то поделилась событиями своей жизни.
— Сколько тебе тогда было? — нарушила тишину Аня.
Я оставила в покое нижнее бельё, которое скорее уже не складывала, поглаживала, в момент своего рассказа. И подошла, и присела на кровать где разместилась хозяйка дома.
— Четырнадцать, — грустно улыбнулась я, — когда умер отец. — И шесть, когда умерла мама.
Аня взяла мою руку в свою и пожала ее, выражая свою поддержку.
— Ты выросла умной и самодостаточной женщиной. И невероятно везучей, — улыбнулась она мне.
— Да где, это везение? — тоже улыбнулась я в ответ.
— Ну как же, — Аня перевела взгляд на аквариум с моей Змейкой, который доставил шофер два дня назад, и помощница экономки помогла сейчас его перенести суда. — Твоё везение в том, что Дима твой, — улыбнулась она. — Ведь это у тебя он провёл ночь перед аварией.
Я даже под зависла. Стараясь принять равнодушный тон, лишь приподняла брови спросив:
— С чего ты взяла?
— Я в тот раз познакомилась с твоим питомцем, — кивнула она в сторону Змейки с какой-то опаской. — Он ожидал увидеть тебя, когда очнулся.
 
Ввергла меня в шок, хозяйка дома. Я пыталась задать тысячу вопросов, но они пролетали в голове с такой скоростью, а может просто, мои тараканы выкрикивали их все разом, что я даже рот открыть не могла, не, то, что сформировать один единственный.
— Ладно, — грациозно поднялась Аня, обходя аквариум по дуге, прошла к двери. — Тебя Дима ждёт. Удачи тебе с ним, и терпения побольше. Всё же характер у него не сахар, — и выскользнула за дверь.
Что она хотела этим сказать?
Может она ошибается?
Разум твердил кучу протестов, а вот женское сердце, уже пустило росток надежды. Будь она трижды проклята.
— Я не буду этим пользоваться, — в очередной раз злобно выплюнул Дима, кивнув в сторону ходунков.
— Тебе нужно больше двигаться. Они помогут тебе восстановить двигательную активность ног. Просто физических упражнений не достаточно, — убеждал Джон упрямого пациента.
Я же сидела на одном из силовых тренажеров, и мимикрировала под находящеюся здесь мебель. Сейчас я не собиралась вмешиваться в спор двух мужчин, хоть и понимала, что для Димы лучше согласиться с физиотерапевтом.
— Я не какой-нибудь старик, и не маленький ребёнок, так что убери от меня эту хрень подальше.
Сейчас Дима уверенно стоял на ногах, но блеск пота на его лбу, говорил о том как же ему тяжело.
— Дим, мне кажется это лучше чем инвалидная коляска, — попыталась я настроить упрямца на другой лад.
— Я твоего мнения вообще не спрашивал, — прорычал на меня блондин.
— Тогда зачем я вообще здесь нахожусь? — не вытерпела я.
Дима стрельнул в меня не добрым взглядом и видимо на эмоциях сделал в шаг в мою сторону. Из-за чего ему пришлось найти точку опоры в тех самых ходунках, которые и были причиной спора.
— Когда ты перед глазами, за тобой легче присматривать, — недобро прищурился Дамизов.
— О! Отлично вообще, — уперла я руки в бока. — За моей сестрой так же присматривать будешь? И ночами?
Видимо я всё же перегнула палку. Загорелое лицо мужчины побледнело, и так же скулы отчетливее стали, и желваки на них заходили в зад вперёд.
— Если потребуется, — проскрежетал он сквозь зубы.
— Отлично, — как можно лучезарней улыбнулась я, что бы не выдать ураган, что царил у меня в душе. — Будет у нас любовь втроём.
— Ну, Рыжик, у тебя может быть и будет, — приторно ласково проговорил Дима. — Я вот о любви вообще речи не виду.
О нет, это не удар под дых. Это гораздо хуже. Можно сравнить с ножом в сердце, еще и провернутым несколько раз, что бы дыра была как можно больше. Удивительно, что я всё еще стояла, а не провалилась сквозь землю, или не умерла от разрыва этого самого сердце. Ведь пульс подскочил до такого предела, что способен был обогнать болид из формулы один.
Но секунды тикали, а ничего не происходило, и нужно было из этой ситуации выкручиваться. А кроме как, испариться и не чувствовать ничего, особенно ту обиду, что сейчас сжимала что-то глубоко внутри, не хотелось вообще.
— Спасибо, Кристина, — прозвучал голос Джона, демонстрируя, что конец света не случился и жизнь продолжается в своём темпе.
Дима тоже отвлёкся от меня, и перевел свой взгляд на ходунки, которые плотно сжимал обеими руками.
— Чёрт, — выругался он. — Ладно, признаю, вы правы. С ними удобнее, чем на коляске. Но если кто-нибудь узнает об этой странице в моей жизни…
— Четыре года пресса не знала, что ты прикован к инвалидному креслу, а ты переживаешь за пару месяцев на ходунках, — усмехнулся Джон.
 
Я же старалась вслушиваться в разговор мужчин и думать о сулящих перспективах, что открываются для Димы с каждым днём. Это было лучше, чем анализировать его слова и тонуть каждый раз прокручивая их в голове, в бездне отчаяния.
Дима был абсолютно прав. Он ни разу не признался мне в любви. Да вовремя физического удовольствия, что мы испытывали в постели, он говорил мне «Мой Рыжик», но это всё. Да и ласков он был со мной только в постели. В остальное же время был холоден и предупредителен, но при этом демонстрировал всем, границы своей территории, и что я в этих границы вхожу.