Волчье (СИ)

— Брось!
Сильный удар болью прошелся по рукам, заставив меня разжать пальцы, тяжелая кружка с тихим звоном разбилась о каменный пол, расплескав темный отвар, и я невольно отпрыгнула в сторону, поднимая подол платья. Ошарашенный взгляд скользнул по мокрому пятну, медленно расплывающемуся по полу, а после поднялся к тяжело дышащему Ингварру, который смотрел на меня, словно не до конца понимая, что только что произошло. Глаза мужчины горели ровным золотым огнем, руки дрожали, словно в лихорадке, и я впервые видела всегда спокойного и собранного мужчину в таком диком состоянии.
— Что ты делаешь? — сорвался с губ тихий вопрос, и звук моего голоса словно привел воина в чувство. Переменившись в лице, он шагнул ко мне, словно и не заметив, как захрустели под подошвой сапог осколки кружки, и крепко сжал руками мои плечи, причиняя боль. — Ингварр, что ты…
— Это все вранье, Илва, — свистящим шепотом произнес он, глядя мне прямо в глаза. — То, что происходит сейчас вокруг тебя, то, о чем говорит Йорун, это все вранье.
— О чем ты…
— Этот отвар, знаешь, из чего он сделан? Это волчий аконит, дурман, который подавляет волю и путает сознание. Он не лечит твою головную боль, он стирает воспоминания и сводит тебя с ума, слышишь?
— Ингварр, это какой-то бред… — начала я, однако тут же умолкла, когда мужчина тряхнул меня так, что клацнули зубы, а из глаз сыпанули искры.
— Ты не задумывалась, почему ни разу за это время ты не вспоминала о своем прошлом, почему не думала о том, что произошло до того, как ты оказалась в Сером Оплоте? — голос воина крепчал, руки сжимались на моем теле все крепче, причиняя боль, а золото глаз буквально завораживало, не позволяя отвести взгляд. — Ты не думала, почему каждый раз, когда ты пытаешься вспомнить о чем-то, у тебя так сильно болит голова? Раскалывается, не дает нормально мыслить, отбивает всякое желание вспоминать? Все это время, день за днем, они поят тебя волчьим аконитом, Илва, они убивают все твои воспоминания о прошлой жизни.
Ингварр говорил, а внутри меня росло странное чувство, названия которому я не знала. Его слова казались безумием чистой воды, что-то в затуманенном сознании отчаянно сопротивлялось, не позволяя верить во весь этот бред, а знакомый запах манил и дурманил голову, не давая мне соображать здраво. Я нахмурилась, пытаясь уловить хоть одну мысль из множества, носящихся в голове, но очередная вспышка боли, пронзившая виски, не позволила мне этого сделать.
— Это просто невозможно, Ингварр, — старательно преодолевая боль, произнесла я, взглянув на мужчину, и тут же едва не взвыла от страха, когда он зло зарычал в ответ.
— Невозможно, говоришь? — прохрипел он, обнажив в оскале крепкие белоснежные зубы. — Тогда скажи мне, помнишь ли ты, как оказалась в этом лесу? Помнишь ли ты, что случилось с тобой до того, как я тебя нашел?
— Конечно, помню, — громко фыркнула я, глядя на воина, как на безумца. Сузив глаза, он выжидательно уставился на меня, безмолвно требуя ответа, и я с готовностью разомкнула губы, чтобы дать его…
Но тут же замерла, широко распахнув глаза и не сумев выдавить из себя ни звука.
В голове было абсолютно пусто, туман, скрывающий сознание, не позволял сформироваться ни одной отчетливой мысли, а по телу пробежалась дрожь, когда я вдруг осознала, что действительно не могу ответить на такой простой вопрос. Нет, я ведь знала ответ, знала то, что спрашивал у меня Ингварр… Я нахмурилась, опустив взгляд и судорожно пытаясь вспомнить, от усердия прикусила губу, чувствуя, как убивающая меня мигрень возвращается, почти по-хозяйски заполняя сознание, и шумно выдохнула, когда волчица в груди медленно поднялась на лапы, почувствовав что-то неладное.
— Я не… — сорвался с губ сиплый шепот, я как-то растерянно взглянула на Ингварра, не зная, что сказать, и тут крепко сжала пальцами подол своего платья. — Я не помню…
— Это действие аконита, чтобы ты не задавала лишних вопросов, чтобы тебе можно было внушить все, что угодно, — слова воина звучали, как приговор, и я чувствовала постепенно возрастающую в груди панику.
 
— Но зачем?! — голос сорвался на крик, волчица заметалась в груди испуганным, потревоженным зверем, и я, не совладав с эмоциями, забилась в чужих руках испуганной птахой.
— Илва, послушай, ты должна вспомнить, слышишь? — Ингварр держал крепко, не позволяя вырваться, а говорил мягко, почти ласково, но я отчаянно не хотела слушать. — Это будет больно, очень больно, но ты должна.
— Нет, нет!
Я мотала головой, я ругалась и пиналась, чувствуя, как бегут по щекам горячие слезы, а голова просто раскалывалась, сводя с ума, и я буквально задыхалась, не в силах сделать и вздоха. Волчица, беснующаяся в груди, раздирала когтями ребра, рычала и выла запертым зверем, требуя вырваться наружу и заполнить сознание, и я изо всех сил сопротивлялась этому. Какие-то мутные образы вспыхивали перед зажмуренными глазами, неясные, расплывающиеся картинки словно огнем выжигали на внутренней стороне века, и мне казалось, будто я сейчас сойду с ума.
Скользя на границе реальности и дурмана, я отчаянно пыталась выкарабкаться из темноты, которая затягивала меня в свою пучину, и уже не разбирала, воет волчица или из моего собственного горла вырывается этот протяжный, болезненный крик.
Грудь вдруг обожгло вспышкой боли, я рефлекторно потянулась к ней рукой и вскрикнула, когда ладонь наткнулась на пылающий подобно огню медальон, прожигающий плотную ткань платья и нагревшийся докрасна. В нос ударил запах паленой ткани, что-то знакомое, но словно бы забытое зашевелилось глубоко внутри, и неприятно заныл не успевший зажить безобразный шрам напротив сердца, причин появления которого я не помнила. Воздуха стало не хватать просто катастрофически, я задыхалась, царапая ногтями горло, и даже не заметила, как Ингварр, подхватив меня за талию, куда-то потащил отчаянно сопротивляющееся тело.
С громким стуком распахнулись ставни, взметнул волной волосы холодный ветер, бросивший в лицо дождевые капли, а распахнув слезящиеся глаза, я бездумно уставилась в вечернее небо, затянутое тяжелыми, седыми тучами. Серое полотно, темнеющее от буйства стихии, влекло и манило, я жадно вглядывалась в серую даль, словно увидев что-то знакомое, а нагревшийся медальон, обжигающий безобразный шрам, заставлял с силой сжимать пальцы на горячем камне.
Призрачная волна боли, обжегшая грудь, утащила меня на глубину темного сознания, и я судорожно выдохнула, услышав в голове до боли знакомый хриплый голос.
Что же ты наделала, девочка…
Ярчайшая вспышка ослепила, заставив с силой сдавить виски, истошный крик оборвался широкой ладонью Ингварра, успевшего вовремя зажать мне рот, чтобы никто не услышал, а внутри громко взвыла волчица, вспомнившая свою истинную пару.
Воспоминания, разбив оковы боли, пронеслись перед глазами калейдоскопом, тело, не в силах больше выдерживать напряжение, обмякло в сильных руках едва успевшего подхватить меня Ингварра, а с искусанных в кровь губ сорвался отчаянный шепот:
— Боромир…
Знакомое до малейшей черточки лицо вспыхнуло перед глазами, любимые серые глаза, похожие на грозовое небо, словно заглянули в самую душу, и я, тихо всхлипнув, закрылась от всего мира ладонями, чувствуя, как дрожат руки. Чувство болезненного стыда накрыло с головой, я ненавидела саму себя за то, что посмела забыть, и эти чувства буквально убивали изнутри.
— Ты не виновата, слышишь? — тихо прошептал Ингварр, спрятав мое лицо у себя на груди и утешающе погладив по волосам, словно маленькую девочку. — Ты не виновата в том, что забыла…
 
Я рванулась в его руках, уставившись заплаканными, покрасневшими от слез и ярости глазами в лицо оборотня, глядящего на меня необыкновенно серьезно, но не успела сказать ни слова. Короткий стук в дверь заставил вздрогнуть и напрячься всем телом, а произнесенная не терпящим возражений тоном фраза прозвучала, словно приговор:
— Леди Илва, Его Величество ожидает вас в тронном зале…