Волчье (СИ)

Не став больше размениваться на пустые разговоры, королевский племянник отдал короткий приказ, и вся конница, сорвавшись с места, ветром пронеслась мимо нас к далеким холмам, оставляя после себя лишь поднявшуюся в воздух пыль и мелкие травинки, запутавшиеся в волосах. Оставленные лошади недовольно мотали головами и били копытами по земле, шум и пение знакомого рога с каждым мгновением становились все тише, но никто из нас даже не пошевелился, не рискуя нарушить повисшую над степью тишину. Хриплое дыхание казалось просто оглушительным, замерзшие, буквально ледяные пальцы по-прежнему сжимали теплую ткань наброшенного на плечи Боромира плаща, и я на несколько мгновений крепко зажмурилась, пытаясь совладать с эмоциями.
Где-то в самой глубине, у болезненно бьющегося сердца все еще тлел крошечный огонек надежды, и притихшая волчица, впервые не пытающаяся завладеть моим сознанием, свернулась вокруг него пушистым комком, будто пытаясь согреть собственным телом, не дать погаснуть.
Ведь, вполне возможно…
— Нужно ехать, скорее, — решительно произнес Арагорн, разбив оковы охватившего нас молчания, и я вновь вздрогнула, словно только сейчас осознавая все происходящее. Тряхнула головой, пытаясь как можно незаметнее смахнуть застывшие на ресницах слезы, и решительно отстранилась от Боромира, выпутываясь из его объятий.
— Ты в порядке? — встревожено спросил мужчина, склонившись ко мне, а теплая, загрубелая от меча ладонь легла мне на щеку, стирая влажный след, оставшийся на коже. От этого жеста почему-то стало необыкновенно неловко, и я, старательно избегая смотреть гондорцу в глаза, неопределенно пожала плечами, мягко, но уверенно отступив на пару шагов.
Кожу, сохранившую тепло чужого прикосновения, немного покалывало, и это чувство изрядно пошатнуло и так пребывавшее в полном раздрае сознание.
— Все хорошо, — голос был хриплым, неприятно ломался и дрожал, и я кашлянула, чтобы прочистить горло. — Арагорн прав, нам нужно поспешить.
Судя по тому, с каким сомнением на меня посмотрел Боромир, моим словам он не поверил, однако спорить не стал, согласно кивнув в ответ. Странник с Леголасом помогали Гимли вобраться на высокого, рослого жеребца, то и дело встряхивающего серой гривой, успевший успокоиться гнедой покорно щипал сухую траву, дожидаясь, пока и на него обратят внимание, а самый беспокойный вороной только недовольно фыркнул, когда приблизившийся Боромир ловко перехватил поводья, без особого труда забравшись на коня. Похлопал его по шее, пропустив сквозь пальцы черную гриву, выровнялся в седле и уверенно протянул мне ладонь.
— Забирайся, — он не предлагал, он утверждал, словно бы абсолютно уверенный в том, что я соглашусь. Наверное, именно поэтому мне даже в голову не пришло возразить.
Маленькая ладошка буквально потерялась в его, широкой и большой, сильный рывок заставил буквально подлететь над землей, а в следующее мгновение я уже сидела в седле позади Боромира. Неловко завозилась, пытаясь устроиться поудобнее, подавила недовольство волчицы, совсем не любящей прогулки верхом, а после положила ладони на плечи гондорца, припоминая тот единственный раз, когда мне пришлось ехать вместе с ним на лошади. В тот раз он усадил меня впереди, крепко придерживал за талию, чтобы не упала, и те несколько минут, проведенных в седле, казались мне пыткой, выжженной в памяти горячим медальоном.
Сейчас я чувствовала себя немного уверенней, попыталась держаться от мужчины как можно дальше, однако все мои старании канули в небытие, когда он бросил мне через плечо:
— Держись крепче, — а после пришпорил лошадь, послав ее сразу в галоп.
Ветер засвистел в ушах, подхватил взметнувшиеся волной волосы, и я не то, что прижалась к спине Боромира, я вцепилась в него клещами, крепко обвив пояс руками и сжавшись всем телом. Всколыхнувшийся внутри страх от того, что я могу попросту сверзиться с лошади и умереть под копытами коней, здорово взбодрил, проясняя разум, волк внутри недовольно заворчал, не зная, радоваться ли близости пары или тревожиться из-за не слишком уверенного положения, и волнение зверя не преминуло нагреть медальон, неудачно попавший под нагрудную повязку и обжигающий кожу.
 
Впрочем, о том, чтобы отнять руки от Боромира и поправить украшение, не было и речи, а когда разгоряченный жеребец на мгновение взвился в воздух, перепрыгнув тихо журчащий ручей, я и вовсе задумалась о том, как гондорцу еще удается дышать в таком захвате.
Не смотря на некоторые недостатки, передвигаться на лошадях все равно было сподручней, чем бежать пешком, расстояние к громадному костру, над которым поднималась струйка дыма, стремительно сокращалось, и по мере нашего приближения я могла рассмотреть темное море раскинувшегося за степью леса, который становился, кажется, все больше и больше. Деревья вырастали прямо на глазах, устремляясь в небо, а поднявшись на высокий холм, отделявший нас от густой чащи, мы смогли, наконец, рассмотреть гадкое пожарище.
Лагерь урук-хаев был разбит почти у самой кромки леса, в самом его центре высилась черная, еще тлеющая куча, в которую превратились тела, а запах гари и крови стоял такой, что у меня с мои-то чувствительным обонянием буквально закружилась голова. Воспользовавшись тем, что лошадь сбросила темп, перейдя на рысь, я выровнялась в седле, спрятав нос в сгибе локтя и прижмурив заслезившиеся глаза, а взгляд, скользнувший по открывшемуся пространству, наткнулся на длинную пику, воткнутую в землю. На самую ее верхушку была красноречиво насажена отрубленная кем-то из рохиррим голова урук-хая, на светлом древке медленно подсыхали ручейки черной, смердящей крови, и я, почувствовав подкатившую к горлу тошноту, радовалась тому, что за последние пару дней так и не успела позавтракать.
Тройка лошадей остановилась почти у самого костра, Арагорн, первым спрыгнувший на землю, растерянно огляделся по сторонам, словно не зная, с чего начинать поиски, а я, легко соскользнув со спины коня, не рискнула подходить ближе, чувствуя, как от мерзкого смрада начинается кружиться голова. Рыться в сожженных останках, как это делали Странник и присоединившиеся к нему мужчины, я совсем не хотела, топталась на месте, старательно рассматривая собственные сапоги и боясь даже поднять глаза, и лишь внутренне сжалась, когда Гимли неожиданно шумно вздохнул.
— Ох… Один из их поясков…
Тихие слова прозвучали в голове набатом, мне показалось, будто что-то с силой ударило меня под дых, заставив захлебнуться на вздохе, и я, не выдержав, резко вскинула голову, уставившись на черный, покрытый копотью и гарью предмет в руках гнома. На знакомый кожаный поясок он был похож весьма отдаленно, однако изящные, плетеные ножны для подаренных Владычицей Галадриэль кинжалов я узнала сразу. Мир вокруг словно потемнел, утратив свои краски, прошептал что-то тихо стоящий рядом Леголас, прижав руку к груди напротив сердца, и я даже не вздрогнула, когда Арагорн, не справившись с охватившим его отчаянием, с силой пнул ногой отлетевший в сторону шлем одного из урук-хаев, закричав на всю мощь своих легких.
Громкий, наполненный болью крик подхватила запертая в груди волчица, раздирающая когтями грудь, глаза защипало не только от прошибающего запаха, и я, порывисто отвернувшись от мужчин, спрятала лицо в ладонях, пытаясь унять охватившую тело дрожь. Злость, отчаяние и угнетающая ненависть, испытываемая к самой себе захлестнули сознание горячей волной, горло перехватило спазмом, и я обхватила шею пальцами, словно пытаясь содрать пылающую кожу ногтями.
 
— Не уберегли… — прошептал тихо Боромир, склонив голову и положив руку на плечо упавшего на колени Арагорна, и я невольно сжалась от этих слов.
Это я была виновата во всем произошедшем, я не уберегла полуросликов, из-за меня остальные члены отряда задержались, а не бросились в погоню сразу, и если бы не я… Если бы я не была такой глупой курицей, если бы осталась в Ривенделле и не стала причинять никому хлопот…
Мэри и Пиппин были бы живы.
— Хоббит лежал здесь, — мертвым, абсолютно безжизненным голосом произнес Арагорн, и я даже не обернулась, совсем не желая смотреть на гадкое кострище. — Другой рядом с ним… Они ползли.