Ливония. Продолжение (СИ)

Словом, приоделись и теперь от местных кнехтов мало чем отличались. Все сносно немецкий знают, а Тихон, так тот лучше любого немца шпрехает. Потом им попалось рыцарское «копье». Видимо — наёмник рыцарь с кнехтами тремя на лошадях. Лошадей теперь под уздцы ведут, а три «драбгешира» — доспехи кнехтов, что легче чем рыцарский «харниш» и сам харниш рыцаря, точнее, только панцири от этих доспехов, ещё улучшили их маскировку.
  
К стене Верхнего города они подошли так никем и не остановленные, да и не было почти людей на улицах, такие же мелкие отряды, как у них, и поменьше бегали в разных направлениях, но Юрий старался держаться вдоль внешней стены и здесь народу было совсем мало.
Дошли и привал с разведкой окружающей территории устроили. Лошадей привязали к каким-то кустам жухлым, чтобы не сбежали. Можно ведь на них епископа везти в обратном направлении, да и трофеи попадаются, не бросать же. Стена в этом месте метров семь. Высоковато. Но и на такие забирались. Сверху вроде тихо, но чёрт его знает, башня совсем недалеко. Возможно с неё следят и за этой стеной. Между стеною и дорогой идущей в Нижний город стоят деревянные и даже каменные сараи. И один из них диверсантам приглянулся. Он метра три в высоту и часть крыши плоская, а это сразу вполовину уменьшает высоту стены, на которую нужно лезть. Пока ситуация не поменялась, решили действовать. Закинули три кошки, те сбрякали и зацепились. Тихон полез первым и пока один, осмотреться. Залез, высунул голову и ничего не увидел. Справа навалены камни, гора целая, а слева стоит котёл чёрный, видимость четыре метра. Но на этом пятачке точно никого нет. Диверсант залез на стену и призывно махнул рукой. Пара минут и их уже четверо. Пять минут и все одиннадцать человек столпились на этом защищённом от всех куске стены.
Тихон вскарабкался на груду камней. Далеко, метрах в ста стояли три кнехта. Тоже с копьями двое и один с арбалетом. А за ними почти сразу расположились две пушки. И вокруг них люди суетились. Спуск со стены в виде прилегающей к ней лестницы был как раз около той троицы. Ну, чего, не повезло Гансам. Оказались не в том месте, не в то время. Так и пушкарям не повезло. Сидели бы дома, ели кюхен (Kuchen — пирог), шлёпали по жопе фроляйн или играли с киндерами и остались бы живы, нет, на стены понесло.
К копейщикам просто подошли, сказали гутен таг камрады и сунули под подбородок стилеты и не дали упасть, придержали трое, в то время как остальные восемь человек неспешно пошли в сторону канониров и бомбардиров. Их семеро при двух небольших орудиях. Совсем без шума не получилось, но на вскрик одного из пушкарей никто не прибежал, а так следующий пост виден, он метрах в двухстах. Артиллеристов усадили к лафетам орудий, устали бегать болезные, теперь отдыхают. Одного прислонили к стволу орудия и к пике привязали, со стороны смотрится вполне себе. Стоит человек и только голову опустил. Рассматривает чего за стеной.
Устроив это представление, диверсанты спустились в Верхний город и двинулись строем по два человека в сторону Домского собора. Его шпиль был в паре сотней метров хорошо виден.
Около собора их хотел остановить какой-то богатый человек — лошадь красивая, шпага в ножнах серебряных и сам весь в шелках, но Тихон бросил на немецком, что у них есть приказ епископа Фридриха фон Амптена срочно к нему явиться, и расфуфыренный всадник отстал.
В самом соборе народу было не много. Неурочный час. Ходили священники в разноцветных парчовых одежда в серых и чёрных сутанах пробегали монаси рангом пониже, на хорах распевались певчие. Были и миряне, стояли на коленях, молились, свечи зажигали. Плакала какая-то женщина у входа. Даже не плакала, а голосила.
— Где епископ? Нас к нему комтур послал, — дёрнул за рукав пацана хориста, наверное, Юрий, специально немецкий коверкая. Они же наёмники, может с самой Швейцарии. Или Баварии, там язык сильно отличается.
 Событие пятьдесят первое 
Егорка ошалело смотрел на разворачивающееся перед ним действо. Немцы кнехты тупыми концами копий отбивались от монасей, при этом они волокли куда-то к выходу высокого человека в серой с чёрным гражданской одежде, а священники видимо пытались его отбить у ландскнехтов.
— Чё деется⁈ — это же десяток Юрки Стрелкова, а вон и он сам в ярком рваном наряде немецком.
Коноплёв рыкнул своим:
— За мной! — и вывалился через узкую дверь в большое помещение собора, где проводятся службы.
Вся сотня последовала за командиром. Они заучено стали перекрывать двери ведущие из средней части храма. По десятку отрезало левый и правый клирос. Два десятка устремились в притвор. Священники перестали голосить и, бухнувшись на колени, принялись молиться.
— Так-то лучше. Юрка, ты как здесь раньше нас оказался, и что это за товарищ?
Они обнялись со Стрелковым.
— Нас князь послал добыть ему епископа Ревельского Фридриха фон Амптена. Вот, он, добыли, теперь нужно из Верхнего города в Нижний его оттащить. Там у нас лошади подготовлены.
— Не, это так вы всех немцев поубиваете по дороге, знаю я вас! А потом меня спросит Юрий Васильевич, Егорка, а сколько ты Гансов в Преисподнюю отправил? А я чего ему скажу, так не было Гансов, княже, там до нас Стрелков со своими прошёлся. Одни немецкие трупы, нет там больше Гансов, даже Фрицев и то нет.
— А нет, то чего? — отмахнулся диверсант.
— Мы сюда подземным ходом добрались. Назад им отправляйтесь, там никого, тихо, нужно только факелами запастись. А ещё там тесновато, но вы ростом пониже, вам легче будет. Выходите у монастыря в посаде, говорят, вы там через стену перелезали.
— Хорошее дело. Лошади? Ну, ладно, легко пришли, легко ушли. А он не обвалится? — Стрелков махнул рукой подзывая своих, удерживающих трепыхающегося епископа.
— Там уже всё обвалилось, что можно. Монахи расчистили. Да! Мы же там клад нашли, его два Володимира сейчас охраняют!!! Нужно мешками разжиться. Вы его с собой прихватите, а то тут сейчас драка начнётся.
— Клад? Настоящий?
— Самый настоящий! Золото, полно каменьев самоцветных. Спрятали немцы и замуровали, может специально, а может по незнанию. Давно было. Дерево всё сгнило уже. Может сто лет, а может и больше, дубовая дверь чуть не в пядь толщиной в труху от удара развалилась.
Дальше искали мешки и факела, но ни того ни другого в самом храме не нашлось. Тогда сняли с больших начальников узорчатые ризы и связав рукава и ворот изготовили самые дорогие в мире мешки из золотой парчи, а факела заменили несколькими десятками довольно больших свечей. Не лучшая замена, свечу задует на ходу, в отличие от факела. Правда, один-то остался, но его и на половину пути не хватит.
Как только диверсанты ушли в подземный ход и увели с собой епископа, Коноплёв решил действовать. Там идёт зачистка Нижнего города и вскоре подойдут к Верхнему и тогда в них с башен начнут стрелять. Нужно подмогнуть своим, раз уж они в тылу у врага оказались.
— Орлы, я вот думаю, самая высокая башня у них — это Длинный Герман. Вот её нам и нужно захватить. А оттуда уже палить по защитникам Верхнего города.
Прорываться пришлось с боем. Даже со сражением. Первые метров сто сотня прошла спокойно, на них косился народ, но осознать, что русские уже в Верхнем городе сразу не смогли. Ну идёт себе строем странный отряд и идёт. Но недоумение быстро превратилось в понимание, а оно в панику у гражданских и в атаку у ландскнехтов. Около башни стояло пара сотен вооружённых всё теми же пиками и арбалетами кнехтов и небольшой отряд, человек в тридцать мушкетёров. И даже были две пушки калибром в пару вершков. А рядом с пушками канониры. Они не суетились, не заряжали пушчонки свои, они тупо сидели на… на бочонках с порохом. Отважные парни со стальными…
  
 
 
— А умеют ли они летать? Огонь по бочонкам! — Егор сам стащил с плеча мушкет и проверил порох на полке и не погас ли фитиль. Всё было нормально и он, не целясь почти, отправил пулю в бочонки с порохом. Кто-то опередил командира, так как шибануло, когда он за спусковой крючок тянул. Взрыв был приличный и об артиллерии у противника пока можно было не думать. Но и без неё врагов хватало. Пушки как бы в центре расположения немцев были, но там видимо командиры опытные были и близко к пороху никто не лез. Если от взрыва кто-то и пострадал, так это береты ландскнехтов с петушиными перьями. Они послетали с лохматых немецких голов.