Ложь путеводных звёзд (СИ)

Во-первых, вести осаду с отрядом в десять человек — откровенно тупая идея. Как бы сильна ни была магия Владык, даже ее могуществу есть предел. Победу над Халифатом они одержали частично за счет эффекта неожиданности, частично благодаря суеверному страху черных перед магией. Против Карстмеера ни того, ни другого у Килиана не было.
Во-вторых, он вообще не хотел доводить ситуацию до точки невозврата. Междоусобная война еще никому ничего хорошего не приносила. Неважно, кто за что воюет, за свободу ли, за порядок, за истинную веру или общее благо: если ты воюешь сам с собой, то и ослабляешь в итоге сам себя. Распавшееся королевство не выстоит против Иллирии и Халифата.
Наконец, в-третьих, у него уже был план. И этот план ему очень нравился, хоть и был излишне рискованным.
Десять лошадей и одиннадцать человек (леди Селеста, закутанная в черный плащ с капюшоном, сидела на лошади перед Килианом) остановились в трехстах метрах от замка. Адепт кивнул Маврону, и тот затрубил в рог. Сперва свой личный сигнал. За этим последовал сигнал герцогского, — в смысле, теперь королевского, — рода.
Выждав пару секунд, чтобы на них обратили внимание, адепт сорвал капюшон с головы своей пленницы. Расстояние было точно рассчитано: достаточно близко, чтобы защитники замка могли опознать личность девушки, но достаточно далеко, чтобы они не могли быть уверенными, что открыв огонь, не заденут её.
То, что «спасенная» фактически выступала живым щитом, Килиана совсем не трогало. Он был уверен, что стрелять они не станут.
План действий был обговорен заранее, и ему не требовалось отдавать команду специально. Дождавшись, пока на стене появится граф Карстмеер собственной персоной, герольд Маврона выехал вперед. Килиан понятия не имел, зачем отряду из десяти человек отдельный герольд, но сейчас он был очень полезен.
Герольд подъехал почти к самой стене и, чувствуя себя явно неуютно под прицелом лучников и мушкетеров, начал излагать послание. С такого расстояния слышно его было плохо, и Килиан опасался, что он начнет нести отсебятину, но кажется, пока все шло… неплохо.
Послание должно было гласить, что барон Килиан Реммен, придворный псионик Идаволла, готов обсудить условия передачи леди Селесты в руки ее отца. Но обсуждать это он будет только с графом лично, только за пределами территории замка, и только если того будет сопровождать не более двадцати человек свиты.
Герольд вернулся — живой. Это уже плюс. Теперь оставалось отступить на всякий случай за пределы досягаемости стрелков и выжидать хода Карстмеера.
Напряженное это было ожидание. Хотя университетское образование Килиана и включало в себя основы психологии, он не льстил себе и не считал себя знатоком душ человеческих. Сейчас же все зависело от того, верно ли он просчитал характер старого графа.
Была и еще одна причина, по которой он чувствовал напряжение. Сидевшая перед ним заложница… К нему откровенно прижималась. Аристократка уступала в привлекательности и Лане, и Ильмадике, но это не значило, что ученый не испытывал вполне естественных мужских реакций. В общем-то, она до сих пор считала его своим спасителем (мотивов, из которых заговорщики пытались выкрасть ее, ей так никто и не раскрыл) и неоднократно строила глазки. Но…
Было очень весомое «но». Это все было ложью. Фальшивкой.
Килиан уже знал, что у всех адептов в боевой трансформации значительно усилена выработка тестостерона. Это влияло и на физические возможности, и на характер… и на то, как инстинктивно воспринимались адепты для тех, кто не знал об этой особенности. Для мужчин — как более авторитетные, «альфы». Для женщин — как более перспективные самцы. Как более привлекательные.
А это значило, что отныне любой интерес женщины к нему будет лишь плодом волшебного искусства Владычицы. Боевая трансформация влияла на это даже сильнее, чем деньги и титул, которые Килиан получил от короля.
Ложь, ложь, сплошная ложь. Он мог бы воспользоваться этим свойством, чтобы иметь успех у женщин, но с тем же успехом можно было пользоваться для этого и промыванием мозгов.
 
Даже Лана — и та уже сталкивалась с его боевой трансформацией, хоть, очевидно, статус врага в войне и гнев за порабощение перевешивали.
А это означало забавный парадокс. Барона Реммена женщины любили куда больше, чем странствующего ученого Килиана. Но при этом он четко знал, что на самом деле его-настоящего… не любят. Это все обман. Шанс на настоящую любовь он утратил навсегда.
За одним-единственным исключением. Разумеется, Владычица была надежно защищена от собственных чар. Она — единственная — любила его по-настоящему. Он нуждался в этой любви, но с каждой своей ошибкой все больше лишался права на нее.
Приближая момент, когда останется один в пустоте.
От этой мысли болезненно заломило все кости. Вскрик Селесты, плечо которой он сжал слишком сильно, вернул чародея в реальность. Не время ныть. Нужно действовать по плану.
Не подвести её на этот раз.
Ворота замка отворились, и навстречу людям короля выехала кавалькада всадников. Действительно ли граф уложился в двадцать человек свиты, Килиан считать не стал. Не имеет значения. Если он ошибся в расчетах, то человеком больше, человеком меньше…
Оставив Маврона и его людей позади, чародей двинулся навстречу. Не доезжая нескольких метров, он спешился и помог спешиться леди Селесте. После чего бросил взгляд из-под раскрытого забрала на своего противника.
Граф Карстмеер был чуть ниже его. Аристократическое, волевое лицо, изборожденное множеством морщин. Бороду он брил, а длинные волосы носил собранными в хвост, как и сам Килиан. Волосы эти были совершенно седыми, но могучая фигура не выдавала и тени старческой дряхлости. По крайней мере, с такой легкостью и непринужденностью носить рыцарские латы было не дано и многим из молодых. Граф держался спокойно, но барабанившие по рукояти легкого одноручного меча пальцы выдавали нервозность.
В принципе, вполне понятную, учитывая ситуацию.
— Мои приветствия, граф Карстмеер, — изящный поклон ученый репетировал по учебнику придворного этикета. В общем-то, он сознавал, что это весьма распространенная ошибка тех дворян, кто получил свой титул за заслуги, а не по крови.
— Приветствую… барон Реммен, — легкая пауза четко выражала отношение графа, но до примитивного хамства он не опустился. Или просто не желал рисковать жизнью дочери?
— Как должен был передать вам мой человек, я здесь, чтобы обсудить условия передачи вашей дочери. Итак…
Килиан еле заметно направил девушку навстречу отцу и отпустил ее руку.
— …никаких условий.
Люди графа в замешательстве наблюдали, как псионик расстается с главным своим козырем. Наблюдал и граф, но он выдать своих эмоций себе не позволил.
Почему-то от такого поведения у Килиана заныло в груди.
— Признаюсь, вы удивили меня, барон, — заметил Карстмеер, — Вам известно, какие слухи ходят о вашей персоне?
— Слухи всегда ходят, — дернул плечом ученый, — Но лишь дела показывают, кто чего стоит на самом деле.
— Согласен, — кивнул граф, — И что же, по-вашему, показывают мои дела?
Это был очень хитрый вопрос. Стоило дать на него любой ответ, который можно интерпретировать как «вы мятежник», и миссию можно было считать проваленной. Но и отрицать объективные факты — это тоже проигрышная стратегия.
— Что вы сомневаетесь, милорд.
— Сомневаюсь в чем?..
Да, это был верный ход. Разговор повернулся именно в то русло, на которое Килиан рассчитывал.
— В правильности своего выбора. Вы решили, что Герцог Амброус не имел права объявлять себя королем, а Ильмадика — не Бог.
— Потому что это правда, — подтвердил Карстмеер, — Бог не здесь, среди нас. Бог там, на Небе. Остальное — ересь и святотатство.
Килиан поморщился:
— Милорд, я никогда не был большим специалистом в богословии, — заметил он, — Но даже я знаю, что Бог вездесущ, всемогущ и всеведущ. Он повсюду: и на Небе, и среди нас, и даже в нас самих.