Любовь в холодном климате
«Все это» в ее устах означало положение, связанное с такими весомыми активами, как акры, угольные шахты, недвижимость, драгоценности, серебро, картины, первопечатные книги и другое имущество такого рода. Лорд Монтдор, к счастью, владел колоссальным количеством подобных вещей.
– Впрочем, я никогда и не ожидала, что бедная Линда вступит в достойный брак, – продолжала леди Монтдор. – Сэди, конечно, чудесная женщина, и я прекрасно к ней отношусь, но, боюсь, она не имеет ни малейшего представления о том, как воспитывать дочерей.
Тем не менее не успели дочери тети Сэди высунуть носы из классной комнаты, как их тут же обвенчали, путь даже и не с самыми достойными женихами, и, пожалуй, этот факт немного терзал леди Монтдор, чей ум, по-видимому, был погружен в матримониальные заботы.
Взаимоотношения между Хэмптоном и Алконли были таковы. Леди Монтдор питала раздраженную любовь к тете Сэди, отчасти восхищалась ею за ее цельность и надежность, которых не могла за ней не признать, а отчасти винила за «несветскость», которую считала неуместной в человеке такого положения. При этом она терпеть не могла дядю Мэттью и называла его сумасшедшим. Дядя Мэттью, со своей стороны, глубоко уважал лорда Монтдора – тот был, пожалуй, единственным человеком на свете, на которого он смотрел снизу вверх, – и до такой степени ненавидел леди Монтдор, что, по его словам, у него руки чесались ее придушить. Теперь, когда лорд Монтдор вернулся из Индии, дядя Мэттью постоянно видел его в Палате лордов и разнообразных организациях графства, которые они оба посещали, и порой, придя домой, цитировал самую банальную его реплику, словно то было высказывание пророка: «Монтдор сказал мне… Монтдор говорит…» Это была истина в последней инстанции, и подвергать ее сомнению представлялось бесполезным: мнение лорда Монтдора по любому предмету мой дядя полагал окончательным.
– Чудесный парень Монтдор. Не представляю, как мы вообще обходились без него в нашей стране все эти годы. Ужасная расточительность отправить его к арапам, когда этот человек так остро нужен здесь!
Он даже нарушил свое правило не посещать дома других людей в пользу Хэмптона.
– Если Монтдор нас приглашает, думаю, нам следует пойти.
– Это Соня нас приглашает, – ехидно поправляла его тетя Сэди.
– Старая волчица. Никогда не пойму, что нашло на Монтдора, когда ему пришло в голову на ней жениться. Видимо, он в то время не осознавал, какая она донельзя ядовитая чертовка.
– Дорогой… дорогой!..
– Чертовски ядовитая. Но если Монтдор приглашает, думаю, надо идти.
Что же касается тети Сэди, то она была всегда такой рассеянной, так витала в облаках, что было нелегко понять, что она на самом деле думает о людях. Но я уверена: хотя ей, похоже, и нравилось в малых дозах общество леди Монтдор, тем не менее она не разделяла дядиных чувств в отношении лорда Монтдора, потому что, когда говорила о нем, в ее голосе всегда звучала нотка пренебрежения.
– В его внешности есть что-то глупое, – говаривала она, когда дяди Мэттью не было рядом, потому что это чудовищно задело бы его чувства.
– Итак, Луиза и бедная Линда пристроены, – продолжала леди Монтдор. – Теперь на очереди вы, Фанни.
– О нет, – возразила я. – Никто никогда на мне не женится. – И в самом деле, я не могла представить, что кому-нибудь этого захочется, я казалась себе гораздо менее интересной, чем другие девушки, которых знала. И я ненавидела свою внешность – круглые розовые щеки и взъерошенные кудрявые черные волосы, которые никогда нельзя было заставить обрамлять лицо шелковистыми прядями. Как бы их ни смачивали и ни расчесывали, они упорно торчали вверх, как вереск.
– Глупости. И не выходите замуж абы за кого, по любви, – сказала она. – Помните, любовь никогда долго не длится, но если вы выйдете замуж за «все это», тогда оно будет на всю жизнь. Когда-нибудь, не забывайте, молодость пройдет, и подумайте, каково бывает женщине, если она не может купить себе пары бриллиантовых серег. Женщине моего возраста просто необходимы сверкающие бриллианты. А за едой придется вечно сидеть с разными незначительными людьми. И не иметь машины. Не очень приятная перспектива, знаете ли. Конечно, – прибавила она, словно в запоздалом раздумье, – мне повезло, у меня была и любовь наряду со «всем этим», но такое нечасто встречается, и, когда вам настанет пора выбирать, вспомните мои слова. Думаю, Фанни пора ехать, чтобы успеть на поезд. Когда проводишь ее, Полли, не могла бы ты найти Малыша и прислать ко мне? Я хочу обсудить с ним званый обед на следующей неделе. Ну, до свидания, Фанни. Теперь, раз уж мы вернулись, давайте будем видеться чаще.
Спускаясь по лестнице, мы наткнулись на Малыша.
– Мамочка хочет вас видеть, – с угрюмой серьезностью произнесла Полли, устремляя на него взгляд своих голубых глаз. Он положил руку ей на плечо и принялся массировать его большим пальцем.
– Да, – ответил он, – насчет званого обеда, полагаю. Ты придешь на него, старушка?
– О, думаю, да, – кивнула она. – Я ведь сейчас выезжаю, как вам известно.
– Не могу сказать, что с большим нетерпением жду этого события. Идеи твоей матери по поводу размещения гостей за столом становятся все туманнее и туманнее. Вчера вечером в столовой царила совершенно сумасшедшая атмосфера, герцогиня до сих пор из-за этого в плохом настроении! Право же, Соне вообще не следует принимать людей, если она не в состоянии обращаться с ними по-человечески.
Подобную фразу я часто слышала из уст моей тети Эмили – правда, в отношении животных.
7
Вернувшись домой, я, разумеется, не могла говорить ни о чем ином, кроме как о моем пребывании в гостях. Дэви это немало позабавило. По его словам, он никогда не знал, что я такая разговорчивая.
– Но, мое дорогое дитя, – сказал он, – разве ты не была ошеломлена? Советер и эта Чэддсли-Корбетт!.. Гораздо хуже, чем я даже предполагал.
– Ну да, поначалу думала, что умру. Но знаешь, никто не обращал на меня внимания, кроме миссис Чэддсли-Корбетт и леди Монтдор…
– И какое же, позволь поинтересоваться, внимание они на тебя обращали?
– Ну, миссис Чэддсли-Корбетт сообщила, что первым маминым сумасбродством был мистер Чэддсли-Корбетт.
– Это верно, – подтвердил Дэви. – Я совсем забыл про скучного старого Чэда. Но ты же не хочешь сказать, что Вероника прямо так тебе это и вывалила? Я бы не ожидал такого даже от нее.
– Нет, я слышала, как она рассказывала об этом.
– Понятно. Ну а что Соня?
– О, она была со мной мила.
– В самом деле? Это и впрямь зловещая новость.
– Что за зловещая новость? – спросила тетя Эмили, входя со своими собаками. – На воздухе просто восхитительно, не могу понять, почему вы оба сидите здесь в такой чудесный день.
– Мы сплетничаем о вечеринке, на которую ты так неблагоразумно позволила Фанни поехать. И я говорил, что, если Соня действительно прониклась симпатией к нашей крошке – а, похоже, так оно и есть, – мы должны остерегаться, только и всего.
– Почему остерегаться? – спросила я.
– Соня ужасно любит жонглировать человеческими жизнями. Я никогда не забуду, как она заставила меня пойти к ее врачу. Могу только сказать, что он чуть меня не убил. В том, что я сейчас здесь, с вами, ее заслуги нет. Она слишком неразборчива в средствах, легко привязывает к себе людей с помощью своего обаяния и престижа, а затем навязывает им свои ценности.
– Фанни это не грозит, – с уверенностью заявила тетя Эмили. – Посмотри на ее подбородок.
– Ты всегда говоришь, посмотри на подбородок Фанни, но я не вижу никаких других признаков того, что она самостоятельно мыслящий человек. Эти Рэдлетты заставляют ее делать все, что им заблагорассудится.
– Увидишь, – сказала тетя Эмили. – Между прочим, Зигфрид опять в полном порядке, он хорошо погулял.
– О, прекрасно, – обрадовался Дэви. – Оливковое масло – это вещь.
Они с нежностью посмотрели на пекинеса Зигфрида.