Контент с привкусом любви

Этот идиот был новеньким, только что переехавшим из Нью-Йорка, претенциозным городским парнем, который привык получать то, что хочет, словно весь мир ему что-то должен. Это был урок физкультуры, и я уже страдала от своей огромной груди, которая вызывала одышку и замедляла мою физическую активность.
Марк подошел ко мне сзади, прямо как в книжной горячей сцене, наклонился к моему уху, обдувая меня мятным дыханием и прошептал:
  
"Я мог бы поднять твоих "девочек" и помочь тебе избавиться от этого бремени".
 
Тогда я не поняла, что он имел в виду, и когда я повернулась, уткнувшись лицом ему в грудь – потому что он ростом с чертово дерево, – и посмотрела вверх, его взгляд был прикован к моей груди.
Он добавил:
"Знаешь, как беременным женщинам подтягивают животы? Я мог бы стать добровольцем и приподнять тебе грудь".
 
И когда до меня дошёл смысл его слов, мы вскоре оказались в кабинете медсестры, потому что я плакала от возмущения и думала, что сломала ему член, недооценив свою силу и ударив его коленом в пах. К счастью Марка, член уцелел, а высокий, самодовольный блондин, похожий на модель с обложки журнала, больше не осмеливался флиртовать со мной. Вместо этого он начал ходить за мной по пятам, пытаясь извиниться, и к концу учебного года Марк Кэллоуэй стал моим лучшим другом. Конечно, он никогда не переставал шутить по поводу "помощи", но почему-то меня это больше не обижало. Он хороший парень, а бонусом стало то, что мы поступили в один и тот же университет, что одновременно и проклятие, и благословение. Проклятие, потому что его "подружки на одну ночь" презирают меня из-за того, что он всегда предпочитает меня им, и благословение, потому что я не самый общительный человек, и когда я стала планировать поступление в колледж, то боялась, что не заведу друзей. Конечно, я завела здесь несколько друзей, но Марк – номер один.
Даже если он и идиот, он мой идиот.
Марк все еще лежит на моей кровати и роется в ящике с конфетами, словно ребенок на Рождество, пока я начинаю расставлять свет и оборудование на своем столе, выбирая ракурс для сегодняшней съемки. Корсет черный, но усыпан стразами, а это означает, что я должна сидеть напротив окна, радуясь, что солнце светит прямо в мою комнату, будто прожектор на голливудской сцене. Конечно, мои глаза устанут от такого яркого света, но триста долларов на моем банковском счете, которые я получила сегодня утром из магазина, приславшего мне этот корсет, говорят мне, что жертва того стоит. Не то чтобы я совсем на мели, но дополнительные деньги, которые я зарабатываю сама, не прося родителей содержать меня, утешают.
Мне почти двадцать, и я хочу быть независимой, не беспокоить маму и папу, потому что деньги, которые они зарабатывают, – результат многочасовой тяжелой работы на ранчо: ухода за лошадьми и поддержки моей младшей сестры, которая сейчас учится в выпускном классе и планирует поступить в актерскую академию, где стипендий не предусмотрено. У моих родителей достаточно забот с Кларой, поэтому я беру на себя роль старшей, ответственной сестры. И моя работа не такая уж тяжелая, если подумать. Я не таскаю тюки сена, как обычно, когда приезжаю домой на выходные и помогаю папе по хозяйству; я не копаюсь в конском навозе, пытаясь понять, почему у Молли, нашей рабочей лошади, запор (поверьте, такое случалось не раз); и я не сижу за ручным инструментом, который превращает молоко в сливки и от которого у меня немеют руки. Я просто сижу в красивой одежде и вру своим подписчикам о себе.
Я слышу звук разрываемой упаковки и, обернувшись, вижу, как Марк открывает пакет с мармеладными мишками и устраивается обратно на моей кровати. Честно говоря, этот парень проводит в моей постели больше времени, чем я сама, хотя его комната рядом с моей. Такая же, как у меня. Но он всегда в моей. Чем бы я ни занималась: домашней работой, готовкой или даже сном, – он всегда рядом. В таком случае, мы вполне могли бы жить вместе, поскольку соседняя комната пустует, а у меня нет соседки с первого курса, и я живу на этаже с парнями, потому что в женском общежитии для меня не хватило места. Это невероятно смешно и нелепо. Особенно для девушки с четвертым размером груди и постоянным парнем.
– Ты серьезно? – ворчу я, привлекая внимание Марка. Он резко поднимает голову, отчего прядь светло-русых волос падает ему на лоб, и растерянно смотрит на меня. – Я выхожу в прямой эфир, идиот. Иди в свою комнату, ты снова будешь отвлекать моих зрителей.
Он улыбается, и эта улыбка такая чертовски обаятельная, что я почти готова его простить. Почти.
– Они любят меня, Мандаринка. Наверное, больше, чем твои… кхм… прелести.
– Иди. В свою. Комнату, – произношу я, по отдельности выговаривая каждое слово.
– Ты знаешь, что становишься невероятно сексуальной, когда говоришь со мной таким тоном? – Марк машет рукой перед лицом, выдыхая что-то вроде "о-о-охх"… ну, как типичный кокетливый Марк. Он прекрасно понимает, что просто действует мне на нервы, но делает это так непринужденно. – Такая властная.
– Ты такой идиот, – я не могу удержаться от смеха. Он действительно умеет меня рассмешить, даже когда я готова бросить в него свой ноутбук. – Ты можешь остаться здесь, но только если перестанешь комментировать мою анатомию и флиртовать с моими зрителями.
Марк демонстрирует, как закрывает рот воображаемым ключом, соединяя большой и указательный пальцы, и застегивает свои полные губы на гипотетическую молнию, молча обещая вести себя тихо. Его глаза при этом так и искрятся.
Но я знаю, что это ложь. Он будет продолжать болтать, продолжать флиртовать и вести себя как обычно. Моим подписчикам почему-то нравится, когда он появляется в моих прямых эфирах, и они даже говорят, что из нас получилась бы отличная пара, что звучит абсурдно, учитывая мой статус отношений. И я никогда не рассматривала Марка как потенциального бойфренда. Я никогда не испытывала к нему никаких чувств, кроме дружеских; даже мысль о том, что у меня могут быть отношения с этим бабником, вызывает у меня дрожь по спине. Это все равно что встречаться с младшим братом.
– Я буду хорошим мальчиком, Мандаринка, – усмехается он, присаживаясь на край кровати так, чтобы частично попасть в поле зрения камеры.
– И ради бога, не называй меня этим прозвищем, – говорю я, в последний раз поправляя корсет и короткую черную юбку со складками в стиле школьницы. – Теперь другие люди называют меня так из-за тебя. Это начинает раздражать, знаешь ли.
– Это не из-за меня, – он тычет пальцем мне в нос. – Это из-за твоих волос цвета апельсина и шестидесяти двух веснушек на твоем лице.
– Вчера их было пятьдесят четыре, – я приподнимаю бровь, все еще не веря, что он может сосчитать веснушки на моем лице. Марк считает их еще со школы, но я ему не верю: цифры всегда такие разные, что кажется, будто он их просто выдумывает. Что, вероятно, ближе к истине.
Марк пожимает плечами и игриво щелкает меня по носу.
– Солнце любит тебя так же сильно, как и я, – просто отвечает он, используя свою обычную фразу, которая всегда вызывает у меня необъяснимую улыбку.
– Я тоже люблю тебя, но ты все равно не будешь приставать к людям в моих прямых эфирах.
Он надувается, как маленький ребенок, которому запретили сладкое.
– Злодейка.
– Все, заткнись.
– Да, госпожа.
Смеясь, я устраиваюсь поудобнее и запускаю прямую трансляцию, мгновенно набирая сотни зрителей, а Марк начинает накручивать прядь моих волос на палец.
   
Глава 2
 
Элоиза 
Как я и предсказывала, редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучи и окно моей комнаты, танцующие на рассыпанных по корсету стразах, мгновенно приковывают взгляды моей аудитории. Я встаю со стула, демонстрируя свой наряд. Кружусь перед камерой, пока Марк бормочет что-то о том, как "потрясающе" я выгляжу, несмотря на его предыдущее замечание о смерти Дракулы. Чат взрывается какофонией восторженных смайликов и шквалом криков: "Боже мой, где вы это взяли?!"