Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 (СИ)

— Вижу, — дед зашагал на выход, приказывая следовать за ним. Наверху никого не было. Температура упала ниже нуля, изо рта шел пар, а на полу легким порошком лежал снег. Односельчанина в доме не было, Фома понятия не имел как он выбрался, но очень хотел бы узнать — в жизни пригодится. Зато был кое-кто другой. Череп, безжалостно расколотый, как грецкий орех, светил безжизненными глазницами. Одна половинка на столе, там где и стоял этот живой подсвечник, а вторая на полу, на половину присыпанная снегом.
— Дела, — выразил общее мнение дед и посмотрел в сторону выхода. И без нечистой силы по следам было ясно, что Женька ушел туда — наверх. Почти одновременно они оба посмотрели на картину. Картина изменилась в очередной раз. Дед-жертва на ней пропал, зато появился дед-победитель. Не понятно как художнику удалось выразить это настроение, но там чувствовалась мощь, сила и свобода. Фигурка теперь была одинока, вокруг огромные барханы сугробов и бесконечное уходящее в даль белое поле, но фигурка не опустила руки, а тянет их вверх в боевом жесте.
— Вьюга забери — он здесь — выругался дед и положил руку на плечо Фоме. — Ты! Останься тут. Можешь взять веник и заняться уборкой, но наверх ни ногой.
‚Я бы и не смогу выйти, наверное', — подумал Фома и кивнул. Дед похлопал его по плечу и пошел на выход. На картине ветер швырял снег в лицо одинокой фигуре, но кажется ее это не беспокоило.
‚Чтобы к моему приходу было чисто', — погрозил пальцем дед и улыбнулся. А потом исчез в синей вспышке.
11.
Прошлый раз когда он выходил из дома была поздняя осень. Редкие лужи, дожди-ливни и грязь по обочинам. Теперь он вышел сразу в середину злющего декабря и в самую злую зиму за последние пару тысяч лет. Это по его ощущениям, а о чем думали местные жители дедушка не знал. Зато хорошо видел виновника. Карачун в чужом обличье смеялся от счастья, разгребая руками снежные бури. Он был полностью голый, но чужое тело не чувствует холода, когда им владеет отец полярных Буранов и жгучих холодов. Карачун радовался свободе, радовался снежным вьюгам и низким температурам.
Мороз видел это и даже разделял его радость, разделил бы если бы не последствия. Вокруг колодца расположились десятки ледяных фигур, трудно было понять, когда застал их холод и почти трупное окоченение. Вон лежит паренёк, примерзший к своей винтовке. Вон еще трое, обнимаются, пытаясь спастись. Вон машина в снегу как в сугробе, а там обвалившаяся под тяжестью снега палатка и рядом с ней фигура в плаще. Единственная, которая подает признаки жизни. Мороз охает и фигура, длинная, худая и с маленькой головой на тонких плечах оборачивается — видит его. Черный плащ развевается на ветру изображая крылья и человек скрежет зубами.
— Ты!
— А ну-ка постой, Касьянушка, — говорит Мороз и идет по снегу, как по пляжу, жалея, что забыл ружье.
— Нечистого трогать не смей! — кричит Женька, шагая навстречу. Глаза его зияют синими дырами. Из ран на груди пробивается сияние, рассекая тело на две половинки. Он распахивает руки навстречу деду, стремясь обнять его по братски. Дед отступает, спотыкается и сжимает кулаки.
— Не подходи, проклятый змей!
— Как же ты с папой говоришь, с папулечкой! — завывает Женька и проваливается в снег по пояс. Бьет руками по снежному насту, мотает головой и блюет сине-белой радугой. Черная длинная фигура убегает прочь смешно задирая ноги. Она бежит и оглядывается только раз, когда деда кто-то хватает за ногу.
Это Женька проваливаясь в снег все глубже хочет утащить за собой деда.
‚Что ты сделал со мной!'
Его глаза превращаются в синие прожекторы, а рот превращается в акулью пасть полную острых клыков.
‚Ты заставил меня убить друзей!'
Рывок, и Дед падает на спину. Снег накрывает его одеялом и Женька выдергивает его из-под белого покрывала — тащит по настилу к дыре в которую сам проваливается как в болото.
‚Ты заставил меня забыть! Заставил убить!'
Дед отпихивает его руку ногой и ползёт назад, но мертвец опять цепляется, как мёртвая синяя пиявка, и тонко визжит, безумной сиреной.
  
‚Далеко собрался, дедушка Мороз? Где мой подарок? Хочешь я прочту тебе стишок? Твой любимый, послушай!'
Дед не кричит от страха, не дергается и не вырывается, а наклоняется и отдирает палец один за другим и смотрит в обезумевшие глаза ангела.
— Я знаю кто ты, чего тебе нужно?
— Я узнал что у меня, — кричит и хохочет существо, оно хватается руками за наст и выползает на поверхность, а дед сам того не желая пятится назад, ползет на заднице и снег набивается в штаны, приятно охлаждая страх — есть огромная семья!
— Отцепись, Карачун! Не для того я тебя звал! Не для того будил!
12.
Фома смотрит на двустволку, которую дед оставил стоять у кровати. Оглядывается на выход, прислушивается к тишине и закрывает крышку подвала, как крышку гроба. Аккуратно накидывает сверху ковер и поправляет его. Тщательно осматривает и косится на ружьё. Оно ждёт его. Никто не следит за оружием и оно, скорее всего, заряжено, а вокруг никого. Фома оглядывается и пытается подумать, решить что делать, как поступить правильно. Достает из кармана игрушечного космонавта и всматривается в выражение его лица, как будто ищет правильный ответ. Космонавт оживает и подмигивает маленькими глазками-точками:
— Не думай! Возьми оружие! И когда он вернётся застрели убийцу своих детей!
Космонавт улыбается и это помогает Фоме решиться. Он кладет игрушку в карман и огибая стол подходит к кровати и берет ружье. Проверяет предохранитель и разворачивается. Человек из стеклянного гроба стоит посреди комнаты и смотрит на него.
— Ты что задумал, смертный? Неужто убить живой символ Нового Года?
Фома молчит и думает, почему нечистый просвечивается, как шторка на окне? Почему он сияет, и что будет если пальнуть в него серебром из двух стволов?
Призрак подплывает к нему, не касаясь ногами пола, и Фома с криком роняет двустволку на пол.
— Тсс, — говорит призрак и бросается к нему. Фома взлетает вверх, переворачивается в полете и врезается в стену. Поднимается, перепугано озираясь по сторонам, и успевает заметить мелькнувшую синюю тучку, когда прилетает пощечина справа. ‚Ай' — кричит Фома и, держась за обожжённую щеку, ползет в сторону. На этот раз пощечина слева и заливаясь слезами он ползет в сторону подвала. Его хватают за ногу и волокут в противоположную сторону. Игрушка вылетает из кармана и Фома вспоминает слова деда, пытается схватить космонавта и, промахиваясь, уезжает вдаль.
13.
Чёрный плащ скрывается среди деревьев, и пурга сходит на нет. Мороз лежит на спине и его никто не тащит больше, Женька стоит в ногах, возвышается над ним и сверкает глазами.
— Зачем разбудил меня, внучёк? Зачем побеспокоил?
Голос у него писклявый, искаженный. Если закрыть глаза, то и не поймёшь с кем говоришь.
— Совет, — прокряхтел Мороз и сел. Ветер притих, перестал хоронить лес заживо и вернул тишину в лес. Касьян Трусливый оправдал свое прозвище и скрылся в лесу, только его и видели.
— Совет тебе нужен? — Карачун задумался. — Есть несколько. Готов ты их выслушать, внук?
— Да, — дед поднялся и встал напротив собеседника. — Ничего я не понимаю в этой жизни, нужна мудрость твоя.
— Был бы я мудр, не лежал бы в стеклянном гробу, — пропищал ‚Женька' и начал крутиться вокруг своей оси. Как заправский монах из монастыря Шаолинь он вертелся на одной ноге, все ускоряясь и ускоряясь, и чем быстрее крутился, тем тоньше и противнее становился его голос.
‚Мир вокруг нас изменился, Мороз! Изменился в худшую сторону! Ты даже не представляешь насколько плохо! Теперь живи с этим!'
Он раскрутился так, что видно было только синюю дымку и, вдруг, упал в снег, раскинув руки. Затылком ударился об снежный наст так, что щелкнула челюсть и если язык вдруг попал между зубов, то новый уже не отрастет.
— Всё? — Мороз по-лемуровски вытаращил глаза. — Это всё?
Он бросился к Женьке и начал трясти его, бить по щекам, пытаясь оживить.