Чужая война (СИ)

Чего-то такого я и опасался. Понимая, что ещё немного — и будет больно, мне не оставалось ничего, кроме как воскликнуть:
— Нет! Хватит с тебя битв, ржавый рыцарь! Боги мне свидетели: если я вру, то готов понести наказание!
Сказав это, я присел на колени, подставляя рыцарю шею. Толпа позади буквально бурлила, но на помощь мне особо не спешила. Скосив один глаз, мне удалось понять причину этого: их ноги, как у меня накануне, «прилипли» к земле.
— Принесите ружьё, быстрее! — раздался голос Эльта.
— Он сошёл с ума! — воскликнул Леон.
Рубиновый рыцарь тем временем занёс свой сломанный меч надо мной.
— Что ж, Рор, боги тебе свидетели: если ты не лжёшь, то мой клинок тебя не тронет.
Следующие секунды, казалось, длились целую вечность. Затем в глаза мне ударил пронзительный свет. Сначала мне показалось, что вот он — конец, но потом я понял, что это мне в глаза светило солнце, вновь пробившееся сквозь тучи.
Точнее, мне просто повезло быть рядом, а светило оно на рыцаря. Его клинок прошёл сквозь меня, не оставив ни царапины, и теперь лежал на земле.
Солнечные блики играли на доспехе Рубинового рыцаря, возвращая им былой облик. Появилась гравировка в виде розы, плащ снова развевался на ветру, исчезла ржавчина и дыры. Сам же рыцарь замер, уставившись на солнце.
— Покой, наконец-то покой… — донеслось из под сияющего новизной шлема.
Затем доспех, лишившийся силы, удерживающей его вместе, развалился на части. Всё закончилось. Точнее почти всё — надо было решить, что делать с «останками».
Можно было забрать столь роскошную вещь себе, но мне показалось это кощунством. Вместо этого я решил захоронить его. Рубиновый рыцарь столь долго оберегавший эту землю, обрёл долгожданный покой в ней же, на том самом холме, где я прошлым вечером разговаривал с Лоем Ноктимом и откуда открывался отличный вид на земли, которые этот воин отважно защищал всё это время.
  
Трудный вечер
 
Не успел я немного перевести дух после «боя» с Рубиновым рыцарем, как вновь началась ходьба. Скучная, монотонная, непрерывная, целый день.
Медленно проплывающий вокруг пейзаж, который если и менялся, то настолько незначительно, что мне не удавалось это понять. По правую руку были холмы. По левую ― всё та же река, лишь изредка скрываемая небольшими рощами. Возле одной из таких мы и разбили лагерь на очередную ночёвку.
К счастью, хотя бы сегодня обошлось без пения. Скорее всего потому, что сказать, что все были измотаны — это ничего не сказать. Собственно, никто ничего и не говорил, в основном просто беззвучно падали от усталости.
Может, утренние события и подбодрили людей, но это ничего не значило, когда вслед за этим тебе было необходимо двигать ножками двенадцать часов кряду.
Мне удавалось держаться исключительно потому, что Рейланд Рор явно к такому привык. Ну и благодаря коню, конечно, хотя на шестой час на нём всё, что ниже пояса, превратилось в одну большую болевую точку. Поэтому, пришлось слезать и идти как большинство — на своих двоих. Как это ни странно, ходьба пешком оказалась вполне приемлемой альтернативой. И хотя я за всю жизнь прошёл меньше, чем за эти два дня, каким-то невероятно уставшим себя не чувствовал. Так, слегка хотелось умереть, но не более, чем после обычного трудного дня.
Возможно, благодаря этому мне удалось отвлечься от происшествия с Рубиновым рыцарем. Выкинуть из головы багаж лишних эмоций и задуматься о по-настоящему важных вещах: «можно ли умереть от ходьбы?» или «за что мне всё это?».
То, что бы со мной случилось, будь я в своём привычном теле, красноречиво было видно по Миюми.
Девушка шла (до того, как мне пришло в голову пересадить её на своего коня), держась на ногах исключительно потому, что альтернативой выступало путешествие в руках у Гун-Гуна, который всё время крутился рядом и непрерывно предлагал свою помощь. Причём любая его фраза сопровождалась такой виртуозной игрой бровей, что даже простое предложение казалось чем-то крайне пошлым и неприличным.
 
Помимо моих собственных весьма тревожных мыслей меня тяготило и то, что стратегическое положение армии было мягко говоря не очень. Цензурно его не смог бы описать даже двухлетний младенец с запасом слов, который можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Впереди, обгоняя нас не более чем на пять часов, маячила Ноа, уже успевшая получить подкрепления и имевшая численное превосходство почти в два раза. Позади, в трёх дневных переходах, шагала другая армия «лунных». Если они нас нагонят до того, как мы разобьём Кейтлетт, у них будет как минимум десятикратный перевес. До наших же окружённых союзников оставалось самое большее день, но, опять же, путь к ним преграждала Ноа.
Именно вопрос о том, сколько они ещё продержатся, и вызвал в нашем штабе тем вечером бурные споры.
Теоретически уже завтра мы могли до них добраться. Однако в таком случае армия оказывалась бы на пределе своих сил: случись бой, соревноваться с «лунными» можно было бы лишь в том, кто упадёт от усталости первым. В том, что какое-то столкновение точно будет, сомневаться не приходилось.
Этот вариант нравился мне, потому что альтернативы были многократно хуже, и, разумеется, Эльту, который, похоже, просто не знал, что такое усталость. Против выступали капитан Ноктим и, конечно же, граф Сайрас.
Альтернативой было выждать. Может, не целый день, а только половину, словом, хоть какое-то время. Но «лунные» в таком случае также получали передышку. Что они успеют даже за полдня, имея численное преимущество? Надо понимать, что гораздо больше, чем мы.
Против этого варианта выступал уже Эльт и вновь граф Сайрас, который похоже решил занять анархическую квантовую суперпозицию и быть против обоих планов сразу, хотя его мнение никто и не спрашивал.
Погружённый в свои мысли, я не сразу заметил, что в штабе повисла и уже довольно долго стояла напряжённая пауза. На меня было обращено множество глаз, и в них плескалась надежда, что я сейчас, словно фокусник, достану им из шляпы решение всех проблем. Тогда как у меня там даже кролика не было, да и сама шляпа была дырявой!
Ещё раз окинув карту взглядом, я помассировал висок и, неожиданно для всех, встал, направившись к выходу.
― Командующий?
Голос принадлежал Леону, и этого было достаточно, чтобы у меня заболела голова. Эти бесконечные препирательства выматывали ничуть не меньше маршей. Изо дня в день приходилось устраивать театральное представление ― и всё ради одного человека! Мне нужно было либо больше публики, либо же полное её отсутствие.
Всем остальным до моего поведения и дела не было. Солдаты смотрели мне в рот, как птенцы смотрели на мать, принёсшую червяка. Младшие офицеры и прочие прапорщики впадали в бурно изливающийся экстаз, если Рейланд Рор проявлял к ним внимание. Капитаны слушали мои слова с видом, будто по выходным я превращаю воду в вино и хожу по воде в тёплое время года. И один только граф Сайрас упорно спорил со мной по любому поводу. Хуже всего — граф был человеком дотошным, причём иногда до абсурда.
Во время марша мы спорили о том, какие подразделения должны идти в авангарде, а какие в арьергарде. Перед остановкой на ночлег о том, где разбивать лагерь. Ночью темой споров неизменно выступал следующий день. С рассветом оживлялись споры, в каком порядке выдвигаться на марш. И так день за днём.
Создавалось впечатление, что, вздумай я повеситься, так и тут Леон начнёт со мной спорить по поводу того, на какую ветку закидывать верёвку и перечислять общие недостатки выбранного дерева.
Выход из этого, как я уже убедился, был только один ― всегда быть занятым настолько, чтобы времени на споры просто не оставалось. Теоретически, как вариант, постоянно держать занятым самого графа, но тот показал себя с наихудшей стороны: оказался пунктуальным трудоголиком, а этого остальной коллектив наших лентяев мог и не понять.
Вот и сейчас, обернувшись и сделав выражение лица немного удивлённым, я тоном показал, где для меня витает очередной его вопрос: