Патриот. Смута. Том 4 (СИ)
Сотники подхватили мой приказ. Стали гонять своих людей. С марша строить войско в шеренги, преодолевая хаос. Загудел один рог, затем другой. Бил барабан, раздались звуки свистулек. Войско разворачивалось, перестраивалось в парадные коробки. С правого берега Дона на пароме и на лодках Чершенского поспешили бойцы, охранявшие там лошадей. Все хотели быть причастны к происходящему священному действу.
Монахи пели что-то. Разобрать у меня их речь не очень получалось.
Процессия их медленно двигалась ко мне. Впереди двое тащили тот самый крест. Один — мой знакомый старец, с которым я разговоры говорил… Второй — чуть помоложе, но тоже преклонных лет. Он нес какой-то сверток в руках.
Что бы это могло быть?
Приближались, я все больше изучал — что же там. И, казалось, мне, что расшитое что-то. Яркое, пестрое. Странно — откуда такое у монахов в таком вот монастыре-то?
Остановились они, замерли. Монахи все, кроме двух старцев, тянули какой-то напев. Не очень складно, но достаточно воодушевляюще, чтобы воинство мое воспрянуло духом после полуденного перехода.
— Православному же воинству нашему, на Тя уповающему, подажь…
Дальше не разобрать.
Потом еще:
— Подаждь нам силу и крепость на всех врагов наших… Аминь!
Монахи проследовали прямо ко мне, занявшему место где-то, примерно в центре строящегося для парада и смотра войска. Люди замерли. Ждали. За спиной моей продолжался хаос, но он постепенно сходил на нет.
Минута, две.
Монахи пели. Двое старцев смотрели на меня. Взглядом буравили. А я просто смотрел на них. Время на переправу мы, конечно, теряем. Но, укрепить боевой дух и благословение — это то самое, что я хотел. Ради этого здесь мы и пошли.
Наконец-то началось.
— Игорь Васильевич, воевода! — Вещал старик, с которым говорил я. — И вся рать твоя христолюбивая. Все воинство господне, что стоит здесь пред нами и на дело великое подвиглось. Прими благословение господне. А мы, рабы божие вручаем в руци твои, воевода, дар сей!
Один из старцев, тот, что до этого был мне не знаком, шагнул вперед и развернул полотно, что до этого держал.
Красное знамя — больше похожее на стяг, икона на нем, желтые кресты, звезды. Стоп!
За спиной моей люди замерли в оцепенении.
Глава 21
Под голубым небом, по которому гонимые ветром мчались за горизонт облака, стояло мое воинство. Тысяча человек. Сила, искра, из которой долго разгореться пламя войны, очищающей Русь от смуты.
Во все глаза бойцы — каказаки донские и городовые, дети боярские, дворяне смотрели на, казалось бы, обычное полотно. Но, то, что видели они в нем, невероятно поднимало их боевой дух. Словно облака расступились в пасмурный день, и осветилось воинство мое лучами солнца. Вот такой настрой сейчас я ощущал. Невероятное воодушевление стояло вокруг. Люди собирались, поправляли перевязи, подтягивали их, застегивали пуговицы кафтанов, выпячивали грудь, перехватывали удобнее копья, приосанивались.
Становились, как на парад, гордо подняв подбородки.
Ведь не простой этот отрез был, а по-настоящему знаковый.
— Отец. Откуда? — Спросил я, смотря на монаха.
— А откуда у тебя крест, сын божий? — Он хитро смотрел на меня.
Отделился от замершей напротив нашего строя группы, готовящейся идти крестный ход. Сделал несколько шагов навстречу. Протянул мне полотно, проговорил тихо, так, чтобы только я услышал.
— Чужой крест нести тебе. Чужой, он тяжелее всего. Но сдюжишь, коли начал. Сдюжишь, кто бы ты ни был, Игорь Васильевич. Теперь ты, другой человек. Не тот, кем была ранее. — А затем вобрал в грудь побольше воздуха и выкрикнул громко. — Отец наш небесный! Матерь Божья! Благословите войско это христолюбивое.
Я, ощутив порыв и понимая, что так нужно, преклонил одно колено и принял знамя. Поцеловал его. Стяг царский, самого Ивана грозного. Подумал о словах монаха. Другой человек? Да, как же ты прав, святой ты муж. Даже не догадываешься насколько. Хотя… Может, и было тебе какое-то ведение, кто же знает.
Воинство в едином порыве ликовало.
— Ура! Воеводе!
Поднялся. За спиной моей была сотня Якова, и я громко выкрикнул.
— Яков! Копье! Крепить знамя будем! Чтобы реяло гордо! Давай!
Служилый человек чуть замешкался. Я ждал, замер спокойно, спиной к строю, сжимая полотно. Наконец-то он отыскал древковое оружие, вышел ко мне, протянул. Вдвоем мы достаточно шустро закрепили на древке ткань, и я поднял знамя. Упер пятку в землю.
Порыв ветра развернул его, встрепенулась ткань. Темно-красный фон, икона, кресты и звезды. Если так подумать, под красным знаменем в разных его вариациях предки наши ходили давным-давно на бой еще до революции. И у Дмитрия Донского и у Александра невского красный на стяге присутствовал. Пусть неполное полотно как Знамя Победы. Но — оттенки красного цвета, это олицетворение нашей, Русской воинской славы, богатырской воинской доблести!
— Ура! — Выкрикнул я громко. Так, что казалось, эхом от леса отразился голос.
Монах поклонился, отошел, и все они, продолжая петь не очень-то разборчивые для моего уха молитвенные песнопения, двинулись вокруг воинства моего. Бойцы становились на колени. Возводили глаза к небу. Молились.
Признаюсь, не ожила я такого, на столько сильного эффекта. Замер один во главе всего этого, творящегося вокруг, сжимал древко. В душе рождалось невероятное чувство, что и горы по силам свернуть — если верно все сделать.
Выходило, монахи ждали меня здесь.
Как еще объяснить наличие этого стяга?
Или не меня, а кого-то, кто смог бы собрать воедино силы юга Руси. Своя политическая игра у них была или это действительно какое-то божественное проявление. Кто знает? Да и чего гадать. Факт есть факт.
Примерно полчаса длилась молитва, крестный ход и благословение всего моего воинства. Завершилось оно также подле меня. Когда монахи сделали полный круг вокруг сотен и обоза. Поклонились нам и двинулись обратно в острог свой.
М-да дела.
Развернулся, закричал громко.
— Собратья! За дело! Переправа не ждет.
Молитва и поднятие боевого духа, это хорошо, но работа не ждет. До темноты нужно всем нам быть уже на том берегу.
С удвоенной сноровкой и невероятным воодушевлением люди приступили к работе. Возы тащили к реке. Конница спешивалась. Лошадей также вели к плотам. Их все же было перевозить чуть проще, чем огромное количество инвентаря и походного снаряжения.
Не успел я влиться в работу.
Почти сразу подошел Серафим, перекрестился, поклонился. За ним торопился Франсуа. Я видел остальных сотников, они явно тоже хотели выразить мне свое почтение, сказать что-то. Но, поняли, что занят я буду какое-то время, и принялись за работу.
Сейчас еще Яков вам расскажет истории, про медведя и крест и… Опять вы все начнете на совете Царем меня именовать.
Ну, воля ваша.
— Господь всемогущий, Игорь Васильевич, я как увидел, глазам не поверил.
Я тоже. Но отвечать что-то иное нужно было.
— Чудо. Другого слова у меня нет, батюшка.
— Откуда оно у них? — Мой армейский священник находился в невероятно удивленном состоянии. Можно сказать, был шокирован даже.
Посмотрел я на него пристально. Коснулся плеча. Встряхнул.
— Серафим, ты же тоже сан имеешь, поговорил бы с ними. Расположение как-то приобрел. Это я человек мирской, мне с ними сложнее. Все загадками говорят. — Интересно, что ты скажешь. Ведь ты тоже отец настоятель, до недавних пор. Продолжил после краткой паузы — На путь наставляют. А тебе… Свои же люди.
Лицо его сделалось немного кислым. Понизил голос, проговорил.
— Я, Игорь Васильевич, тоже иного с ними толка человек. Сложно объяснить. У нас же тоже иерархия церковная имеется. — Он пожевал губами, погладил бороду. — Старцы эти, люди в высших кругах церковных уважаемые, известные. Аскезой своей и мудростью заслужили. А я…
Вздохнул, сбился. Понял, что лишнего сказал, замялся. Все же он мудрый наставник нас всех на дело святое. От греха уберегающий. А здесь так о себе нелестно отозваться.