Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

Он уставился на Несмеяна. Тот бухнулся на колени, вновь начал креститься, молиться, кланяться.
Григорий по голове постучал, добавил тихо.
— Может, он со страху то… того, что татары пожгут, умом тронулся? А? Или выпил чего и…
Я рукой махнул. Черт знает что твориться. Какие-то казаки. Какие-то письма, что за ерунда.
— Встань, Несмеян. Говори по делу. Что за люди?
Я не очень понимал, откуда эти люди могли взяться и почему письма у них… Письма!
  
— Что за бумаги?
— Так не видел я их, бумаг то есть. — Залепетал трактирщик. — Сказано было, что с Поля едут ну и письма у них. Как можно.
— А в Воронеж писем нет?
— Не ведаю.
Звучало это все очень странно. Можно списать на то, что, как и во всей истории со «знамениями» люди слышали то, что хотелось им. И додумывали сами остальное.
— Ладно. Собратья. Думаю, опять кто-то что-то выдумал. Может, казаки Чершенского, какие из острога и от войска его отбились, наговорили тебе.
— Прости, господарь, воевода.
— Ладно, дальше давайте по существу.
Совет по финансовым делам продолжился.
Сидели мы до обеда. Обсуждали, шумели, говорили. Слуги, что воеводе Фролу служили, заглядывали раз, потом второй. За кушанья раболепно спросили. Я приказ подавал.
Карту пришлось собрать и позвать опального писаря.
Пока таскали на стол пищу, он явился, в пол поклонился.
— Воевода, рад видеть в добром здравии, спаситель наш, защитник. — Выпалил скороговоркой.
— Савелий, здравствуй, срисовать сможешь? — Сразу перешел к делу. Показал ему чертеж.
Он уставился на карту, что Фрол Семенович передал, потом на нижегородский экземпляр. Затылок почесал, попыхтел. Чувствовал я, что соображает и отказать боится. Но также опасается, что не выполнит и гнев на себя мой накличет.
Наконец, выдал скрепя сердце:
— Попробую, воевода.
Уф, этот хоть господарем не зовет. Может, пил вчера Несмеян? Лишнего, может, принял. Вот и привиделось. Люди какие-то, письма. Выдумка или шутка чья-то странная.
— Давай, бери в работу, или сыну передай. Мне бы еще с татарином своим поговорить. Ты же в их языке умение имеешь.
— Имею, воевода. — Он поклонился. — Дозволь, сыну карту, отнесу и вернусь.
— Неси, обедайте, работайте, как освобожусь, придет за тобой человек.
— Татарина ваше видел. Молился он поутру. Охрана кремля ворчать изволила.
Намаз. Точно, он же мусульманин.
На стол в это время стали подавать кушанья.
В целом к обеду сформировалось у меня некое понимание, что да как делать надо. Денег только мало. По моим прикидкам То, что я у Маришки изъял — вообще капля в море. Забранные у Артемия Шеншина сумки с серебром помогут ощутимо сильнее, но все равно мало этого. Армейская казна, как оказалось — тяжела. Сколько там, у Артемки в сумках было, надо бы уточнить у Григория.
А где еще найти-то столько, чтобы на армию хватило?
Да нигде.
Выходило, что на содержание моей армии всего серебра хватает только на зарплату, и то со скрипом. А не на закупку снаряжения — уже вряд ли.
Сколько-то мы еще у Жука забрали. Но, там тоже капля в море.
Еще в каменьях да драгоценностях было. Но, опять же, как в условиях Смуты это реализовать? Я же не могу на рынок пойти и продать по нужной мне цене за достойное количество серебра или золота все это. Его тут столько попросту нет. Это как… Есть у тебя отличная, золоченая, именная сабля. Булат, дамаск, вензеля, гравировка, инкрустация, рубины. И стоит она, как сто, а то и тысяча обычных. И что?
Надо не одну шикарную да расписную, а сотню, лучше даже тысячу — чтобы людей снарядить. А как это сделать? Неясно. Не обменяет же никто одну дорогую на сотню простых.
Призадумался я.
— Григорий. — Махнул я рукой, пока еду заносили. — Наедине поговорить бы.
Подьячий поднялся, мы вышли в коридор.
— Давай ко мне в комнату, чтобы без лишних ушей.
Он кивнул, поднялись, зашли.
— Скажи, сколько у нас серебра, собрат мой?
Тот вздохнул, бороду козлиную свою погладил.
— Воевода. Я точно не считал. Раньше сказал тебе, что восемь тысяч ефимков. Думаю… — Он вздохнул. — Ефимков да, восемь. Но в золоте еще есть.
— Сколько?
— Четыре тысячи рублей. Эти я посчитал. Ровно. Оно внизу под серебром лежало в каждой сумке поровну. По пять сотен рублей.
— Что еще?
— Получается. Примерно три с полтиной тысячи рублей выходит серебром, если переводить. И четыре золотом. — Повторил Григорий. — Это то, что у Артемия с собой было. Примерно пятьдесят рублей в мелкой монете, это то, что от разбойников забрали. У Жука примерно три сотни. Часть в золоте. Ну и в каменьях есть кое-чего. Я в этом не разбираюсь, воевода. Но думаю, если продать — то столько же наберем. Наверное.
— А кому продать-то?
Он смотрел на меня грустным взором. Пожал плечами.
— В том и дело, что в Смуту особо все это и не продашь. Даже не заложишь. Оружие и хлеб нужнее. Кузнец за камни вряд ли работать будет по их реальной цене. Тут, ювелиры нужны и торговля. Может в Нижнем люди такие есть. Может, не знаю. — Помолчал чуть, добавил. — Стоит ли Путяте только довериться, тут сам решай. Не наш он, пришлый.
Я кивнул, логично говорил сотоварищ. А вот доверять ли Боброву в делах денежных, это вопрос. Прикинул на пальцах. Выходило порядка восьми тысяч рублей. Если по курсу пять за наемника, то где-то полторы тысячи на месяц я себе мог позволить. Немцев. Хорошо снаряженных и обученных. Не корпус Делагарди, но хоть что-то.
А как наши будут служить? Плату-то я им обещал.
Самый надежный и логичный вариант, пожалуй, рассчитаться имуществом. Снаряжения у нас много. Да, не бесконечно, но как Путята говорил, снарядить всадника денег стоит. Пришли к нам люди в одних кафтанах, мы им в аренду, получается, оружие выдаем.
Хотя как в аренду — в рассрочку по факту за службу. То есть я даю снаряжение, которое потом у вас и останется, а вы, люди служилые, воюете за меня верой и правдой. Ну и кормлю я вас и какую-то мелкую монету платить обязуюсь.
По факту. До битвы под Клушино полтора месяца. От нее, если все удастся, до Москвы — недели две. Осаду мы не сможем организовать. Проломных пушек нет. Надежда только на то, что сдадут нам город без боя. Пустят своих, чтобы Собор Земский учредить. Выходит два месяца, может три.
Если по рублю платить, в месяц, а офицерам чуть больше — вот оно и выходит, что хватить должно. Впритык.
Звучало неплохо. В целом, иного плана развития событий я не видел. Вступать в споры с бойцами — глупо. Их и так строить в полки нужно. Отучать работать своими казацкими ватагами, где каждый, что имеет то и использует.
Значит, только четкий план. Выдача имущества во владение под запись и малые средства раз в месяц. Решено. Посчитаем вдвоем за эту неделю, что, сколько стоит и как кого снаряжать.
— Григорий. — Вышел я из раздумий. — А что у нас по имуществу?
— Копий много, воевода и саадаков. — Пожал плечами подьячий. — Мушкетов немного еще есть. Штук тридцать. Я их кузнецам поручил посмотреть, проверить еще перед отправкой к тебе. Когда выдавали воинам, вроде бы с поломкой были, на мой взгляд. Сабель тоже малость есть. Сотня может. Ну и всякого мужицкого инвентаря. Тесаки, топоры.
— Порох?
— Этого добра и свинца для пуль очень много. Я бы сказал — завались. — Он улыбнулся. Стену взорвать можно и еще останется на войну.
— Стену говоришь. — Я пристально на него уставился. — Елецкую?
Вздохну подьячий, глаза опустил.
— Я же так, воевода, для красного словца.
— А я, по делу. — Хлопнул его по плечу. — Идем. Отобедаем.
Спустились, начали трапезничать.
Здесь собрались почти все собратья, весь мой офицерский корпус. Сотники с атаманами на обед потянулись. Не было Якова и Тренко.
  
На мой немой вопрос предводитель беломестных казаков ответил, что за город они ушли, конницу обучать свою. Слаживаться в бою. Скоро будут, чуть запаздывают, дорога-то неблизкая.