Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

Хотелось плясать от восторга или пришпорить скакуна, погнать вскачь. Сдержался с трудом. Все же — я не мальчишка, хоть и выгляжу так. Я воевода! Мне этих людей на север вести.
— Это кто? — Григорий вывел меня из приятных неспешных раздумий. Смотрел на сидящего в седле степняка. Прямо буравил его взглядом.
— Да так, татарин один, Абдуллой зовут, по-нашему он примерно как ты по-ихнему. Очень плохо. — Хмыкнул я, сделал короткую рожу, но подьячий явно ждал еще каких-то пояснений. Пришлось продолжить. — Помнишь того степняка, что мы у Маришки взяли? Так вот, он у этого Абдуллы убил всю родню.
  
— Помню, воевода. Мы-то здесь при чем?
— Я же этого Аргчина сыну хана подарил. Вот этот Абдулла теперь служить мне обязуется. До смерти.
Подьячий посмотрел на него, потом на меня. В глазах стоял вопрос, и он тихо все же его высказал.
— Воевода может мы его… — Он кашлянул хрипло так, горла под своей тощей бородкой коснулся. — Того?
Жестко, ой жестко, собрат мой.
— Думал я. Полезным может быть.
— Твое дело. Но не верю я этим степнякам. Глаз да глаз за ним. А у нас тут своих дел хватает.
— Понимаю.
Ох, подьячий, сказал бы я тебе, кому тут из всех нас верить можно, ты бы удивился. Чем больше станет наше воинство, тем больше в нем будет противоречий. Да, всех нас ведет одна цель. Одна идея, но это пока. Все мы связаны присягой. Но разве это сможет удержать всех людей от заговора, бунта и прочих выражений недовольства? Ведь сейчас каждый не только за землю Русскую сражается, но и все больше свои интересы осознавать начнет. Уже вон — «олигархи», торгаши из Нижнего Новгорода появились, голову подняли, заявили свое здесь в пограничье. А до них то сколько? Полстраны, считай, проехать надо. Еще казаки с Дона и воронежские люди — тоже со своими мыслями и желаниями. Уже три силы.
Дальше будут иные города присоединяться. А еще бояре. А они все — те еще интриганы. И в стане каждой группировки тоже не все едино, у каждого свои интересы.
Что дальше будет, когда вольются к нам отряды пограничных городов, что будет в Ельце? Неясно.
Тяжела работа, ох тяжела, только сделать ее больше некому.
— В острог. Работа не ждет. — Я толкнул коня пятками, и наш отряд двинулся в обратный путь, оставляя за спиной зеленое бескрайнее Поле.
Лагерь встретил шумом, гамом, сборами.
Сотни постепенно снимались и выдвигались на север.
Первыми на лодках, сопровождая раненных и имущество, ушли стрельцы. Часть их возвращалось уже несколько раз за день, вновь брала грузы и раненных и вновь двигалась на север. Работали люди не покладая рук на веслах, сменялись.
Полковые и беломестные казаки переправились через Воронеж чуть выше, чем месте его впадения в Дон и двинулась по правому берегу. В мое время там стоял вошедший в черту города поселок Шилово. Путь им предстоял неблизкий, но до ночи должны добраться.
Казаки Чершенского тоже двинулись к городу тем путем, которым сюда пришел я с Тренко и Филкой. Оставили здесь своих раненных и человек сорок бойцов, чтобы стать выдвинутым к границе степи форпостом.
Конные дети боярские и дворяне, собранные Яковом, готовились к переходу. Часть коней, почти все, чтобы были захвачены, уже ушли вперед. Эти люди ждали меня, должны были сопровождать. Специального приказа я им на такое не давал, но как-то оно само так вышло, что именно подьячий Разрядного приказа и Тренко оставались последними.
Сам я распрощался с сотниками и атаманами, расхаживал по лагерю, проверял все ли погружено, что вывозится, а что остается. Все же казакам — становящимся дальним дозором воронежским нужно было оставить вдосталь провианта. Нужно было проконтролировать, чтобы лишнего не забрали. Ценное имущество Жука тоже уже спустили вниз, к сходням. Ждали возвращения лодок.
Я пока раздумывал, уйти ли на последних лодках с Филаретом, чтобы к закату тоже уже быть в городе или трястись в седле вместе с конницей. Ждал, когда же они вернутся и пока что занимался последними приготовлениями и проверками. Расхаживал по лазарету, изрядно опустевшему за день, по склону холма.
Скоро все это пространство будет занято лагерем пленных татар. Они при присмотре татар, связанные, уже таскали сюда бревна от наших укреплений. Видимо, оставленный здесь малый атаман над донцами собирался расселить всех по шалашам и ждать выкупа. Лезть в эти рабовладельческие дела мне совершенно не хотелось. Воротило от одной мысли, что человека, пленного вот так запросто продать можно, но… Время такое. Они пришли убивать нас, знали, что их ждет.
Возьми они верх, такая участь ждала бы моих подчиненных. А то и более страшная. Быть проданным в Турции на галеры пожалуй похуже будет, чем у нас тут посидеть, в хуторах да деревнях поработать.
Слева от входа в острог Франсуа по моему приказу тренировал моих новообретенных телохранителей. Пока на палках, до стали дело не дошло. Я, поняв, что все основные дела поделаны, наблюдал. Поражался, как этот человек, на знающий ни русского, ни тем более татарского языка, объясняет людям основы фехтования. Выходило хорошо.
Помимо Пантелея, Богдана и Абдулы тут же был еще и Ефим.
Француз, держа в руках палку и вручив ученикам такие же, показывал на нее. Затем на клинок. Говорил определения. Именовал на свой заграничный лад позиции. Двигался, указывал на ноги. Даже начертил на земле большой круг. Переступал по нему.
Махнул рукой, пригласил Пантелея. Тот шаг сделал, другой, равновесие начал терять. Француз не смеялся, не улыбался — указал на одну ногу, затем на другую, показал как надо, в чем ошибка. Чуть присел. Махнул рукой, прелагая повторить.
— Джамбес, джамбес месьерс. — Показывал на ноги.
М-да…
— Ноги, ноги в фехтовании решают многое. — Проговорил под нос.
Дал наказ им повторять, сам улыбнулся мне. Проговорил громко.
— Еще один день. Завтра. А потом, утром, я жду тебя, Игорь. Это будет славный бой.
Я улыбнулся ему в ответ, махнул рукой.
— Да, я помню, еще один день.
Он продолжил обучать моих приближенных. А я смотрел на них пристально, думал. Пантелей, что ни есть — русский богатырь. Огромный, массивный, бородатый. Но, не лишен он воинской сноровки. Только кажется он совершенно неловким и малость глуповатым увальнем, этаким деревенщиной. Но на деле это обман. Все, через что мы прошли говорит, что он многое может. Положиться на него можно как на себя. Не подведет. Что до остальных?
Проверять надо каждого.
Казак с виду шустр и ловок. Умел с саблей, машет быстро и ловко. Стиль больше хаотичный, танцующий. Легким клинком, как и мне, ему приятно работать. Но бьется совсем иначе. У меня выработанная годами больше защитная английская школа. Хаттон. А это что-то из народного. Больше на джигитовку похоже. Но, слишком неумело с ошибками и ноги вразнобой с руками действуют.
Однако, если подучить, подтянуть — в пешем бою будет машина для убийства.
Татарин с саблей был вообще не очень хорош. Поднимал клинок высоко, привык с коня рубить. Это сразу видно было. Удары мощные, хлесткие, секущие. На манеру Григория похоже. В пешем бою от такого толку мало. Но, уверен, с луком он всем моим бойцам фору даст. Степняки в седле с малых лет. Умеют многое. Этот его навык мне пригодиться.
Но, не подведут ли меня эти двое? Удержит ли клятва? Уверенность в этом у меня была, но все же неабсолютная. Проверить делом нужно.
За спиной я услышал шаги. Это был мой слуга.
— Ванька, ты чего крадешься?
Оберунлся, устаивлся на него. Выглядел он напряженно и как-то несколько раздосадовано.
— Хозяин, мы когда отбываем? Готово все.
  
— Скоро, Ванька. — Я чувствовал, что какой-то немой вопрос у него застыл не высказанным. — Чего хотел?
— Я это. — Он мялся. — За девушек просить пришел хозяин.
— А что с ними? Одна замуж выходит вроде. Суженный ее вместе с братом с Серафимом, как я понял, идут. Они к нему в сотню влились. Ее, вроде как, с собой берут.
— А остальные? — Он поднял глаза. — Казаки, народ лихой, нельзя же девок так оставлять.