Грач

Против шоколадных кукурузных хлопьев Дженни тоже пыталась было возражать, но ничего другого Кенни на завтрак не ел. На её правило про полчаса нам на самом деле обижаться не стоило, потому что у нас не было бы никакой «плейстейшен», если бы Дженни не купила в интернете подержанную.
Кенни задёргал большими пальцами, сжимая в руках воображаемый пульт.
— Ладно, — уступил он. — Я всё тебе расскажу. Ты знаешь ведь, что у нас в школе новенький?
  
— Ну да, — ответил я, хотя ничего такого, разумеется, не знал.
Я думал, что большой секрет Кенни заключался в том, что этот новенький может пропукать весь алфавит или что он знает, как на самом деле называется эта штука у девчонок.
— Он — Доктор [1] из «Доктора Кто».
— Что?
— Не «Что», а «Кто». Доктор Кто. Он — Доктор Кто.
Я молча смотрел на Кенни и вообще ничего не понимал.
— Рот закрой, а то муха залетит, — сказал Кенни, повторяя за отцом. Тот говорил так, когда Кенни сидел с отвисшей челюстью, как я сейчас.
Потом он досадливо вздохнул и медленно и отчётливо — так, чтобы понял даже конченый тупица, — повторил:
— Это мальчик. В моей школе. Он — Доктор Кто.
— Ну да, конечно, — согласился я. — А ты это откуда знаешь?
— Он сам мне сказал.
Кенни верит почти всему, что ему говорят. Поэтому я не люблю его обманывать — это совершенно неинтересно.
— Но ведь люди не всегда говорят правду.
— А Доктор Кто — всегда. Он никогда не врёт. Значит, если он сказал, что он Доктор Кто, то он Доктор Кто и есть.
— Нет, Кенни, ничего это не значит…
— И к тому же он владеет магией.
— Как это?
— Он умеет доставать деньги у людей из-за уха, а когда просит взять из колоды карту и ты вытаскиваешь из любого места, он всегда знает, какую ты вытащил — ну, там, даму бубней, джокера или какую-нибудь ещё.
— Да, но…
— А ещё он всё знает. Говоришь ему, когда у тебя день рождения и сколько тебе лет, а он говорит, в какой день ты родился — в понедельник, вторник, пятницу или какой-то другой.
— Это не…
— А ещё умеет говорить задом наперёд. Поэтому меня он называет не Кенни, а Иннек, если по буквам: И-Н-Н-Е-К. И тебя, если вы с ним познакомитесь, будет называть не Ники, а… Нет, я так не умею. Но он всё равно говорит, что я могу стать его помощником, потому что ему нужен помощник.
В конце я его уже не слушал, потому что пытался в уме прочитать наоборот своё имя.
— Икин, — сказал я.
— Чего?
— Икин. И-К-И-Н.
Но ему это было неинтересно.
— Короче, всё сходится, — продолжал Кенни. — Если бы он не был Доктором Кто, он бы не умел говорить задом наперёд и не знал бы, кто в какой день родился.
Мне стало смешно, но при этом не хотелось расстраивать Кенни, поэтому я сказал:
— Да, всё здо́рово. С удовольствием подружился бы с этим твоим Доктором Кто. Но только вы там с приключениями поосторожней.
Мои слова привели Кенни в полный восторг.
— Теперь твоя очередь, — сказал он.
  
5
 
 
— Я рассказал тебе свой секрет, теперь ты рассказывай свой.
— Так нечестно, — сказал я. — Я уже отдал тебе свои полчаса на «плейстейшен».
— Таково правило: секрет за секрет. А «плейстейшен» — это сверху.
— Почему? Глупо же получается.
— Таково правило, — повторил Кенни. — Чтобы всё было по справедливости. И твой секрет должен быть настоящий, а не какой-нибудь ерундовый. Не про то, где папа спрятал на Рождество коробку «Кволити-стрит», потому что я про это и так знаю.
Глаза Кенни озарились блеском золотистых, красных и зелёных фантиков.
— Да? — сказал я. — И где же он её спрятал?
— Если я скажу, ты будешь должен мне два секрета. И ты возьмёшь и их съешь.
— Секреты?
— Дурак, что ли? Конфеты.
Даже в худшие свои времена отец добывал на Рождество здоровенную жестяную коробку конфет «Кволити-стрит». Это было главное, за что я их любил. Как-то раз на рождественский обед у нас был только суп и запечённая в духовке картошка, но в конце отец вытащил откуда-то коробку «Кволити-стрит», и мы, сидя у телевизора, съели её всю.
— Я всё понял, — сказал Кенни. — Ты заговариваешь мне зубы, чтобы не пришлось рассказывать свой секрет.
— А если у меня нет секрета? — спросил я, взглянув сначала на потолок, а потом себе под ноги.
— Ха! — сказал Кенни. — У тебя точно есть секрет, потому что ты странно себя ведёшь, но папа и Дженни велели не спрашивать тебя почему.
Я рассмеялся. Временами я забываю, что Кенни, хоть и отстаёт в развитии, умеет читать меня как раскрытую книгу. Вернее, даже лучше, чем книгу, потому что настоящие книжки он читает медленно, по слогам, водя пальцем по строчкам. Поэтому он любит, чтобы я читал ему вслух, а то, когда он читает сам, получается медленно и скучно, как езда в пробке.
— Ладно, — сказал я. — Мой большой секрет заключается в том, что я скопил двадцать фунтов и собираюсь на них купить себе на рынке новую, почти как настоящую футболку «Лидс Юнайтед».
Кенни посмотрел на меня пустым взглядом. Обычно, когда человек смотрит на тебя пустым взглядом, это значит, что в голове у него тоже пусто. Кенни не такой. Его взгляд становится пустым, когда он напрягает голову. Как бы получается, что вся энергия его мозга уходит на мысли, и на то, чтобы следить за выражением лица, её уже не хватает.
— Это не большой секрет, — наконец сказал он. — И вообще не секрет, а просто так. Потому что секрет — это что-то такое, что ты не хочешь, чтобы все знали.
На это мне было нечего возразить.
— Ну, тогда мой большой секрет заключается в том, что я умею летать.
Кенни выразительно на меня посмотрел.
— Это не большой секрет, а большая фигня, дерьмо и враньё.
— Кенни, не надо ругаться, — сказал я. — Хотя бы тогда, когда можно без этого обойтись.
— И впаривать мне своё большое дерьмовое враньё тоже не надо.
Кенни, оказывается, неплохо навострился различать правду и враньё. Ещё пару лет назад он бы запросто поверил, что я умею летать.
— Ну ладно, уговорил, — сказал я. — Я знаю специальный приём кунг-фу ниндзя, с помощью которого могу стать невидимым. Он называется Тихий Смертоносный Дракон.
— Это не приём ниндзя, — засмеялся Кенни. — Я не дурак, я знаю, так говорят, когда кто-нибудь исподтишка напердел.
— Ни фига, это такой приём!
— Тогда покажи его!
— А вот и покажу. Но только сразу предупреждаю: это может быть очень опасно.
Ни в какого Тихого Смертоносного Дракона Кенни на самом деле не верил, но всё равно пристально за мной следил. Наверно, думал, что вместо приёма я покажу какой-нибудь фокус, и собрался его разоблачить.
— Подойди ближе, — сказал я.
Он сделал два шага в мою сторону.
— Внимательно смотришь?
— Да. И только попробуй сжульничать.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Я до предела напрягаю свой мозг… Сначала делается так… — Я встал левым боком к Кенни и повернулся к нему лицом. — Потом так… — Я поднял согнутую в локте левую руку. — А теперь так. — Я задрал левую ногу, согнув под прямым углом колено.
Кенни раскрыв рот следил за моими пассами. Он ждал, что вот-вот случится что-то совершенно невероятное. Что-то небывалое и потрясающее. Я поманил его пальцами левой руки, и он послушно подался вперёд.
В следующий миг я подпрыгнул высоко в воздух и выпустил из задницы мощную струю газов, которые сдерживал с тех пор, как Кенни появился на кухне. Кенни скрючился, заслоняясь от вони, а я повалился на спину и заржал так, что ещё немного — и обмочил бы себе штаны.
  
Самым прекрасным в этом безобразии было то, что Грачик отозвался на него хриплым «КРААААААК». На самом деле я не знаю, то ли он так ответил на мой залп, то ли просто решил прочистить горло, но момент он выбрал идеально. Нас с Кенни разобрала истерика, он навалился на меня сверху, а у меня от хохота не было сил его спихнуть.