Товарищ "Чума" 10 (СИ)
А потом тьма взорвалась яркой вспышкой чистого Света — Божественной Благодати. Похоже, что отец Евлампий тоже даром времени не терял. Когда звон разбитого стекла сменился грохотом рушащегося камня, я бросился к особняку, Вольга Богданович — следом.
Внутри особняка царил настоящий хаос. Зал, где еще полчаса назад мы «спокойно» обсуждали судьбу мира, теперь был разрушен. Стены покрылись трещинами, словно их раскололи ударом гигантского кулака. Потолок провалился и провис, удерживаясь буквально «на соплях», а сквозь образовавшиеся дыры пробивался лунный свет, выхватывая из тьмы клубы пыли и изломанную мебель.
В центре раскуроченного зала застыл Каин. Он стоял, обнажённый — похоже, что чей-то магический удар испепелил его одежду. Однако, на его тело, покрытое чёрной сетью вен, заполненных пульсирующей тьмой, это никак не повлияло. А его тень, огромная и крылатая, шевелилась за спиной, как живая.
А перед ним застыли трое: ведьмак Афанасий, Черномор и Глория. Основательно изломанное тело отца Евлампия обнаружилось в углу зала, а над ним склонились Глаша с Акулиной, пытаясь оказать священнику первую помощь. Похоже, что Каин оказался монаху не по зубам, либо упырь действовал настолько стремительно, что батюшка успел нанести лишь один единственный удар, не причинивший древнему монстру существенного вреда.
Никитин стоял, сжимая в руках серебряный клинок — тальвар[2], вспомнил я название этой индийской загнутой сабли, покрытый древними рунами, переливающимися в темноте сине-зелёным неоном. Похоже, он считал, что серебро, да еще и с магической начинкой сможет причинить упырю вред. Его лицо было сосредоточено — он был готов к схватке с упырём не на жизнь, а на смерть.
— Лучше уйди, упырь! — прорычал Афанасий, вставая в боевую стойку. — Иначе, я тебя выпотрошу!
Каин даже не взглянул на него. Его глаза, горящие алым пламенем, были устремлены на стену — ту самую, за которой была расположена «картинная галерея», в стене которой и была замурована она — Лилит, первая женщина на земле, первая жена Адама и мать вампирского патриарха Каина.
— Мать… — прошептал упырь, и этот шёпот был страшнее любого рёва.
И в этот момент Афанасий технично рубанул монстра своим магическим клинком. Серебряное лезвие вгрызлось в плечо Каина, оказавшееся твёрдым, словно камень. А из раны выплеснулась не кровь, а чёрная смола, застывшая в воздухе черными каплями, наподобие янтаря, которые со стуком рассыпались по остаткам расколотого мраморного пола.
— Ты осмелился поднять на меня руку, ничтожество⁈ — изумленно прошипел Каин, явно не ожидающий, что оружие Афанасия сможет причинить ему хоть какой-то вред.
И в следующее мгновение тень за его спиной раскрылась — как гигантские крылья нетопыря, как разверзнутая пасть чудовища вечной бездны, как врата ада — и ударила ведьмака.
Афанасий отлетел в сторону, словно безвольная тряпичная кукла, со всего размаха врезавшись в стену. Рёбра ведьма хрустнули, меч выпал из его ослабевших рук. Он с трудом сумел встать на колени, после чего его обильно вырвало кровью.
И тут в бой вступил Черномор. Карлик-маг, обычно язвительный и насмешливый, сейчас был серьёзен, как никогда. Он выскочил из тени полуразрушенной стены, держа в руках посох из чёрного дерева. Навершие посоха было искусно украшено резной черепушкой, глазницы которой исходили гнилушечным зелёным мерцанием.
Он резко крутанул посохом над головой, так что застонал разрываемый воздух, а затем выкрикнул древне заклинание. Воздух закипел вокруг коротышки. Энергетическая волна ударила Каина, но тот лишь покачнулся под напором чудовищного количества силы, которую бородатый карлик вложил в удар.
Черномор побледнел. А упырь-прародитель шагнул к коротышке и, схватив его за горло оторвал от земли.
— Черномор? — с удивлением узнал он уродца. — Вот уж не думал, что встречу тебя еще раз на этом свете… Я думал, что ты уже сгнил тысячу лет назад.
— Не дождёшься, Каин! — с трудом протолкнув воздух сквозь передавленное горло, просипел Черномор.
— Ты жалок, шут! — выплюнул ему в лицо упырь. — Что ты можешь без своей бороды?
Вторая рука упыря ощетинилась острейшими, словно бритвы, когтями, которыми он в одно мгновение отмахнул Черномору бороду по самое не хочу, мгновенно лишая и меня доступа к запасу сил. Боевые заклинания, почти готовые сорваться с моих пальцев, мгновенно погасли.
Немного очухавшийся Афанасий, которого я успел попользовать целительским заклинанием, встрепенулся, увидев, как Каин держит Черномора за горло, готовясь разорвать его на части. Карлик задыхался, но его глаза всё ещё горели бешеной злобой и решимостью сражаться до конца.
Своими обострёнными чувствами, я ощущал, как кровь гулко стучала в висках старого ведьмака, но он заставил себя подняться. Тальвар лежал в нескольких шагах — волшебный серебряный клинок, испещрённый рунами, мерцал тусклым светом, будто чувствуя приближение решающей схватки.
— Через боль… Через страх… — пробормотал Афанасий, стиснув зубы, и рванулся вперёд.
Каин, занятый Черномором, не сразу заметил эту атаку. Но когда серебряный клинок, брошенный с размаха, вонзился ему в спину, пробив насквозь — он взревел. Нечеловеческий крик потряс руины особняка. Чёрная смола хлынула из раны, но на этот раз она не застывала — оставаясь просто густой чёрной кровью. А я услышал, как захрустели кости карлика под железными пальцами упыря.
— Снова ты, жалкий ведьмак? — Каин разжал пальцы, и бездыханный Черномор рухнул на землю.
— Афанасий! Берегись! — Я видел, как тени за Каином сгущаются, принимая форму его скрюченных когтистых лап.
Я ударил упыря воздушным тараном, сформированным из тех жалких остатков магии, что у меня оставались, пытаясь дать время Афанасию… Но этот удар был для вампира как для слона дробина — он его даже не заметил. А затем он исчез — и тут же материализовался перед Афанасием. Его рука, обёрнутая сгустком тьмы, вонзилась ведьмаку в живот.
— Ты смешон… — прокаркал Никитин, наблюдая, как из прорехи в животе вываливаются на пол его внутренности.
Невзирая на лютую боль, Афанасий не отступил. Вместо этого он вонзил пальцы в глазницу упыря, вырвал ему глаз, и только затем рухнул ему под ноги. Каин отшатнулся, заревел еще громче, и его ярость лишь возросла стократ. Тени вокруг него забурлили, принимая очертания чудовищ из забытых ночных кошмаров.
Неожиданно прямо в воздухе образовалась цепь — кроваво-красная, раскаленная, я даже на расстоянии чувствовал, как от неё шибало чудовищным жаром. Она обвилась вокруг Каина, врезаясь в его плоть, как чудовищные раскалённые кандалы.
— Попался, ублюдок! — закричала Глория, тоже вложившая в это заклинание едва ли не все свои силы. — Сдохни, тварь!
Каин задымился — раскалённая цепь, хоть и с трудом, но вгрызалась в его тело. Упырь зарычал, от его рева в зале обрушилась еще часть потолка, зацепив и ведьму. Она отлетела назад, прижимая руку к груди, из которой сочилась кровь. Ведьма упала на колени, но продолжала смотреть как работает её убойное колдовство.
Но недолго — упырь рванулся — и цепь лопнула, как нитка бус, рассыпавшись на отдельные раскаленные звенья. Как он это сделал, я так и не понял — но одно из звеньев влетело точно в середину лба Глории, расплескав её мозги по стенам разгромленного зала.
— Ну что, внучек, вдарим и мы с Пескоройкой, — прошептал мне на ухо мертвец. — Только его бы отвлечь на мгновение…
— Сделаю, дед! Толку от меня сейчас всё равно, что с козла молока — я пуст! Только и ты не тяни, старый, а то от меня только рожки, да ножки останутся…
Пака вампирский патриарх «пыхтел и дымился», я подобрался к нему со спины и вцепился рукоятку магической сабли, которая так и продолжала торчать в его теле.
Одновременно со мной в зале появился еще один персонаж, о котором мы все опрометчиво забыли — Матиас Грейс.
— Я нашел Её, Мастер! — завопил во всю глотку грёбаный вампирёныш. — Лилит здесь!