Три ночи

Эвелин поправила лиф платья.
– Нет, Люсьен. Ничего не изменилось.
Ее муж со смехом вернулся на свое сиденье.
– Кое-что все же изменилось.
– Что? – резко спросила она, расправляя юбки.
– Ты продемонстрировала преданность мне в присутствии моей семьи.
– Их обращение с тобой недопустимо.
В темноте сверкнула его белозубая улыбка.
– Твоя привязанность потрясает. Надеюсь, скоро она распространится и на мою постель.
– Сомневаюсь.
– А я нет. – С самоуверенным смешком Люсьен откинулся назад на своем сиденье, снова скрывшись в тени.
 
Глава 14
На следующее утро прибыл багаж из Корнуолла.
Эвелин стояла на коленях возле своего сундучка с вышивками и рассматривала содержимое. Этот сундучок и полученное вместе с ним письмо от миссис Бейнз затмили впечатление от вчерашнего бала и напомнили Эвелин о сложности ее положения.
В письме экономка сообщала, что выгодно продала некоторые вышивки и поэтому у нее хватит денег на содержание дома в течение следующего месяца. С отцом все в порядке, так что волноваться не стоит.
Эвелин положила письмо на стоявший рядом столик. Как ей не волноваться? Ее отец болен, она же замужем за человеком, который ненавидит его, поэтому она вынуждена тайком, словно воровка, посылать деньги на содержание отца. Такое положение не могло не вызывать беспокойства у Эвелин.
Она взяла из сундучка моток ярко-синих ниток, потянула за растрепанный конец, покрутила его. Остальные вышивки можно будет продавать по мере необходимости. У Эвелин появился месяц отсрочки, а этого достаточно, чтобы изготовить побольше изделий, и она может заниматься этим на виду у всех, не таясь даже от Люсьена. Кто догадается о подлинных ее мотивах, если вышивка считается общепринятым досугом благородных дам?
Но ей претила ложь.
Расстроенная Эвелин раздраженно бросила нитки назад в сундучок. Притворство не было свойственно ее натуре, и все эти тайные замыслы заставляли ее нервничать. И как ее угораздило оказаться замешанной в спор Люсьена с отцом?
После встречи на балу с членами семьи Люсьена и особенно после того, как Люсьен рассказал ей о себе, для Эвелин прояснились причины его непонимания родственных отношений. Она поняла, что Люсьен ждал от нее беспрекословного подчинения, будучи уверен, что она без оглядки на прошлое по первому зову прыгнет в его постель. Он не мог понять, почему она по-прежнему сохраняет преданность своему отцу и почему не хочет полностью довериться ему. Не мог постичь, как ей удается сопротивляться ему, даже несмотря на их по-прежнему сильное влечение друг к другу.
Для Эвелин было совершенно очевидно, что он никогда не знал настоящей семьи. Никто никогда по-настоящему не заботился о нем. Поэтому мог ли Люсьен понимать, что существуют узы семейной любви? Узы, поддерживающие человека в самые тяжелые для него времена. Узы, которые остаются нерасторжимыми, даже когда все другое рушится.
Сколько раз Эвелин казалось, что ее привычный мир вот-вот рухнет. Но она снова и снова боролась, преодолевая временами разрушительные последствия страсти отца к игре. Сколько ночей она провела, тревожась о том, закончится ли и эта ночь его проигрышем, который ввергнет их в нищету, однако каждый раз ей удавалось найти выход из бедственного положения. Как-то она справлялась.
И на этот раз справится. Как-нибудь.
Эвелин начала разбирать содержавшиеся в сундучке красочные образчики материи, раздумывая над тем, какой из них подошел бы для ее следующей вышивки. Неожиданно ее пальцы наткнулись на сложенный лист бумаги, лежавший в самом углу на дне сундучка. Нахмурив брови, Эвелин развернула его.
«Поздравляю со счастливым событием в Вашей жизни. Прошу Вас не...»
Эвелин судорожно вздохнула и выпустила листок из пальцев, будто он жег ее. Письмо Люсьена! Боже правый, должно быть, она спрятала ее в сундучке, когда услышала о его смерти.
Эвелин медленно протянула руку к посланию и вновь развернула его, разгладив лист на коленях. Она вглядывалась в слова, которые когда-то выжгли рану в ее сердце, но сейчас уже не оказывали того разрушающего воздействия. Что-то беспокоило ее в этом письме. Проводя пальцем по наклонно выстроившимся буквам, Эвелин размышляла, что же показалось ей здесь неправильным. Почерк выглядел вполне обычным... даже несколько подчеркнуто аккуратным. Она сама написала бы почти так же.
 
И вдруг она поняла.
Почерк выглядел аккуратным и обычным, потому что именно таким он и был. Эвелин вспомнила день ее свадьбы с Люсьеном. Она видела, как он расписывался в регистрационной книге – левой рукой.
Люсьен был левшой. У него был четкий почерк с наклоном в обратную сторону. Кто бы ни написал это письмо, он писал правой рукой.
Люсьен не писал этого.
Пораженная, Эвелин уселась прямо на пол. Люсьен говорил правду. Он не писал этого письма. Конечно, он мог попросить секретаря написать его, но Эвелин сомневалась в этом. Такое деликатное послание может быть написано только лично, и Люсьен не из тех людей, кто может поручить другому решение своих интимных проблем.
Он не знал о существовании Хлои. Он не бросал ее сознательно... по крайней мере, не в тот раз.
Гнев, который Эвелин лелеяла в себе все эти годы, улетучился так внезапно, что она почувствовала слабость. Значит, за исключением холодного завершения их связи, всех остальных отвратительных поступков, которые она приписывала Люсьену, он не совершал. Люсьен действительно не получал ее письма, следовательно, он не знал о ее беременности. Теперь ей было это совершенно ясно.
Эвелин закрыла глаза, осознав суровую правду. Кто-то сознательно пытался разлучить их. Нет, не просто пытался, а преуспел в этом. Этот человек послал ей это жестокое письмо, во избежание ненужных ему осложнений. Нет сомнений и в том, что именно этот человек организовал похищение Люсьена.
Это не был ее отец. Не зря Эвелин подсознательно сомневалась в его причастности к этому. Она ощутила согревающее душу облегчение. Записка была написана и не его почерком.
Тогда кто же это? Кто пять лет назад распорядился их жизнями и причинил им столько несчастий? И зачем он сделал это?
Может быть, Люсьен что-то поймет. Эвелин посмотрела на зажатое в пальцах письмо. Может быть, оно будет достаточным доказательством для Люсьена, чтобы он согласился, что не в ее отце нужно искать врага. Может быть, тогда из странных клочков их брака им удастся все же слепить нормальные отношения. Может быть, они с Люсьеном смогут вместе найти настоящего виновника их бед.
Положив записку в карман, Эвелин поспешила вниз на поиски своего мужа.
Люсьена не было дома, и до обеда его не ждали. Расстроенная Эвелин расположилась в гостиной и принялась за новую вышивку, с ожесточением орудуя иглой. Письмо в кармане жгло, как раскаленный уголек. Услышав приближающиеся к гостиной шаги, она живо вскинула голову, но, к ее разочарованию, это был всего лишь Элтон.
– Герцог Хантли, – объявил дворецкий и удалился.
В комнату вошел сводный брат Люсьена. Эвелин нахмурилась и отложила свою работу. Она встала и присела в реверансе перед герцогом, а затем опустила руку в карман и засунула письмо поглубже.
– Добрый день, ваша светлость.
– Добрый день. – Он неуверенно улыбнулся, еще раз напомнив Эвелин о том, насколько он молод, чтобы взваливать на себя бремя такого титула. – Должен сказать, я думал, вы прикажете вашему дворецкому выпроводить меня, как только он объявил о моем приходе.
– Еще есть время, – не удержалась от колкости Эвелин.
Он засмеялся:
– Действительно, есть. Тогда мне стоит поостеречься. Некоторое время они молчали, испытывая неловкость.
– Садитесь, – наконец предложила Эвелин, вспомнив о хороших манерах.
– Благодарю вас. – Герцог сел на софу напротив нее. – Я так понимаю, что Люсьена нет дома?
– Нет.
– О, я надеялся увидеть его, но хотел также поговорить и с вами.