Длань Одиночества (СИ)
Эта свинья. Он вспомнил про Сад и ощутил тоску по дому.
— Я Признаюсь Тебе. Ты Хорошая. Нравишься мне.
— Ты мне тоже, — Котожрица рассмеялась. — И припасы у тебя интересные.
— Нет. Послушай. Ты Хорошая. Я Хочу Признаться Тебе. Только Молчи. Всегда. Вечно Молчи.
— Мне уйти? — вежливо спросил Никас, которому надоело подслушивать.
Курильщики одновременно, и особенно плавно, повернули к нему расслабленные лица.
— Нет. Будь.
— Сейчас что-то будет, Никас.
Все затянулся дольше обычного. Потом он встал и принялся разгонять скопившиеся тучки, которые улетали, испуганно разражаясь молниями.
— Они Знать Не Будут, — объяснил он, сверкая глазами.
Котожрица покатывалась со смеху.
— Я Испугался! — шепотом воскликнул Все. — Что Когда-нибудь Вы, Люди, Станете Подобны Мне. Силу Скопите, Которая Затмит Мою. Поэтому Я Создал Змея, Чтоб Он мешал Вам Возвысится! Только Тихо!
Он пробежался по периметру поляны, заглядывая за деревья. Наверное, искал лишние уши. Но эта информация была принята довольно равнодушно.
Котожрица наматывала на палец ниточку слюны.
— Ух ты, — только и смог вымолвить Никас.
— Ты Видел? — вдруг спросил Все, посмотрев на него. — Всезнание?
Никас встал и подошел к ним. Котожрица качнулась, когда он уселся в круг вытоптанной травы. Она уже облачилась в свою рясу, и поглядывала на человека искоса, пряча стыд.
— Очень немногое. Фрагмент какой-то информации. Намек, скорее.
— Что Было?
Никас машинально прикоснулся к затылку. Он вспомнил, как смотрело на него Многомирье. Триллионами глаз. Оно умоляло продолжать. Оно поддерживает Максиме? Возможно подсознательно, не на уровне отдельных сущностей, но… Поддерживает?
Он вкратце рассказал о своих впечатлениях. Все внимательно выслушал его, но не выказал никаких эмоций. Котожрица, наоборот, пришла в возбуждение, как будто пережила с Никасом те же мгновенья крайней сосредоточенности.
— Как ты считаешь, это правда? — спросила она.
Человек задумался.
— Истинное соотношение сторонников объединения и его противников нам не узнать. Но я думаю их немало. Альфа просил меня не говорить об этом, но, тебе, думаю, он и сам рассказал бы. Он находил идею объединения привлекательной.
Котожрица почесала за ухом.
— Да, я что-то такое от него слышала. Но тогда обстоятельства были иными. Я не придала этому значения.
Девушка неуверенно поднялась. Шатаясь, она подошла к розовому дереву, и принялся драть его ногтями. Похоже, оба получали невыразимое удовольствие от этого процесса.
— О, да! — стонала котожрица. — Как давно я об этом мечтала!
— Чуть выше! Еще! — подстегивало дерево.
Аркас покачал головой. Все протянул ему самокрутку и сказал:
— Расслабление Прими.
Аркасу понравилось это предложение. Он позволил Все поджечь конец козьей ноги и осторожно затянулся. Узнавание настигло его почти сразу.
— Так вот что ты там у себя в Саду выращиваешь, — произнес, с наслаждением выдыхая.
— Прочего Помимо.
Никас полулежал, опершись на локоть. После долгих злоключений, он чувствовал себя шаром, наконец-то закатившимся в лузу. Его рассудок, спазматически сжатый, постоянно готовый к атакам извне, покрытый трещинами и ожогами, наконец размяк и разгладился. Солнышко что-то напевало приятным высоким голосом под аккомпанемент ритмичной музыки.
«Я не могу, не могу, не думать о нас. Я вижу звезды и свет. Они на дне моих глаз. Моих глаз».
Котожрица растянулась рядом на животе.
— Это просто дикарство, — произнесла она, прижавшись щекой к траве. — Индивидуальность — высшая ценность. Неоспоримое благо. Когда-то были едины, но обрели себя не просто так. Максиме не найдет во мне последователя. Никогда. Никогда…
Она облизала нос длинным розовым языком.
— Почему же? — спросил Никас. — Прима-образы ведь состоят из меньших сущностей. Вы как небольшие сообщества людей, жертвующих индивидуальностью ради целостности.
— Это совсем другое, — фыркнула Котожрица. — Наше объединение, это процесс естественный и законный во всех отношениях. А Максиме нарушает все писаные законы, все законы негласные!
— Но этот процесс присутствует. Объединение делает вас сильнее. Так же как и в материальном мире, группы — реальная движущая сила, превосходящая любого одиночку.
— Это всего лишь признак еще не побежденной слабости и страха перед самостоятельностью, — Котожрица потянулась всем телом. Никас невольно залюбовался этим и встретился с пронзительным взглядом рыцаря. — Мы еще цепляемся за безопасность толпы и привилегии групп, но истинная наша цель — индивидуальность. От сложного, но простого, мы идем к простому, но сложному. Вся наша эволюция, возможно, ведет к тому, что каждый человек должен стать новым мирозданием. Которое станет, в свою очередь, разделяться, пока не образует новый идеал обособленности.
— А обособленность порождает Одиночество, — сказал вдруг Никас.
Котожрица с интересом уставилась на него.
— Что ты хочешь сказать?
— Что только оно вечно. Оно всегда было, есть и будет. Возможно, у Максиме есть какой-то план. Она уничтожает все не просто так. Раз Одиночество питается муками всего Многомирья, всех людей, может если уничтожить часть, то оно ослабнет и тогда Максиме как-то…
Все подал Никасу еще одну самокрутку, но тот отказался.
— Не позволяй ей очаровать себя, — Котожрица сверкнула глазами. — Ты сам себя слышишь? Как уничтожение Любви и Надежды должно помочь нам? Это были главные враги Одиночества.
— Я… — Никас выдохнул сквозь зубы. — Я не знаю.
— Тебе хочется верить в ее добрые намерения, потому что в роли врага она тебя не устраивает.
Это была правда, так что Никас устыдился и замолчал.
— Извини, — примирительно вымолвила сущность. — Я не хотела, чтоб это звучало как обвинение. Я могу понять, почему ты предпочитаешь верить в хорошее. Это лучше, чем постоянно думать о неминуемой гибели.
Аркас улыбнулся ей. А потом завел разговор о том, что случилось с Альфой. Выслушав пересказ опаснейших и трагичных событий, человек помрачнел. Прим нравился ему. Его аура маскулинности внушала уверенность. Альфа всегда знал, что нужно делать и куда идти. Кроме того, с ним было интересно поговорить.
— Я очень скучаю по нему, — поделилась Котожрица.
— Вы с ним были близки?
Рыцарь смутилась.
— Его всегда интересовали образы покрупнее. Нет, мы были закадыками, но посидеть на коленках он меня не звал. Считал, что меня нужно оберегать от такого. Но я как-то проследила за ним до этого мира. И познакомилась с его увлечениями. И Солнышком.
— Изврат, — прошептал Все с горечью. — Сжег Бы Насовсем.
— Да ладно тебе, Все, — засмеялась Котожрица. — Мы все здесь взрослые сущности и люди. А сакральность секса давно простыла. Попробуй хоть раз скинуть с себя эту тяжелую мантию ханжества и оковы бесполезного целомудрия. Пройдись по миру Солнышка с открытым сердцем, и он наградит тебя.
— Нет Искушения.
— У тебя должен быть какой-то фетиш, — вмешалось Солнышко. — У всех есть.
— Да, — настаивала рыцарь. — Признавайся! Вот я, например, очень люблю, когда меня связывают шерстяной нитью и называют плохой кошечкой.
— А мне нравится запах женского пота, — не стал скрывать Аркас.
— Серьезно? — радостно переспросило Солнышко.
— Да, мне нравятся естественные запахи. Они меня заводят.
— Но самое странное, что я когда-либо слышало, это любовь к вылизыванию глазных яблок, — сказало Солнышко. — Партнер раздвигает тебе веки и начинает лизать глаза. Это называется окулолинктус. Потрясающе.
— Альфа как-то общался с языческим богом охоты, так тот обожал, когда на нем сидели как на скамейке, — припомнила Котожрица, ностальгически жмурясь. — Причем обязательно голой задницей. Вставал, значит, на четвереньки и замирал.
— А вот я… — начал было Аркас, но Все вдруг вскочил, прервав его на полуслове.
Не совсем владея собой, с трудом обрел он относительное равновесие.