Длань Одиночества (СИ)

Аркас молчал, изучая изуродованные столпы.
— Если только ты не направишься в другую сторону лишь наперекор моему совету, — добавило ЛППВ.
Что-то обрушилось вдалеке, знакомый звон переливался и звал.
— Нет, — ответил Аркас, с трудом разомкнув губы. — Я не собираюсь действовать назло. Если встречу эту сущность, я попытаюсь поговорить с ней, но ничего не обещаю.
Переливался и звал.
— Этого достаточо, — сказало ЛПВВ. — Иди туда, где меньше всего звезд. И будь позитивен, человек.
Наверное, Аркас отмахнулся бы, если б не харизма ЛПВВ. Это пожелание, из его уст, не звучало банальной присказкой. Удивительно, но что-то не затоптанное еще, согрело чувства человека. Он немного воспрянул, и тени, омрачившие лицо, стали прозрачнее.
— Спасибо, — Аркас шагнул и остановился. — Мы еще встретимся?
— Я не знаю, — сказала пустота за ним.
Грохот осыпающихся табличек едва не скрыл этот шепот.
Что ж, подумал Никас, это лучше, чем какое-нибудь «несомненно», или «все зависть от тебя». ЛПВВ не страдало от приступов претенциозности. И на том спасибо.
Отправляться сей же час не хотелось. Несмотря на разрушения, здесь было спокойно. Можно было, наконец, перевести дух. Отрешится, перебирая обломки скрижалей. Оставшись в одиночестве, Никас отдыхал, забравшись в широкую нишу меж двух столпов. Сначала сидел прямо на земле, а потом лег. Многомирье глядело на него сверху вниз. Оно стало темнее, Никас заметил это. Можно было наблюдать, как некоторые звезды моргали и гасли. И на короткий промежуток времени ветер усиливался, захватывая с собой странные запахи и отрывистые звуки.
Максиме была занята. Она возилась с каким-то механизмом, архаичным, состоящим из зубчатых шестеренок, цепляющихся друг за друга. Там был потертый, покрытый выбоинами циферблат из полупрозрачного материала. Стрелка была только одна. Она двигалась очень резко, обрубая временные промежутки.
Максиме мельком поглядела на Никаса и сказала только:
— Осторожно.
Человек открыл глаза.
Над ним стоял образ, закутанный в примитивные одеяния из звериных шкур. Заросший и диковатый на вид. Создавалось впечатление, что он долго, но упорно скитался, не потеряв целеустремленности. От него странно, и, в то же время, приятно пахло природой. Свежестью здоровой растительности. В левой руке незнакомец крепко сжимал древко копья с кремниевым наконечником.
Гость откровенно пялился на Никаса. Отвечая ему немигающим взглядом, Аркас отметил, что глаза образа не блестят сумасшедшинкой, столь характерной для большинства местных. В общем, это был, на первый взгляд, совершенно неопасный, вменяемый образ, с которым можно было заговорить…
— Где Яблоко Мое, Корысть?! — вскричал гость, и в плечо Никаса вонзился зазубренный кремень.
— Ах, ты сволочь! — заорал тот, чувствуя, как по его ключице скребнул наконечник.
Он схватил древко обеими руками, но ему не дали освободиться. Образ навалился всем своим весом, продолжая интересоваться по поводу яблока. Аркас матерился в голос, размышляя о том, как выбраться из этого идиотского положения. Как оказалось, он плохо умел читать настроение образов по глазам.
— Что ты несешь, безумный кретин?! Какое яблоко? Отпусти меня, ублюдок!
— Верни, Ложный, Верни, Что Похитил!
Никасу действительно было очень больно. Кремень пронзил его мускулы, рана была, очевидно, рваной. Кровотечение должно стать серьезной проблемой. А у журналиста не было абсолютно ничего, что могло бы помочь ему наладить лечение.
Я же неуязвим, подумал Никас, чувствуя растерянность.
Да кто этот тип такой?!
— Хорошо, хорошо, — скрежеща зубами, сказал Никас. — Я отдам твое яблоко, только убери копье!
Образ немного подался назад. Осатаневший от боли, Аркас не мешкал. Он вырвал копье и ткнул им в обратную сторону. Древко ушибло скулу противника. Аркас поднялся и потянул его на себя.
Удар был слишком эмоциональным, но дикарь пошатнулся влево. Никас окончательно завладел копьем, и хотел было пустить его в дело. Но в этот момент что-то воткнулось в его лопатку. Шило. Оно вошло неглубоко, застряв в кости, а потом вырвалось и полоснуло ниже.
 
Это было еще неожиданнее, чем атака случайного бродяги с копьем. Сдавленно мыча, Аркас повернулся, чуть не упав вправо. Он оперся о копье, хрипя от боли.
— Ты хотел бросить меня! — закричала Френ.
Она бросилась на него и рассекла подставленную для защиты руку.
Аркас истекал кровью.
— Я верила тебе, а ты променял меня на местных шлюх!
Френ ревела в голос, размазывая по щекам кровь и слезы. Она снова попыталась ударить его, но дикарь сбил Никаса с ног и принялся душить мощными узловатыми пальцами.
— Где Яблоко?! Отдай!
Сверху на него навалилась лярва.
— Он мой! Убери руки!
— Сначала Яблоко Вернет, Корысть!
Под весом этих двоих, Аркас почти потерял сознание. Его раны охотно кровоточили, сердце билось слишком быстро. Это была смерть достойная такого приключения. Нелепая и непредсказуемая. Все меньше ощущая боль, Аркас успел подумать, что Максиме, наверное, будет сильно разочарована таким недолгим противостоянием.
Они вроде бы скатились с него. Продолжили возню где-то поблизости. Пронзительно вскрикнула Френ.
Неужели опять? — подумал Аркас, угасая.
Бедняга…
* * *
Максиме оставила часы в покое. За желтым стеклом восьмиугольного циферблата с трудом шевелилась стрелка. Возится с ними дальше, не имело смысла. Чтобы оценить свои успехи, она долгое время бродила среди линий электропередач, заходя все дальше от дома. Тиканье было таким тихим, почти неслышным, по сравнению с тем грохотом, который изводил ее раньше.
Часы были средством сдерживания для носителя Одиночества, созданным очень давно, на случай проблем вроде Максиме. Это был подлый и трусливый трюк. И долгое время носительница искала способ сделать свои путешествия безопаснее. Клинок первобытного насилия, единственная сущность, которая смогла повредить шестеренки. Артефакт разрезал большую часть подвижных элементов, и разладил систему.
Женщина присела на скамью. Сгорбилась, поглаживая грудь здоровой рукой. А потом расплакалась. Столько времени она прожила с этим назойливым звуком, что сейчас тишина была истинным наслаждением. Это, а так же убийство Любви и смерть Надежды, было неоспоримым успехом.
Максиме побеждала.
Ледяной плод Одиночества нетерпеливо шевельнулся в груди.
— Здравствуй, — сдержанно сказал Никас.
Ей не хотелось отвечать.
— Ну как ты? — он присел рядом. — Почему ты плачешь?
— Знаешь, — произнесла она, — я никак не могу решить, кто из нас кому мерещиться. Ты — моя галлюцинация, или это я придумана как стена от реальности? Кто-то из нас бредит, Аркас. Не может быть, что б это все существовало в действительности… Какой бы то ни было. Кто-то из нас двоих сейчас находиться в беспамятстве, далеко-далеко отсюда. Пускает слюну и, быть может, готовиться отдать богу душу.
— Ты из-за этого плачешь? — удивился Никас. — По-моему, это вопрос чисто академический. Я, к примеру, уверен, что этот мир реален, а мы оба призраки, порожденные им.
— О, Никас…
— Это сложная, многоступенчатая драма, противостояние тех, кто никогда не поймет друг друга, но по-своему прав, и прочая.
— То есть, мы можем быть просто придуманы? — улыбнулась Максиме. — Оба?
— Почти наверняка, — кивнул Аркас. Он улыбнулся: — Я шучу. Я же помню всю свою жизнь «до». Ну, почти всю.
— Думаешь, это надежный признак? Человеческий разум на многое способен.
Она закашлялась, сплевывая черное. Пятна странной мокроты и медленно ползли обратно к женщине.
— Пока сидела в яме, время от времени я поддавалась бреду, — Максиме подобрала ноги, а темный слизняк сиротливо потянул к ней тонкие усики. — Я была уверена, что вокруг степь. Без конца и края. Сначала она была безжизненной, но потом ее начали отпаивать дожди. Она закрывалась влажным одеялом грозовых туч. Я сидела и наблюдала, как родит когда-то бесплодная почва. Сначала трава и мхи. Затем кустарник. Деревья тянулись так высоко и так долго. Я видела все это, просиживая годами на одном месте. Иногда я приходила в себя и понимала, что прошли минуты. Моя рвота была еще теплой.