Темные Знамения (СИ)
В какой-то момент Рокки подарил жертве последний укус – укус милосердия, легко переломав тому шею. Но то, что осталось от добычи, лучше не видеть никому из людей. Солдат замолчал навсегда. Баргест же стал нарезать круги в кустах, выглядывая слабое место в обороне Тримогена.
Они напряглись и затихли. С каждой минутой видимость становилась всё хуже. Когда джунгли охватил кромешный мрак, воины увидели два янтарных глаза, горящих адским пламенем.
Первым из четырёх был язычник с топором и щитом. Рокки выбрал своей жертвой его. Он – слабое звено в цепи. Солдат хотел было предупредить остальных, но собака быстрее оказалась. Она обрушилась на оборону Тримогена, валя всех четверых наземь.
А следом на землю полетело оружие: щиты, меч, копьё, топор, алебарда. Наибольшую угрозу для всякого зверя представляет именно древковое оружие. Нико знал это, знал и Рокки.
Чёрный пёс налетел на топорщика и мигом вырвал его горло из шеи. Выплюнул. Рыча, баргест продолжил свою жатву. Остальные пытались встать, но собака не позволяла и дёрнуться. Рокки лапой переломал позвонки одному. Второму выкорчевал голову вместе со шлемом и маской, даже не поранив собственных зубов.
Третий успел повернуться. Его лицо было открыто. Рокки полоснул по нему когтями, оставляя после себя лишь рвань.
Расправа произошла прямо на глазах лучника. Он был ещё жив, однако и ему оставалось недолго. Страх сдавливал язычнику горло. У него даже мысли не возникло попытаться, выстрелить в кровожадного зверя. Где-то в подсознании его промелькнул верный вывод: это бесполезно.
Собака повернула морду к нему. Стала надвигаться. Стрелок захныкал. Рокки остановился, глядя на язычника с осуждением. В следующий же миг пасть зверя раскрылась. Баргест намеревался его съесть.
Пепе развлекался не хуже, чем его братец. Верная до мозга кости, собака самозабвенно защищала хозяина от любого посягательства. Бросалась на язычников, рвала и валяла в грязи, как хотела.
Тримогенская бригантина – доспех надёжный. Хотя баргест мог его прокусить и даже разломать при должном усердии, времени на это попросту не было. Если чёрный пёс нападал, то под его удар попадались наименее защищённые части тела: ноги, руки, голова.
Зверь носился по перелеску, как проклятый, валя на лопатки одного солдата за другим. Вскоре их ряды значительно проредило. Тогда исчадие Серости принялось догонять их. И ни один двуногий не был в состоянии убежать.
В тени пальм и сосен вскоре разлеглось порядка десяти трупов. Но как бы рьяно Пепе ни оберегал хозяина, он оставался один и не мог за всем уследить. Ибо Рокки убежал чересчур далеко.
Никколо Гараволья не был совсем уж беззащитен, хоть и специализировался на призыве. Псарь то и дело доставал свитки, на которых чародеи начертали руны. Пергамент насквозь пропитало магией, и никакая морская вода не могла их намочить.
Для Священной Инквизиции отбиралось два типа заклинаний: слабые, но восстанавливающие действие со временем, и сильные, но одноразовые. Из числа последних у него имелось только одно. И его укротитель решил применить на лучниках.
Пока псы разбирали пехотинцев на составные части, он развернул свиток с голубоватой руной и приложил перчатку чтеца. Извлёк из него Материю. Пергамент упал под ноги. Алхимик произвёл манипуляции, различать которые способны лишь маги с натасканными инквизиторами вроде него с Альдредом.
Гараволья натравил видоизменённый эфир на стрелков, пытавшихся окатить его залпом стрел. Те так и не успели даже тетиву натянуть. Прямиком из-под земли поднялись сосульки, резко дёрнулись, пронзая незадачливых лучников.
Чары – вещь, способная многое разрушить. Каждой ветви своё время и место.
Ледяные колья вырвались из-под земли. Пробили жертв насквозь, и никакие бригантины их не остановили. Кровь хлынула из ран, примешиваясь и чуть подтапливая заледеневшую воду из ниоткуда.
Композиция из тел и криомантии на считанные секунды сформировала нечто, похожее на баррикаду из досок и кольев. Затем действие заклинания прекратилось. Лёд взорвался, треща, а убитые лучники попадали на землю чуть ли не внахлёст.
Один из них держался поодаль, и его не зацепило. Язычник удумал бросить своих и вернуться к стратилату, чтоб о всём доложить. Но едва он вошёл в джунгли, то натолкнулся на окровавленную морду Рокки.
Всё бы ничего, но пока Никколо занимался лучниками, сам сильно подставился. Он не заметил, как сзади к нему исподтишка подбирался солдат, затаившийся в пылу битвы среди деревьев. Баргесты оказались чересчур далеко, чтобы защитить хозяина.
Псарь услышал подлеца в последний момент. Когда тот уже занёс меч в попытке нанести удар. Вся жизнь пронеслась перед глазами Нико.
Только вот боевой алхимик – на то и боевой, что не лыком шит. Цестов при нём не было, и всё же он увернулся, клоня голову. Гараволья проявил настоящее чудо акробатики этим манёвром. Довершая уклонение, укротитель впечатал кулак в пах язычника. Для псаря не существовало негласных мужских правил.
Боец тут же заскулил, будто побитая шавка. Ноги его сомкнулись в коленях. Рядом из земли всё также торчал меч, оставленный Альдредом. Нико долго не думал. Он выдернул из почвы спату и в развороте рассёк плоть неверного. Клинок прошёл от затылка до шеи, взрезая позвонки. Солдат рухнул замертво.
Дела у Флэя шли не лучшим образом. Погонщик припас для него кинжал. И вот-вот им должен был воспользоваться. Из-за спины наездника показался лучник, желая выстрелить в инквизитора почти в упор. Что хуже, хобот всё сильнее давил на туловище. Вкупе с бригантиной нагрузка удваивалась. По крайней мере, позвонки не переломит.
Альдред вцепился в копьё, несмотря ни на что. Едва наездник потянулся к нему с кинжалом, он произвёл удар. Клинок выпал из рук погонщика. Одновременно с этим лучник, чуть дёрнувшись, отпустил стрелу.
Наконечник задел персекутора, летя чуть выше виска. Оцарапал кожу. Действие обезболивающего прекратилось. Флэй вскрикнул, но держался изо всех сил.
Стрелок потянулся за новой. Погонщик тоже не растерялся, потянувшись к стрекалу. Он хотел выцарапать Альдреду глаза. Слон принимал в борьбе пассивное участие, но раздражал больше всех. Давление усилилось. Казалось, вот-вот лопнут кишки.
Погонщик возомнил, будто целиком владеет положением вещей. В один ловкий прыжок встал на голову гиганта, метя анкусом в лицо инквизитора.
Доля секунды. За этот временной промежуток Альдред перебрал все возможные шаги, которые оставались ему. И из всех, сам не понимая, почему, выбрал наиболее безумный.
Копьё вонзилось в глаз слона. Из-за мелкой прорези, напоминавшей узкое горлышко, в склеру впилось лишь остриё. По наконечнику поползла кровь.
Гигант испытал неописуемую боль и замотал головой. Наездник потерял равновесие и упал с душераздирающим воплем. Длился он недолго. Не успел он упасть, как неловко насадился на бивень собственного слона.
В то время как исполин бесновался, новоявленный труп крутило в разные стороны, будто брелок, пока бивень не вошёл плотнее, раскрыв погонщику рот, насколько возможно. И хорошо, и плохо. Альдред понимал это.
Язычником меньше. Только вот слон в один миг стал совершенно неуправляем.
Зверь, не зная, как быть, куда бить и куда деваться самому, просто швырнул Флэя прочь со всей силы. Тот падал, вопя. Соприкоснувшись под углом с землёй, ударился. Выронил ненароком копьё. Покатился дальше, как сырая клёцка по доске.
Боль пронизала всё тело. В глазах потемнело. В ушах стоял звон.
Инквизитор видел не слона, но его очертание, мечущееся из стороны в сторону. Об умственных способностях гиганта оставалось только догадываться. Бедное животное, с первых лет жизни подвергавшееся грубой дрессировке, понятие не имело, почему поле зрения сократилось вдвое. Куда деться от режущей, острой боли: она не прекращалась.
В полёте Альдреда всего расшибло. Столько синяков, сколько принесло это падение, он не получил, даже когда попал в подъёмную петлю.