Лед Севера (СИ)

— Ага, если бы он приехал, его тут же бы растерзали на улице. Была его мать — Элеонора Файстрон. Продемонстрировав свою красоту и ухоженность, она быстро испарилась в толпе.
— В нее случайно не прилетел тяжёлый камень? — хохоча спросила тетушка. — Что-то они все как-то быстро уезжают.
— Не знаю. Мы с Мартином быстро ретировались оттуда, пока это еще было возможно. Не стали дожидаться кульминации праздника — пожимая плечами ответила ей.
— Всем мыть руки и за стол! — раздался грозный приказ нашей кормилицы.
Есть со всеми мне не очень удобно. Нижняя часть маски выполнена точно под моё лицо, чтобы можно было говорить и есть, но это всё равно не очень практично и удобно. Открывать своё лицо я не могу. Это будет слишком опасно для всех.
Если мой дорогой родственник вдруг найдёт меня, он убьёт всех, кто мне дорог. Я такого допустить не могу. Я их всех слишком люблю, чтобы рисковать ими. Поэтому пусть лучше никто не видит моего лица и моих глаз, которые выдают меня из тысячи.
Теперь мне приходится нарушать закон регулярно. Я покупаю на чёрном рынке зелье, меняющие цвет глаз. Это очень рискованно. Ведь если об этом узнают, то темница мне обеспечена лет так на восемь.
Послышался звук открывающейся входной двери и шуршание пакетов. Я посмотрела на дверной проём, где вскорости показалось счастливое лицо Кэтти.
— Я купила всем сладких пирожных! Мистер Оран дал мне пару серебряных за помощь с его книгами — быстро щебетала Кэт, вытаскивая из пакетов и разворачивая от бумаги свежие пирожные.
Пирожные были любимыми сладостями наших маленьких членов семьи. Да что уж говорить — и взрослые от них ещё ни разу не отказались. Я не была сладкоежкой, но отказаться от вкусного свежего кремового пирожного было выше моих сил. Подойдя к столу, взяла себе одну штучку сладкого деликатеса, тарелку с рагу и взвар.
— Я на вверх. Всем спокойной ночи. Рон и Милли сказку переносим на завтра, у вас уже глаза слипаются — выходя из кухни, сказала я, но на самом деле глаза слипались у меня.
Наконец-то этот день закончился. Сейчас хочется набить пузо до отвала, принять ванну и уснуть. Уснуть желательно на неделю.
Жаль, но всё это лишь мечты. Спать до обеда — привилегия аристократов, а не бедных трудяг, как я.
Ну я, конечно, не очень-то и бедная, но очень уставшая.
Зайдя в свою комнату, быстро достаю из шкафа чистую ночную сорочку, которая скорее подойдёт ночной фее из борделя «Голая Пэтти», чем мне. Откуда она у меня?
Опять задаю вопросы на которые нет ответа. Есть рубашка и супер — будет в чём спать.
Осматриваю её кружевной вверх, просвечивающий грудь, еле закрывающую ягодицы длину, бусинки на лямках.
Надеюсь, меня в ней не увидит Рон, а то подумает бедолага, что он опять в борделе.
Напевая песню, спускаюсь в ванную комнату. Как же хорошо, что человечество придумало трубопровод. Людям больше не нужно кипятить воду в больших кастрюлях и таскать её на пузе в ванную комнату. Хотя многие и сейчас ещё так делают, ведь оплатить горячую воду позволить могут не все.
Стягиваю с себя пыльные ботинки и удобный эластичный костюм, который выдали нам на работе. Он был очень комфортный — при минусовой температуре активировались чары тепла, и он согревал, а в сильную жару был прохладным. Правда, при этом он был чересчур облегающий. Не покидало ощущение, что ты голая.
Стянув костюм, убираю с лица маску и вынимаю ленту из волос. Длинные белые волосы водопадом подают на мои плечи и спину. Нужно бы их отрезать, но Агнес и Кэтрин отказываются это делать, они считают, что волосы — главное достоинство для девушки.
Смотрю на отражение в зеркале. С него на меня смотрит молодая девушка.
Алые пухлые губы, аккуратный аристократический нос, немного вздёрнутый вверх, густые брови и длинные ресницы тёмного цвета, которые сильно контрастируют с волосами. Всё как у всех. Необычные только глаза. Такое в природе встречается редко. Один глаз серо-голубого цвета, а второй светло-зелёного.
Так произошло из-за того, что во мне две стихии. Такого в природе не должно было быть, как и меня, в принципе. Когда целитель сказал отцу, что будет девочка, он избил мать до такой степени, что она провела в беспамятстве три дня. Он очень надеялся, что я умру, но судьба решила иначе.
 
Наверное, я назвала бы себя красивой, но что эта красота даёт в жизни? Грязные шутки, сальные взгляды и попытки влезть тебе под юбку. Красота не сделала мою мать счастливой, а только заставила страдать. Она всю жизнь была рядом с нелюбимым человеком, который хотел её себе лишь как трофей.
Влюбиться можно в красоту, а полюбить на всю жизнь можно только за душу. А моя душа полна льда для мужчин и растопить его я не тороплюсь. Слишком редко я вижу мужчин, готовых отдавать свою любовь вопреки, а не за что-то.
Когда-то мне была нужна любовь отца и дяди, а вместо неё я получала боль и кровавые синяки, не только на своём теле, но и на телах самых близких людей. Людей, которых уже больше нет в живых.
В живых из близких людей, остались лишь единицы.
Ванна уже набралась, и вода заполнила ее почти до предела. Недолго думая залезла в неё. Мне нужно расслабиться и перестать думать о прошлом. Я не могу его изменить, но и принять его я тоже не могу.
Погрузилась под воду с головой, пытаясь не о чем не думать, но в голове возникли образы мамы и брата. Мама гладила меня по волосам, рассказывая сказку, а когда я стала засыпать, она нашёптывала мне слова любви. Старший брат, который протягивал руку с улыбкой, когда мы бегали на кухню воровать пирожки нашей кухарки. Он был единственным мужчиной в моей жизни, который был причиной моей радости, а не моих слёз. — «Запомни Ариэлла, когда я буду рядом никто не обидит тебя! Даже отец! Как только он начинает ругаться беги ко мне, пусть лучше мне достанется, я мужчина» — сказал он мне однажды. И ему доставалось, даже без меня. Отец ненавидел его больше всех, а всё потому что он был его не родным сыном.
Воздуха стало не хватать. Вынырнув из воды жадно хватаю воздух, схватившись за бортик ванной так, что пальцы начинают белеть, но душа болит сильнее.
Дыхание постепенно стало восстанавливаться, но чувство страха и тревоги никуда не делись.
— Тут кто-то есть?
Шуршание платьица и тоненький голосок Милли послышались за дверью.
Я молчала, уставившись пустым взглядом на дверь. Сейчас мне не хотелось разговаривать.
Милли напоминала мне младшего брата, который также в силу своего возраста верил в победу добра над злом.
Коил родился слабым младенцем — целители разводили руками, не зная, выживет ли он в первые годы своей жизни. Слабость приковала его на долгие четыре года к постели, не давая ему толком познать настоящий мир.
«Не жалей умерших Ари, а жалей живых, особенно тех — кто живёт без любви» — вспомнились слова Дяди Фреда.
Только вот мёртвых мне и жалко, ведь у них нет больше выбора, который есть у живых.
Вода успела остыть, а кожа покрыться мурашками, но теперь уже из-за холода, а не страха. За окном стали слышны пьяные гульбища и собачий вой. Ночь вступала в свои права.
Я посмотрела в небольшое окно, которое находилось около чугунной ванны и выходило на сторону улицы. Луна поднялась уже высоко и ярко освещала улицу, по которой бежала стая бездомных собак, издавая протяжный вой.
Пора уже ложиться. Завтра ещё один сложный день, который предстоит пережить.
Быстро намыливаю голову и своё тело. Иногда, мне кажется, что водой я могу смыть с себя всю ту грязь и боль, что была в моей жизни. Мочалка больно впивалась в кожу, оставляя после себя красные следы — следы, что смывали с меня пыль и усталость этого дня.
Закончив с мыльными процедурами, надела на себя новую сорочку. Я была права, она еле прикрыла мою попу.
Выгляжу я достаточно вызывающе, но привередничать сейчас нет никаких сил, тем более, меня в таком виде никто не увидит.
С этими размышлениями выхожу спокойно в коридор. Все обитатели этого дома должны уже спать, поэтому путь до комнаты проходит без происшествий.