Сломанный мир (СИ)

Юкинари склонил голову. Он выглядел расстроенным — разбитым — но всё же не злился, сохранял лицо.
— Не извиняйтесь. Я сделал вам предложение, а вы отказались — это ваше право. Похоже, я проиграл, да? Мне не хватило времени. Самую малость... Еще чуть-чуть — и мне бы удалось найти верные слова, и вы бы все-таки перешли на мою сторону. Я вижу это. Это правда, я не все о вас знаю, но я думаю, что узнал достаточно. Может быть, у меня еще будет это время...
Он по-прежнему говорил с Гэрэлом как с другом — и Гэрэл не мог понять, то ли это детская наивность, то ли расчетливая манипуляция. Ведь не бывает так, что и то и другое сразу — вместе в одном человеке?
— ...А может быть, я ошибался, надеясь, что судьбе можно противиться. Мы служим разным богам, и как бы мне ни хотелось избежать этого, нам с вами на роду написано сражаться друг с другом. Мне тяжело будет считать вас врагом. Но я счастлив, что мне удалось побеседовать с вами почти по-дружески до того, как это произошло.
Гэрэл лишь пожал плечами. Если императору нравится представлять судьбу чем-то вроде облака, гонимого ветром, а себя считать избранным — пожалуйста. Уж его-то точно никакие боги не благословляли. У него появилось желание поведать, из какой грязи он, Гэрэл, поднялся к должности полководца и этому проклятому прозвищу Тигра Запада. Рассказать подробно, с мстительным удовольствием смакуя подробности, пока нежное лицо императора не перекосится от отвращения и ужаса. Но он сдержался.
После этого всего, конечно, уже не могло быть ни светских бесед, ни «Тумана и облаков», ни чая.
Гэрэл кратко поблагодарил императора за прекрасно проведённый вечер, развернулся и ушел. Юкинари ответил ему какой-то холодной любезностью и остался в саду.
По дороге к себе Гэрэл невольно снова и снова прокручивал в голове этот разговор и думал: изменилось бы что-то, если бы дурной поворот беседы не погубил зародившуюся между ними симпатию?
Наверное, нет.
Потому что их судьба действительно была предопределена.
Потому что Юкинари был лицемером, мечтателем или сумасшедшим, а скорее всего, и тем, и другим, и третьим.
Но все равно почему-то было горько и тускло.
Некстати вспомнилось — в Рюкоку девятый месяц года называли Месяцем Долгих Ночей. Это был не самый темный месяц в году, но именно в это время люди обычно замечали, что дни стали короче и осень уже коснулась деревьев своей ледяной рукой.
  
Глава 10. Предательство
 
10. Предательство 
Ни на следующий день, ни в день после него он императора не видел.
Зато вечером следующего дня к Гэрэлу подошла молоденькая служаночка в платье цвета весенней листвы.
— Достопочтенный генерал Гэрэл?
Вопрос был излишним — спутать генерала с кем-то другим мог только слепой, — но он кивнул.
Служанка вложила ему в руку свёрнутое трубочкой, благоухающее духами письмо.
— От моей госпожи, — сказала девушка и покраснела. — Она желает встретиться с вами.
Никого из рюкокусцев рядом не было, сцену эту наблюдали лишь несколько его солдат, которые тут же зашептались. Похоже, они считали, что в письме какие-нибудь романтические стихи. Когда-то Гэрэл казался им неким полумифическим чудовищем, но за годы долгой совместной службы они привыкли к нему и вполне были готовы допустить, что некая придворная дама обратила благосклонный взгляд на гостя — в конце концов, он прославленный полководец, хоть и страшен, как яогуай.
Похоже, они так и не осознали всей ширины пропасти, что лежала между женщинами Чхонджу, которые и впрямь легко могли крутить романы с приезжими дипломатами, и женщинами Рюкоку... Он не мог представить, чтобы какое-нибудь из этих бессловесных искалеченных созданий решилось назначить незнакомцу свидание.
Странным ему показалось еще и то, что он не мог припомнить эту служанку, что означало одно из двух: или ее взяли во дворец недавно, или она действительно была с женской половины дворца...
 
Развернув записку, Гэрэл прочитал: «В час Курицы у ворот Павильона Глициний в женском дворце. Эта же служанка отведёт вас в нужную комнату».
Для любовного письма приглашение было, мягко говоря, чересчур прямолинейным. Скорее всего, это было что-то другое.
Может быть, послание — от императора? Вдруг тот хочет напоследок ещё раз переговорить с ним? Нет, вряд ли: они уже обсудили все, что имело значение…
Письмо он сжёг — просто на всякий случай. В час Курицы он, как и было велено, пришёл к женскому дворцу, нашел нужное здание. Неслышной тенью выскользнула из темноты уже знакомая служанка; долго вела его куда-то по запутанным коридорам. Наконец, остановившись напротив одной из дверей, шепнула: «Вас ждут», — и исчезла так же бесшумно, как появилась.
Гэрэл вошёл. Увидев, кто его ожидает, он в удивлении остановился. На кровати сидела женщина лет сорока. Она была все еще очень красива, но ее лицо дышало властолюбием, а из глаз сочился такой холод, что лишь человек с очень богатым воображением мог заподозрить в ней любительницу тайных ночных встреч и романтических утех.
Он мельком отметил, что ноги женщины нормального размера — не изуродованы бинтованием. И хотя такие ступни, без сомнения, считались тут признаком дурного происхождения, она вовсе не стремилась спрятать их под юбки.
Незнакомка холодно улыбнулась при виде Гэрэла и заговорила на юйгуйском без акцента:
— Моё почтение, господин генерал. Моё имя Сун Сяолянь. Не удивляйтесь, что я назначила вам встречу в женских покоях: в другой части дворца повсюду глаза и уши. Женщину же в этой стране никто ни в чём не заподозрит…
Она могла бы не представляться: он узнал ее еще до того, как она начала говорить. Он никогда в жизни не видел эту женщину, но ее лицо было копией лица молодого императора — искаженной, порочной, злобной копией, но тем не менее, сходство было огромным. Вот, значит, она какая — Сун Сяолянь, императрица-мать.
— Я знаю, кто вы, — коротко ответил он, не кланяясь.
— Скажу без обиняков: у меня есть основания полагать, что вам, господин генерал, не помешал бы союзник при дворе Юкинари.
— И каковы же ваши… основания? — сказал Гэрэл, критически рассматривая собеседницу.
— Я знаю, что вы уже беседовали с императором, хоть официальные переговоры пока и не состоялись. У меня много глаз и ушей во дворце. И я догадываюсь, что вы с ним не пришли к согласию и войны не избежать. Юкинари ещё очень молод и наивен. Он не понимает, что в этой войне ему не выиграть.
— Откуда такая решительная уверенность в том, что вашего сына ждёт поражение? Он, может, и молод, но отнюдь не глуп, как мне показалось, — возразил Гэрэл. — К тому же он харизматичен. Люди охотно идут за ним. И он показал себя талантливым политиком.
— Уверяю вас, и как полководец он вас не разочарует, когда придёт время воевать. Это верно, он талантлив, причем талантлив во всем — я вынуждена признать это при всей своей нелюбви к нему. Но при всём том, что Юкинари удалось сделать для укрепления и процветания Рюкоку, Чхонджу всё равно гораздо сильнее. Нет никаких сомнений в том, что ваша сторона одержит победу. Мой сын глупец, раз не видит этого.
— Почему вы, в таком случае, полагаете, что Чхонджу нуждается в шпионе — раз мы всё равно выиграем так или иначе?
— Не надо надо мной смеяться, господин генерал... Я уверена, что вы не желаете затяжной изматывающей войны. А имея в стане врага союзника, вы знали бы, куда нанести несколько точных ударов… таких, что позволят одержать практически бескровную победу.
Госпожа Сун Сяолянь категорически не понравилась Гэрэлу, однако он не мог не признать, что в словах женщины есть смысл. Не воспользоваться таким шансом было бы глупо.
— Ну, положим, такой союзник не помешал бы. И что вы предлагаете?
— Я готова стать таким союзником.
Время было смутное, соглядатаев и двойных агентов во всех государствах хватало с лихвой: мало кто отваживался что-либо предпринять, не изучив предварительно слабые и сильные стороны будущих противников или союзников. Имелись шпионы и у Чхонджу. Но Сун Сяолянь могла стать чем-то большим, нежели обычный шпион — гораздо большим; она занимала влиятельное положение при дворе и была в курсе всех дел.