И приведут дороги

Миролюб повернулся к отцу. Лицо Любима закаменело. Я ничего не понимала, толпа же начала волноваться.
– Выбери воина, – коротко приказал князь.
– Прости, отец! Коль кому другому зло нанес бы, я бы тебя послушал, все это знают. Но Радима я другом чту. Азар, дай ему меч.
С этими словами Миролюб стал дергать завязку плаща. Та не поддавалась, и ему пришлось ее разорвать. Отброшенный на дощатый помост плащ осел синим морем. Тут же к Миролюбу подошел один из княжеских воинов и стал помогать снимать кольчугу. Я смотрела на все это и по-прежнему ничего не понимала. Миролюб достал свой меч из ножен и аккуратно положил его у ног князя, пока воин помогал ему разоблачаться. Златан сидел на земле, раскачиваясь, словно в трансе. Азар подошел и положил свое оружие у его ног, опустился на одно колено и отцепил от пояса Златана ножны с мечом. После этого аккуратно положил меч Златана на помост, не вынимая его из ножен.
Меж тем Миролюб при помощи воина разделся до пояса. Мой взгляд сам собой прирос к его левой руке. Рука действительно была отнята по локоть. Я ожидала, что зрелище будет отталкивающим, но поймала себя на мысли, что тело воина без руки смотрится органично. Может, потому что Миролюб двигался так, точно не было ему равных по силе, и ему уже доводилось проверять это в битвах. Поперек блестевшей от пота спины тянулся застарелый шрам.
Когда княжич обернулся, оглядывая толпу, я отметила, что, несмотря на ширину плеч и высокий рост, он оказался довольно худощавым. Откинув с лица мокрые волосы, Миролюб скользнул взглядом по площади.
– Борислав, дай свой меч!
Я оглянулась на Борислава, и сердце подскочило. Место у столба было пустым. Я принялась вертеть головой, выискивая Альгидраса, но его не было видно. Борислав меж тем быстрым шагом пересек площадь и протянул Миролюбу меч прямо с ножнами, ловко отстегнув их от пояса.
– Ну ножны-то мне к чему? – вздохнул Миролюб и с тихим лязгом вытащил меч.
Воспользовавшись заминкой, я повернулась к стоявшей рядом женщине:
– А Олега куда увели?
– А? – Женщина посмотрела на меня недоуменно. – Хванца-то? Так дружинники унесли. А куда – кто ж их знает?..
– Спасибо, – пробормотала я.
Унесли? То есть он не мог идти сам?
Миролюб крутанул в руке меч, точно привыкая к его весу, потом обернулся к все еще сидевшему на земле Златану:
– Берешь свои слова обратно?
– Нет! – вдруг яростно выкрикнул тот, вскакивая на ноги. – Не беру! И боги рассудят нас, княжич! Я не стану щадить тебя, будь ты хоть трижды увечен!
По рядам воинов пронесся ропот, лицо Миролюба, которое я видела только в профиль, на миг закаменело, а потом он улыбнулся. И если у Златана была хоть капля мозгов, именно в эту минуту он должен был проститься с жизнью.
– Именем князя, моего отца, я обвиняю тебя, Златан, в клевете. Я признаю свою вину в том, что мне служил клеветник. Священный поединок покажет, на чьей стороне правда. Клянусь, что бой будет честным. Клянусь, что мой меч лежит сейчас у ног князя. Клянусь, что никогда прежде не дрался клинком Борислава. Кто уличит меня во лжи?
Миролюб медленно обернулся вокруг своей оси, скользя взглядом по толпе. На миг наши глаза встретились, но я поняла, что он меня даже не заметил. И так он был завораживающе прекрасен в этом движении, что я даже не сразу осознала, что исход поединка может быть любым.
– До первой крови! – объявил князь.
Златан, успевший снять рубаху, бросился на княжича, как полоумный. Они были приблизительно одинакового телосложения, только Златан чуть уступал княжичу в росте. Миролюб легко ушел от стремительной атаки, меч в его руке описал дугу. На миг мне показалось, что он сейчас коснется спины Златана, пролетевшего мимо по инерции, но Миролюб в последний момент отвел лезвие, не нанеся удара. По толпе пронесся вздох: ведь он мог сейчас все остановить, доказать свою правду, но пожалел противника и не стал бить в спину. Златан снова напал с яростным криком, а потом еще раз и еще. Миролюб ускользал от лезвия меча, словно танцевал какой-то древний танец, такой завораживающе ужасный, что невозможно было оторвать взгляд. Я ничего не понимала в бое на мечах, но даже я видела, что Златан проигрывает. И делает это потому, что им движет ярость. Он нервничал, сыпал оскорблениями, оступался, оскальзывался. А Миролюб, наоборот, был спокоен. И это спокойствие подтверждало его правоту лучше всяких мечей.
 
Впрочем, первая кровь могла появиться и у Миролюба. Пару раз он уворачивался от меча в самый последний момент. Златан весь этот день пробыл в Свири, княжич же большую часть дня провел в седле и явно устал. Я поняла это отчетливо, когда он снова не стал бить Златана в спину, позволив тому развернуться лицом, и сам едва успел увернуться от лезвия меча. Двигался он в тот момент уже без прежней ловкости. Вероятно, именно поэтому дальше случилось то, что случилось.
Миролюб оступился, и Златан воспользовался заминкой – бросился вперед с новыми силами. Княжич успел увернуться от лезвия, которое мелькнуло у его горла (и это бой до первой крови?), но поплатился за это потерей равновесия. Если бы у него было две руки, вероятно, он бы позволил себе упасть на левый бок и не потерял бы контроль над мечом. Но реальность была такова, что Миролюб вынужденно извернулся, чтобы подстраховать себя правым локтем, при этом его меч устремился вверх. Почему упал Златан, я так и не поняла. То ли в запале борьбы зацепился за ногу Миролюба, то ли просто оступился от усталости. Видимо, боги сказали свое слово, потому что воин, оболгавший княжича, рухнул точно на выставленный вверх меч. Раздался тошнотворный чавкающий звук, и Златан дико закричал. Миролюб попытался выдернуть меч, отползая в сторону, но только усугубил ситуацию. Сила тяжести сделала свое дело, и меч вспорол живот Златана, вывернув внутренности наружу.
Я зажала рот рукой, чтобы не закричать в голос, и сглотнула вмиг ставшую горькой слюну. «Это не по-настоящему».
Никто не бросился к умирающему. Все стояли, как будто ничего не случилось. Подумаешь, валяется на земле человек и хрипит, давясь кровью и прижимая к себе успевшие вывалиться внутренности. Песок под ним стал темно-бурым. Умом я понимала, что даже в моем мире здесь вряд ли бы кто-то помог, но бездействие все равно казалось мне чудовищным. Я еще раз с трудом сглотнула и набралась храбрости посмотреть на Миролюба. Тот стоял рядом с поверженным противником и, нахмурившись, наблюдал за агонией. Златан попытался что-то сказать. Я не расслышала, а Миролюб, кажется, разобрал, потому что нахмурился еще сильнее и одним коротким взмахом меча оборвал жизнь своего воина. Вероятно, Златан сам попросил его прекратить мучения. Я снова зажмурилась, чтобы не видеть этой картины. Перед глазами заплясали цветные пятна, а в ушах противно зашумело. Я разом вспомнила, что всегда очень сильно отличалась от всей своей династии медиков, и, быстро развернувшись, с ужасом осознала, что нахожусь в первом ряду и что мне придется пробираться через море людей.
Перед лицом смутно проплывали серьезные лица свирцев. Никто не плакал, никто не падал в обморок. Кажется, отличусь сейчас только я. Я пробиралась к выходу, уже понимая, что не успею. Картинка перед глазами запрыгала, гул в ушах перекрыл все звуки, и в этот миг кто-то крепко подхватил меня под локоть. Точно через вату я услышала:
– Пойдем, девонька.
Голоса я не узнала. Просто доверилась сильной руке, которая потащила меня вперед. Глаза пришлось закрыть, потому что зрение расфокусировалось окончательно, зато звуки стали доходить. Свирцы вполголоса обсуждали священный бой. Говорили, что давно такого не было, а в Свири так вообще чуть ли не в первый раз. Что Златан пил в последнее время, точно умом тронулся. А еще – что княжич, несмотря на это, выделял его из всех остальных воинов. С одной стороны, было странно, что свирцы столько знают про внутридружинные дела княжича, с другой – здесь, кажется, все про всех всё знали. До сих пор оставалось тайной, как удалось удержать в секрете болезнь Всемилы.