Следующая станция – Луна (СИ)
— С этой целью я и прибыл к вам.
Жду конкретики. Не дожидаюсь. Первый раз с таким хитрым подходом сталкиваюсь.
— Моё Агентство не является субъектом международной политики, — замечаю с крайней осторожностью. — Нам с вами даже какой-то договор напрямую заключить проблематично.
— О, я прекрасно всё понимаю! — радуется (чему?) посол. — Безусловно, никакие отношения между нами, вашим Агентством и азербайджанским народом не обойдутся без участия российского правительства. Но прежде чем обращаться в Москву, будет правильным обговорить с вами возможные формы сотрудничества.
— Вы совершенно правы, господин Гафаров, — одаряю его обаятельной улыбкой. — И какими вы видите эти возможные формы сотрудничества?
— Когда-то мы все жили в одной стране, — торжественно провозглашает посол.
Не стал его поправлять, что лично мне в той замечательной стране жить не довелось, не успел родиться. Не хочу, чтобы меня, как Хоботова, упрекали в мелочности.
— И российскую, то есть советскую, нашу общую, космонавтику прославили, в том числе и космонавты из Азербайджана. Почему бы вашему выдающемуся Агентству не организовать у себя группу азербайджанских космонавтов?
Стараюсь (не очень) не показывать, но ощущение — будто мешком, набитым пылью, ударили. Растерянно моргаю от неожиданности.
Один из рецептов правильного поведения в таких случаях — не скрывать своего шока. Удивление даёт железобетонное право на паузу в ответе. Все понимают, что в этот момент требовать какого-то ответа от человека невозможно. Поэтому и приходится разыгрывать сложную пантомиму: я должен скрыть шок, но так, чтобы не только моя ошарашенность была заметна, но и мои усилия удержать лицо. Намного сложнее, чем просто покерфейс.
Слегка вожу головой из стороны в сторону, как от удара.
— Простите, господин Гафаров, вынужден спросить: у вас есть свои… — запнулся, хотел сказать «суверенные», — космонавты?
— Ну что вы, господин Колчин, — расплывается в широчайшей улыбке, как торговец, немилосердно обвешивающий покупателя. — В их подготовке мы рассчитываем на вас.
Долго (несколько секунд напрягаю искин) думаю. По уму надо послать, грубо, далеко и с ржавой такелажной оснасткой в волосатой корме. Однако не наш метод, не ложится в общую канву беседы. Обожаю стиль Зины, но в высших сферах посылают совсем по-другому.
— Это очень сложная проблема, господин Гафаров. И требует огромной и масштабной подготовки.
— О-о-о! Я уверен, что для вашего Агентства… — меня снова ослепляют улыбкой торговца.
— Нет-нет, — вскидываю ладони на уровне груди, — речь не об Агентстве. Речь о вашей замечательной стране. Дело в том, что космонавтика очень сложное и дорогостоящее дело. Даже просто на начальном этапе становления потребует вложений размером в несколько десятков миллиардов условных долларов. Простите, вы представляете великолепную и прекрасную страну, но Азербайджан просто не вытянет такой ноши. Считанные страны способны на это. Россия, Америка, Китай и… и всё. Даже у объединённой Европы дела не идут, а кое-как ползут.
Посол впадает в разочарованную задумчивость. Не удаётся продать залежалый товар.
— А как не принимать во внимание такие «мелочи», как законодательство РФ и Устав Агентства, которые запрещают иметь в составе Агентства сотрудников, не являющихся гражданами России?
Не просто добиваю собеседника, а разделываю его, как искусный повар цыплёнка:
— Отряд космонавтов Агентства представляют собой, не побоюсь этого слова, элитную часть. Иностранцам даже разговаривать с ними запрещено, не то что работать вместе.
— Я полагал, господин Колчин, что дружественные отношения между нашими странами позволяют надеяться… — посол сокрушённо качает головой.
— Подождите, подождите, — снова его останавливаю. — Вынужден переспросить. Разве постоянные ноты протеста, которые вы нам шлёте, это проявление дружественности вашего правительства? Простите, я, наверное, чего-то не понимаю, дипломатии не обучен.
Совсем скис посол:
— Это обычная практика, особого рода диалог, — неубедительно увиливает.
— Но я могу вас заверить, господин посол, — завершаю беседу на торжественной ноте, — как только мы начнём широкое международное сотрудничество в космосе, мы непременно вспомним о вашей стране. Правда, это случится нескоро. Но есть масса других форм взаимодействия. Например, вы можете предоставить нам территорию для нашей базы на условиях долгосрочной аренды. Мы можем на это пойти, если предложение будет привлекательным.
— Мы можем официально разрешить вам пролёт ваших аппаратов в нашем воздушном пространстве, — азербайджанец находит аргумент, но слишком слабый.
— Воздушное право касается только воздушного пространства. Космическое пространство начинается с высоты сто километров, именно там и летают наши аппараты, — попробуй, докажи обратное. Уже пробовали, утёрлись.
Посол уходит, прощаясь уже вполне лаконично, а я погружаюсь в раздумья. Мне нужен отдел международных сношений. А пока… где-то у меня была группа информационного обеспечения. Надо бы дать им задание. Следует взять на карандаш не только Азербайджан, а вообще всех! Чтобы никто не смог увильнуть от справедливой награды. Меня же она настигает!
Позавчера. Восемь часов вечера.
Сижу, смотрю новости. Ощущаю приятную тяжесть тела жены, умостившейся у меня на коленях.
Заседание Совбеза ООН по поводу высадки русских космонавтов на Луне. Как я могу пропустить? Света что-то чувствует и тоже поворачивается к телевизору.
Славословия и поздравления, искренние, почти искренние и сквозь зубы можно пропустить. Слово берёт представитель Великобритании. Странно, я думал, американцы первыми в атаку бросятся.
Джеймс Херсли, так и хочется букву «с» пропустить. Слушать не очень удобно, переводчик мешает, но терпимо.
— Россия добилась величайшего достижения, но этот факт накладывает на неё огромную ответственность. Со стороны может показаться, что этот успех принадлежит только России, но реально это вершина развития всей мировой астронавтики…
— И не поспоришь, — бурчу негромко.
— Мы хотим напомнить России о важных положениях Договора о космосе, который подписал в 1967 году Советский Союз, правопреемницей которого является Россия…
— В юридической службе надо срочно создавать космический отдел, — делаю закладку в памяти.
— Напоминаю, что согласно этому договору ни одно государство не может претендовать на владение любым космическим телом. Этот принцип распространяется на Луну тоже.
— Мистер Херсли, что вы предлагаете? — с разрешения председательствующего спрашивает китайский представитель.
— Мы предлагаем, мистер Су Юн, создать при ООН лунный комитет, который взял бы на себя координацию усилий по освоению и колонизации Луны. Этот важнейший для всего человечества процесс должен находиться под международным контролем…
— Зачем он им? — хмурит лобик Света.
— Предлагают делиться, — объясняю заботливо. — Вам, дескать, одним слишком до хера будет.
Получаю лёгкий воспитательный шлепок по голове за лексическую грубость.
На экране тем временем слово берёт американец. Джонатан Уилкок. Как-то странно видеть белого, неужто мода на политических деятелей чёрного цвета в Америке проходит?
Этот начинает издалека:
— Шестьдесят четыре года назад человек впервые высадился на Луне. Ступивший первым на лунную поверхность великий американский астронавт Нейл Армстронг сказал, что его маленький шаг олицетворяет гигантский скачок всего человечества. Так же, как шестьдесят четыре года назад американские космонавты совершили свой подвиг от имени всего человечества, так же и сейчас российские космонавты представляют собой на Луне не Россию. Вернее, не только Россию, а всё человечество.
— Гладко излагает, собака, — одобряю, но получаю неодобрительный щипок от Светы.
Гладкое и пустопорожнее изложение длится ещё какое-то время. Наконец-то Уилкок приступает к делу: