Обреченный быть зверем (СИ)

«Что с ним такое?» — не понимала она, а внутреннее напряжение уже не оставляло Юлю.
В итоге, когда они вернулись в офис, Роман уже сумел успокоиться, но тут же уединился в кабинете, приказав новой помощнице пока осваиваться на своем обычном месте, а сам столько же стремительно прошел к себе. Он чувствовал, как сила рвется наружу, боясь, что может сорваться в любой момент. А допустить ему при Юле, пока он не знает, кто она, точно был мужчине не нужно.
«Вот черт, время все ближе, а избранницы так и нет! Но, надеюсь, мероприятие исправит это», — думал он, уговаривая силу, которая все сильнее нуждалась в спутнице. Роман сидел на своем месте в кабинете и смотрел на город, уже погружающийся в сумерки, находя в этом созерцании некоторое странное спокойствие, помогающее успокоится. Это был только первый приступ, не такой сильный, какие ожидали его впереди, но к его неудовольствию, сильнее, чем обычно. Но в скором времени он все же очень надеялся найти ту самую девушку, иначе плохо представлял, что будет с ним в первое полнолуние, когда ему стукнет двадцать восемь, если сила требовала жену все сильнее.
Глава 20
В этот вечер Роман не мог отделаться от мыслей о той женщине, которая вскоре станет его женой. Он вдруг решил подумать об этом, поразмышлять, попытаться понять, как видит себе ту жизнь, что его ждет. А главное, что хочет от этого его сила, с каждым днем просыпающаяся все настойчивей. И хотя мужчина уже привык к этому ежегодному возмущению и пробуждению его сущности в себе, но сейчас он отчетливей понимал, что в этот раз все немножко отличается. Он чувствовал нечто другое, хотя и не мог до конца понять, что именно. Да, это как всегда была невероятная сила, агрессия, нетерпение в исполнение своих желаний, животные инстинкты, которые рвались наружу. Но сейчас внутри поселилась, словно какая-то тоска, причину которой он не мог понять. И было еще что-то, что. Роман обозначил как потребность. Вот только в чем, кроме соединения с женой, он пока не разобрался.
«Я всегда поражался, почему отец так странно рассказывал об этом обряде и так настаивал на соблюдении ритуала. А теперь, мне кажется, я начинаю понимать», — думал он, уже входя в свой дом. Он шел по особняку, наслаждаясь тишиной и одиночеством, но все равно никак не мог представить, что тут может появиться женщина. Это было так странно и нежелательно, что он резко выдохнул, рывком распуская петлю галстука на шее.
У него было несколько мест, где он мог жить по своему желанию: этот особняк, который был построен на огромном участке среди леса и как можно уединенней. Роман долго добивался от местных властей, чтобы ему выделили такую огромную территорию в Подмосковье. Так же еще была квартира в городе, прямо в Москва-Сити, то есть обычно из офиса ему было достаточно только перейти в другую башню. Но сейчас мужчину все чаще тянуло сюда, на природу, поэтому он все чаще предпочитал долгую поездку домой, чем сиденье в каменном капкане квартиры.
«Сила требует быть здесь», — понимал Роман, вальяжно выйдя на балкон и закрыв глаза от наслаждения, вдыхая аромат просыпающейся природы: земли, зелени, набухающих на деревьях почек, слыша и чувствуя все живые существа, которые были недалеко. Они тоже почуяли его и замолкли на секунду, но признав своего, опять занялись своими делами. А мужчина остро чувствовал любое изменение вокруг, каждое новое проснувшееся дерево, каждое вылезшее после спячки животное, легкое дуновение ветра и новые запахи. Его сила забурлила, требуя принять свой настоящий облик, но пока этот зов не был таким сильным, хотя желание сделать это нарастало все сильнее.
Дело в том, что хотя бы два раза в году такой как он должен был провести ночь полнолуния в своем истинном облике, иначе просто сходил с ума, не в силах совладать с инстинктами, терзающими тело и разум. Если этого не делать, то в лучшем случае все заканчивалось психушкой, а в худшем — массовыми убийствами людей от неконтролируемой агрессии.
С детства Роман знал, что не такой как все. Не потому, что был воспитан с мыслью, что если родился в семье, у которой в собственности три завода и еще куча всего, то значит он лучше всех. Совсем нет. И тем более Роман точно знал, что все эти богатства дались его семье не просто так, а путем труда очень многих поколений, даже не одну сотню лет. История его рода началась еще во времена Древней Руси. Он узнал об этом, примерно лет в восемь, когда отец рассказал ему правду об их семье, почти всю правду, насколько это может воспринять ребенок. Мужчина вспомнил, как отец, присев к нему на кровать в один из вечеров, произнес:
 
— Рома, ты достаточно вырос, чтобы знать нашу тайну. Мы храним его очень тщательно, поэтому любое твое слово, сказанное об этом, будет наказано очень жестоко. И я не посмотрю на то, что ты мой сын.
Мальчик тогда больше испугался угрозы отца, чем заинтересовался тем, что тот собирался ему поведать. Он уже тогда знал, что иногда папа может быть по-настоящему жесток, даже беспощаден, и взрослый Роман до сих пор помнил тот свой страх перед отцом, который испытывал до первых изменений собственного тела, только теперь понимая причину.
А отец тогда продолжил:
— Дело в том, что мы потомки старинного племени, которое жило еще в очень древние века на Руси. Между племенами в те времена постоянно вспыхивали междоусобные войны. Они шли между разрозненными племенами, которые проживали на одной территории, борясь за власть. И тогда совет волхвов создал уникальный состав напитка. Они решили помочь людям прекратить кровопролитие и дать им лидера, который бы прекратил войны. И вот, вожди всех племен выпили этот напиток, и в результате один из них стал самым сильным. И постепенно он подчинил себе все племена и народы, и на всех землях воцарился мир. Это сделало людей счастливыми.
— И как он это сделал? — затаив дыхание спросил сын отца.
Тот улыбнулся, а потом сказал:
— Он просто стал самым сильным, потому что ему помогло его тотемное животное.
— Какое такое тотемное? — спросил маленький Рома, широко раскрыв глаза.
— Тотемное — это значит то, которое племя выбрало себе в защитники.
— И что это было за животное? — спросил любопытный ребенок.
Отец улыбнулся, и с какой-то внутренней не понятной гордостью произнес:
— Со временем ты сам узнаешь.
— А оно страшное? — утончил осторожно мальчик.
— Да, — кивнул отец, — и не только страшное, но и сильное, смертоносное, но только для врагов. Он не давал в обиду слабых, защищал их. Люди полюбили такого сильного вождя, и потому все больше племен присоединялись к нему, и его собственное племя росло. Он победил с полученной новой силой всех врагов, а потому наступил мир. Конечно, не навсегда, но он и его потомки всегда побеждали угрозу, нависшую над их землями.
— Здорово! — прошептал восторженно маленький Рома, а отец не мог не увидеть, как загорелись глаза ребенка от восторга. — Я бы тоже так хотел, быть сильным! — вдруг прошептал он завороженно.
И тут отец широко улыбнулся, и вдруг, совершенно неожиданно и очень загадочно произнес:
— Когда-нибудь обязательно сможешь! Я верю в это.
— Но как, пап? — поразился тот.
— Просто ты его потомок. И в тебе тоже есть та же сила, что и в нашем предке, она просто пока спит, но когда будешь старше, то она проснется. И поэтому тебе тоже помогает наше тотемное животное.
Роман вспомнил, какое счастье испытал в тот момент, искренне веря в то, что говорит отец. Только со временем он узнал всю настоящую правду. А именно ту, что это животное не только помогает ему, а он сам он и есть это животное. Именно в шестнадцать лет отец рассказал ему об этом до конца, когда Романа начали преследовать кошмары, как он бежит по лесу, как ломаются его кости, и он ощущает жгучую дикую боль, которая постоянно преследовала его в этих снах. Оказалось, что наступило время первых изменений. Окончательное первое физическое превращение произошло только в двадцать один. Именно это оказался возраст полного созревания тела и проявления силы. Но рядом с ним в тот момент был его отец, который успокоил перепуганного юношу, рассказал, что превращение в первый раз происходит спонтанно и очень болезненно. И именно поэтому он не разрешал ему ночевать у друзей, от чего Рома так всегда бесился, ненавидя родителей за это, а теперь поняв мудрость запрета.