Лабиринт Данимиры (СИ)

— Я ещё не решила. Но я совершенно точно против полосочек из кожи.
— Ты добрая, — сказал Чудовище с некоторым сожалением.
— Не знаю. Просто мне этого не надо — и всё.
На том мы и расстались. Я отправилась в чёрную степь, а где оказывался Чудовище после того, как засыпал, мне было неизвестно. Он никогда не рассказывал, снятся ли ему сны, а я не догадалась спросить.
Едва я очутилась в заветном месте, то сразу же увидела, что некоторые изменения происходили и в моё отсутствие. По сравнению с прошлой ночью, огоньков стало неизмеримо больше. Степь уже не была чёрной — от множества огненных линий, тянувшихся в разных направлениях до самого горизонта, пространство озарялось розовато-оранжевым светом, и отражение этого света рождало лиловые переливы на тёмном, словно предгрозовом небе.
Наверное, это Чудовище, оторвав себе рог, ускорил ход метаморфоз.
Скорость изменений меня смутила. Вместо того, чтобы рьяно приняться за привычное занятие, я, раздвинув ковыль, опустилась на землю — в промежуток между двумя световыми нитями, потом плавно откинулась на спину, вытянула руки вдоль тела. От земли исходило сухое тепло — будто пока я бодрствовала, здесь тоже был день, и горячее южное солнце нагрело поверхность…  Земляной запах так славно смешивался с другим — душистым, травянистым…  Мёртвой тишины, как прежде, больше не существовало — воздух был наполнен слабым потрескиванием, словно где-то рядом в костре сгорали осиновые поленья.
Обычно одиночество страшило меня, но здесь страха не было, просто не хотелось никуда спешить. Судя по количеству восстановленных связей, моей деятельности вскоре настанет конец; я, наверное, никогда больше не увижу этого зачарованного места. Сомнений, должна ли я довести дело до финала, не было, просто хотелось сосредоточиться, чтобы сохранить в памяти степь, небо и особое ощущение покоя, что снисходит на душу, когда делаешь что-то безусловно правильное.
И так я лежала долго-долго, пока не почувствовала, что дальний уголок подсознания, отведённый этому периоду моего существования, заполнен до отказа.
Потом я поднялась и принялась за работу.
Восстановление шло бешеными темпами. Едва лишь я подносила одну нить к другой, как концы начинали тянуться друг к другу, и узелки завязывались мгновенно. Время остановилось, любезно дозволив мне сделать как можно больше. И усталости я не чувствовала, хотя иногда от одного разрыва до другого приходилось идти достаточно долго.
Бог знает, сколько километров было пройдено за эту ночь. Но любая работа рано или поздно подходит к концу, и вот передо мной оказался последний разрыв. Так же, как раньше я интуитивно догадывалась, где искать тлеющие клубочки, так же и сейчас мне было очевидно — это действительно финиш.
Последний промежуток оказался совсем небольшим, с пару моих ладоней, нить для него тоже была коротенькой.
Я медлила.
То, что я сейчас собираюсь сделать, запустит грозный механизм, который своими пришедшими в движение шестерёнками сможет размолоть меня в труху. В любом случае я снова вернусь в кошачье тело, и как знать — не навсегда ли?
Несколько раз я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и уже стала наклоняться, чтобы всё-таки замкнуть цепь, как вдруг какое-то движение почудилось мне впереди.
Тёмная фигура приближалась издалека, легко перешагивая-перепрыгивая через огненные линии. Я ещё не могла толком разглядеть лицо, но длинноногий широкоплечий силуэт с закрученными рогами на голове опознала сразу же.
Чудовище в своём первоначальном виде шёл ко мне.
Он подходил, и это было диковинней всего — видеть не громоздкого гиганта, а существо обычных человеческих размеров. Он был высок — но не сверхъестественно, это простое, в сущности, обстоятельство почему-то придавало ситуации невероятную фантастичность, хотя такая характеристика не совсем подходила для сновидения, где может произойти всё, что угодно.
Когда Чудовище приблизился, я обнаружила, что там, где должно было быть лицо…  или морда…  ну хоть что-нибудь, не было ничего — там сгустился чёрный мрак.
 
Но всё равно это был Чудовище, и я его не боялась.
— Не делай этого, — донеслось из мрака.
А вот голос был новый, тот, что прорывался у Чудовища в последнее время, — его настоящий голос. И манера разговора больше не напоминала речь подростка.
— Не делать чего?
— Не делай этого, сгоришь.
Он подошёл совсем близко, забрал у меня последнюю нить и указал себе на грудь.
— Положи левую руку сюда, — сказал Чудовище.
Я послушалась и положила ладонь ему на грудь. Под грубой серой тканью сильно билось сердце, и каждый удар вливал волшебное электричество в моё человеческое тело.
Будто по венам побежали искры, насыщая кровь магией.
Чудовище дважды обернул красную нить вокруг моего запястья, оставшиеся кончики он завязал узелком.
— Не снимай никогда, не отдавай никому.
— А тебе?
Где-то там, во тьме, кто-то усмехнулся.
— Мне — тем более.
Я не торопилась убирать руку. Ладонью я чувствовала биение сердца, и от горячей пульсации у меня слегка кружилась голова.
— Можно я тебя ещё потрогаю? — Я замедленно провела по выпуклой груди Чудовища, и голова закружилась ещё больше. Что-то со мной творилось — мне хотелось осязать и осязать Чудовище — так, как это может делать только человек с человеком. Я почти забыла, каково это — прикасаться к кому-то рукой, чувствовать, что там, под тканью, гладкая тёплая кожа, до которой можно добраться…  Я вспоминала и теперь испытывала такие острые ощущения, что от волнения мне было трудно дышать.
Вместо ответа Чудовище наклонил голову, и тёмные пряди закрыли мрак лица. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к прикосновениям.
Моя рука скользнула выше, на ключицу, потом на шею. Я любила обнимать его лапами за шею и утыкаться в неё носом, а Чудовище всегда сообщал, что нос у меня холодный и мокрый, а я всегда отвечала: «Но тебе же это нравится, я знаю», и он соглашался, что да, нравится… 
Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в шею Чудовища и прикоснуться к ней губами.
Это было сумасшествие, и это надо было остановить. Бог знает, до чего я могла дойти.
Я сделала над собой усилие — невероятное усилие! — и убрала руку, с сожалением скользнув напоследок по плечу Чудовища.
— Прости, — сказала я, приходя в себя. — Я так давно не была человеком.
— Я тоже, — ответил Чудовище глухо.
Я смотрела в темноту и чувствовала, что темнота тоже смотрит на меня.
Отвести глаза получилось не сразу.
— А с этим что делать? — босой ногой я показала на разрыв в пентаграмме. — Это последний участок. Лишних нитей нет.
Чудовище присел на корточки.
— Ничего, здесь мы немножко смухлюем.
Он взялся за концы нитей и потянул их друг к другу. Несмотря на мизерное расстояние, это было нелегко, я видела, как напряглись жилы на сильных руках, но он это сделал, он соединил два конца, не подходивших друг к другу.
Нити срослись, как родные, и сразу же стало светлее. Свечение усилилось, и потрескивание стало громче, к нему прибавилось гудение, так гудит пламя, когда набирает полную силу.
— Теперь я уйду. — Чудовище встал. — Мне пора.
Мне не хотелось, чтобы он уходил.
— Погоди…  поговори со мной ещё немного.
Чудовище погладил меня по голове и повторил фразу, так насмешившую меня прошлым вечером:
— Я не видел никого красивее и умнее тебя.
Только теперь было не смешно.
Потом он повернулся и пошёл прочь.
В этот момент степь загорелась. По нитям заскользили языки пламени, и пламя перекинулось на ковыль. Фигура Чудовища наполовину скрылась в огне.
А я вдруг поняла, что это было прощание. Чудовище приходил со мной проститься. Мы больше никогда не увидимся.
— Стой! Не оставляй меня! — закричала я и рванулась вслед за ним.
Пламя взметнулось навстречу мне, заслонив уходящего.
Огненная стена стала в человеческий рост, к гудению прибавилось завывание, будто тысяча демонов вышла на тропу войны.