Лабиринт Данимиры (СИ)

То, что принималось мною за кальсоны, оказалось узкими, и очень женственными брюками с лёгкими складками у пояса. Ноги, обтянутые серым шёлком и вознесённые ввысь искусством таинственного Джимми Чу, казались бесконечно длинными. Белоснежная блуза Мёбиуса прикрывала всё, что должна была прикрывать, но, распахиваясь особенным образом, обнажала ключицы, отчего шея тоже казалась бесконечно длинной. Пришлось признать, что полоска голого загорелого живота смотрится в контексте образа логично и довольно-таки мило. Никогда бы не подумала, что подобный наряд может кого-либо украсить, но факт был налицо — девушка напротив словно сошла со страниц модного журнала. Недостатки, которые я с досадой наблюдала, когда раньше смотрелась в зеркало, — неловкая детская долговязость и чрезмерная длина рук и ног — внезапно претерпели в моих глазах чудесное преображение. А пожалуй, ни на ком другом эти странные вещи и не смотрелись бы так хорошо, как на мне… 
Задумчивым движением я распустила волосы, и снова Ксения оказалась права — стало ещё лучше.
В качестве завершающего штриха я опустила на макушку федору, слегка надвинув её на лицо.
Я буду счастлива, вдруг поняла я, разглядывая незнакомую красавицу в зеркальном стекле. Я буду очень счастлива. Предчувствие было таким пронзительным, таким ясным… 
Теперь всегда буду носить шляпу…  спать буду в шляпе и в Джимми Чу. Ксения оказалась настоящей волшебницей. Как она вообще догадалась, что эти странные вещи можно носить, и, главное, можно носить одновременно?
Мне вспомнился Лёха Абрикосов. Вообще-то я считала Лёху весёлым шалопаем и искренне полагала его заманчивые речи пудрой для девичьих мозгов. Теперь стало понятно, что он имел в виду. Возможно, он и не шутил. Интересно, что там у него вышло на снимках? Надо будет поискать в Интернете, отыскать «Лёху Абрикосова, свадьбы и ню», и выкупить фотографии того чудесного праздного, ни чем не омрачённого августа. Будем надеяться, что Лёха их не удалил. Наверное, он не откажется подзаработать на нашей случайной фотосессии.
Я ещё немного покрутилась перед зеркалом, а потом вышла на подиум…  то есть, я просто отодвинула шторку и покинула примерочную, но ощущения были такие, будто там, впереди, освещённые подмостки и сотни глаз в полутьме.
— Ну вот…  как-то так…  — сказала я, смущённо улыбаясь и разводя руками.
Раздались аплодисменты. Ведьмы хлопали мне, хотя, по большому счёту, аплодировать надо было Ксении. Я сделала в ответ несколько шутливых книксенов.
Мартин не хлопал. Мартин меня изучал. Его серьёзный и далеко не шутливый взгляд путешествовал по мне, как если бы Мартин осматривал невиданный доселе и богато изукрашенный собор. При других обстоятельствах меня бы это смутило. Но не теперь, когда я могла потерять его. Смотри, ответила я, не отводя глаз, — игра стоит свеч? Видишь, какой я могу быть?
Когда все перестали хлопать, Мартин поднял ладони и произвёл несколько ленивых громких хлопков.
— Браво, Данимира, браво, — похвалил он. — Но это только начало, не расслабляйся. Мы только начали.
Да, подумала я, это только начало. Начало всего.
И мы отправились дальше кружить по «Элизиуму». По требованию ведьм я перемерила половину одежды, продававшейся здесь. Ксения производила один эстетический эксперимент за другим. Романтические платья в цветочек и рокерские косухи, строгие деловые костюмы и двойки, напоминавшие пижаму для спанья, короткие коктейльные платьица и мешковатые свитера — мне шло всё. Как выяснилось, меня можно было обмотать тряпкой для мытья полов, и в этом наряде я всё равно была бы хороша.
Первый раз в жизни я чувствовала себя по-настоящему красивой. Не симпатичной девчонкой, при виде которой парни начинают улыбаться, а женщиной, которой мужчины оборачиваются вослед с таким вот, как у Мартина, серьёзным и пристальным взглядом.
К этому состоянию надо было ещё привыкать и надо было учиться с ним жить, а пока осознание собственной красоты пьянило не хуже шампанского. Выражалось это довольно просто — мне хотелось скупить весь «Элизиум» сразу.
 
Мартин постепенно обрастал пакетами. Я даже попыталась отнять парочку, но он не отдал.
И постоянно фоном присутствовала надежда: он не сможет отказаться от такой, как я. Съезжу в Оленегорск, там всё разрешится. Надо будет позднее познакомить Мартина с родителями. Маме он точно сразу понравится. А вот отец более сложный человек, да и Мартин, как мне кажется, тоже непрост. Но папа превыше всего ценит в человеке талант, он увидит, какой Мартин одарённый, и они найдут общий язык.
Где-то на последнем этаже, когда я уже начала подумывать, что, пожалуй, уже насытилась первым в моей жизни шопингом, мы остановились у витрины, где были выставлены вечерние платья. Салон «Мадам Трюмо». Корсеты, воздушные многослойные юбки в пол, блёстки и стразы. Всё было сказочной красоты, но немного не для этой жизни.
— Ну, это-то мне вряд ли когда-нибудь понадобится, — сказала я. — В таком виде только «Оскара» получать, или Нобелевскую премию. Ни то, ни другое мне не светит. И посмотрите — цены вообще не указаны. Наверное, меры предосторожности — чтоб штабеля из обморочных тел витрину не загораживали.
— А мы не будем покупать, — сказала Ксения. — Мы просто будем мерить и веселиться.
Тут я первый раз почувствовала реальную усталость.
— Может, не будем заходить? Полюбуемся, да и пойдём подобру-поздорову? Мне продавцов жалко. Здесь, наверное, редко покупают, а мы подадим им надежду.
Ксения загадочно усмехнулась.
— Нас здесь встретят, как дорогих гостей.
— Барашек, тебе это просто необходимо, — проникновенно сказала Аня. — Ты уж прости, но платье, в котором ты была на новогоднем балу… 
Я удивилась. Выходит, Аня помнит, в чём я была на институтском вечере? А ведь мы тогда не были знакомы…  Неужели я так плохо выглядела? Мне стало обидно за мой новогодний наряд. Мы с Женей выбирали его вместе. Голубое трикотажное платье было недорогим, но симпатичным, и вроде бы мне шло. Между прочим, на балу я у стенки не стояла.
— Мне б твои деньги, — сказала Геля. — Я б в том платье за картошкой не вышла. — В её голосе прозвучала искренняя обида, что у неё нет моих денег. По-моему, Геля сильно преувеличивала платёжеспособность нашей семьи. Мы, конечно, не бедствовали, но и для журнала «Форбс» не существовали.
Я прислушалась к миллиону остроумных ответов, вскипевших во мне в ту же секунду. Озвучивать нельзя было ни один из них.
Ладно. Последний рывок. И только ради того, чтобы Мартин ещё раз убедился, что я могу быть красивой.
— Пойдёмте, — решительно сказала я и первой вошла в салон.
Хозяйка салона желала, чтобы её именовали так же, как и её салон — мадам Трюмо. Немного странно, но, может быть, удобно для бизнеса. Она была немолода, маленькая, сухонькая, стильная, несмотря на небольшой горбик. Гномья кровь, решила я. Вполне возможно, что к её пятидесяти можно накинуть ещё полсотни. При разговоре мадам мило грассировала, и это действительно звучало немного по-французски. Как оказалось, мадам Трюмо была знакома с Ксенией и встретила нас очень приветливо. Меня она осыпала комплиментами, сказав, что ей будет приятно подобрать достойное обрамление для юной северной жемчужины. Фраза была немного манерна, но в устах женщины, именующей себя «мадам Трюмо» прозвучала естественно.
Мне понравилось.
Вот вам, думала я. Слышали? Жемчужина, а не Барашек!
В качестве примерочной использовалась небольшая комната, вся в зеркалах и обставленная с королевским шиком.
С застёжкой первого платья, выбранного, кстати, не Ксенией, а мадам Трюмо, мне справиться не удалось. Крючки располагались на спине, и после нескольких мучительных попыток, я поняла, что самой мне не справиться.
Я приоткрыла дверь и позвала на помощь. К моему смущению, в примерочную проскользнула сама хозяйка салона. Видимо, Ксения, шикарная столичная штучка, да к тому же дочь особы, приближённой к мадридскому двору, действительно была здесь дорогим гостем. Я подумала, что надо будет спросить у папы, не знает ли он некоего Михайловского. Снова праздное любопытство, но мне стало интересно.