Капитан (СИ)

Узел* — единица скорости, равная одной морской мили в час, 1852 метра.
Кабельтов* — 185,2 метра.
Комендор* — матрос-артиллерист, командир орудия, оружейной башни или расчета.
Миля морская* — 1852 метра.
Идольми* — совр. Пхальмидо.
Брандвахта* — судно, поставленное в гавани на рейде за наблюдением движения других кораблей.
КВЖД* — Китайско-Восточная железная дорога.
  
Глава 4
 
Глава 4
Следующие дни ничего особенного не происходило. По телеграфу сообщили, что «Боярин» благополучно дошел до Артура. Храбров несколько раз выводил «Наследника» и «Гиляка» в море, тренируя экипаж, знакомясь с течениями и мелями в бухте Чемульпо, а заодно прививая мысль иностранным наблюдателям, что русские ведут себя суетливо и бестолково. Один раз он даже покинул гавань ночью.
16 января Корея заявила о своем нейтралитете, хотя данное событие прошло практически незаметным. Мнение маленькой бедной страны вообще никого не интересовало. Ситуация продолжала накаляться, даже Павлов и Наместник Алексеев несколько поколебались в своей первоначальной уверенности насчет того, что японцы лишь блефуют и войны не будет. Но несмотря на это, конкретных указаний они так и не дали, продолжая лишь наблюдать за развивающимися событиями.
Все разговоры на судах и в порту касались только будущих перспектив Дальнего Востока и решительности самураев. Цены на многие товары поползли вверх. Курс рубля и йены понизился, а фунта, доллара и мексиканского песо несколько укрепился. Храбров сумел немного заработать на данных колебаниях, но все его внимание было направлено на более важные события. А между тем, что Россия, что Япония упорно делали вид, что ничего не происходит.
«Кореец» прибыл 18 января и заменил «Гиляка». Капитан Беляев доставил приказ Старка и дальше оставаться в корейском порту. События развивались точно так же, как Храбров их помнил по прошлой жизни. Такая стабильность внушала ему некоторый оптимизм. Он через день посещал иностранных капитанов и беседовал с ними, пытаясь лучше понять, что за люди противостоят России. Особенно это касалось англичанина Бейли, который не скупился на виски и джин при встречах.
— Не думаю, что японцы объявят войну России, сэр, — обычно говорил он, подливая алкоголь в рюмки. — Но позвольте вас спросить, если подобное все же случиться, что вы будете делать? Искать защиту у нас, представителей нейтральных держав?
— Пока на сей счет я четких указаний не получал, — изображая основательное опьянение отвечал Храбров. — Я готов сражаться хоть со всем флотом Японии во главе с самим адмиралом Того, но, скорее всего, меня просто отзовут обратно в Порт-Артур.
— А как же ваши соотечественники, казаки и русское консульство? — удивлялся Бейли.
— А что я могу поделать, сэр? — Храбров пожимал плечами. — Мне надо думать о том, как спасти новейший крейсер, вот моя главная задача. В случае войны я вижу свой долг в том, чтобы как можно быстрее воссоединиться с Тихоокеанской эскадрой. В одиночку я ничего сделать не сумею.
23 января он посетил Сеул и имел разговор с Павловым, которому вновь указал на близость войны. Тем более, в прессе данной теме уделяли первостепенное значение, склоняя общественное мнение к пониманию того, что конфликт неизбежен. Чрезвычайным полномочный министр России при дворе японского микадо барон Розен никаких комментариев не давал, чем еще больше запутывал ситуацию. Но он все же сообщил, что Япония закончила экстренные приготовления в армии и флоте, а Император издал указ об увеличении жалования офицерам и солдатам. Из Владивостока и Артура потянулись первые пароходы с уезжающими японцами.
Посланник Павлов наконец-то начал проникаться опасностью положения, обещал связаться с Петербургом для получения дополнительных инструкций, но наотрез отказался покидать Сеул. Значит, дипломат сам выбрал свою судьбу. Хотя, даже при самом неблагоприятном развитии событий, вряд ли его, сотрудников консульства и сотню забайкальских казаков ждало что-то страшнее временного плена.
 
Вечером двадцать четвертого января Храбров пригласил в свою каюту Харитонова и трех вахтенных начальников.
— Мы можем крепко сесть на мель, господа, если не проявим бдительность, — начал он, внимательно оглядывая подчиненных. — С этой минуты вы должны вести непрерывное наблюдение за крейсером «Чиода», озадачив вахтенных офицеров и выделив дополнительных матросов из числа самых глазастых. О любом, повторяю, любом, маневре японцев вы незамедлительно обязаны доложить мне, невзирая день сейчас или глубокая ночь. Вам все понятно?
— Какова цель данного наблюдения? — за всех поинтересовался смелый и независимый лейтенант Горин, один из заводил кают-компании.
— По поведению «Чиоды» мы узнаем о начале войны и сумеем спасти наши корабли и наши жизни, — помедлив, ответил Храбров. Он мог бы просто сказать, что таков приказ, который не обсуждается, но все же решил немного прояснить ситуацию.
— При всем уважении, Евгений Петрович, вряд ли японцы решатся на войну без предварительно объявления. Так что время у нас будет, — нахмурился Дитц, происходящий из поволжских немцев. Было видно, что все они, за исключением одного лишь Харитонова, в душе посмеиваются над страхами своего командира.
— Я поставил приказ, ваша задача его выполнить, а обсуждать мои решения вы можете в кают-компании или по возвращении в Артур.
— Выполняйте, господа, — повысил голос старший офицер.
— Есть! Слушаюсь! Так точно! — один за другим отрапортовали вахтенные начальники, покидая каюту.
— Вот такие дела, Эраст, — резюмировал Храбров после того, как все вышли. Он взял карандаш и принялся задумчиво постукивать им по разложенной на столе карте Желтого моря.
— Ничего, когда твои опасения подтвердятся, они первыми прибегут каяться и просить прощение за свои насмешки. Офицеры у нас подобрались замечательные, им только нужно хотя бы раз увидеть тебя в настоящем деле, — поддержал друг.
Сутки прошли спокойно, японский крейсер оставался на якоре. Прекрасно владея английским и японскими языками, мичман Жилин сидел на радиостанции и прослушивал эфир, но порадовать пока ничем не мог. «Чиода» если и имела радиостанцию, сообщениями ни с кем не обменивалась, а английские и французские переговоры особого интереса не представляли, да и секретными данными они не делились. Тем более, радио только лишь начинало появляться на кораблях, им еще редко кто пользовался.
Храбров начал укладываться спать, когда в дверь резко постучали. Он открыл ее и увидел взволнованного вестового.
— Ваше высокоблагородие, лейтенант Дитц велел передать, что «Чиода» уходит, — почему-то шепотом отрапортовал Егорий. Матрос ничего не понимал, но сердцем чувствовал, что начинаются судьбоносные события.
— Продолжать вести наблюдение, я сейчас буду.
— Слушаюсь, — вестовой козырнул и убежал, гремя хромачами.
Храбров начал торопливо одеваться, успев посмотреть на часы. Стрелки показывали 23:52. Закончив туалет, он сразу же отправился в рубку, где находился пост вахтенного начальника.
Ночь была темной. Температура поднялась выше нуля. Тучи закрыли звезды, по броне стучали крупные холодные капли. Японцы выбрали идеальные условия для своего маневра.
— Едва не упустили япошат, господин капитан. «Чиода» ушла на самом малом ходу, без огней, считай на ощупь, вот же хитрецы! — радостно доложил лейтенант Дитц. — Вы были правы, Евгений Петрович, простите великодушно, что сомневался в ваших словах, — покаялся он.
— Пустяки, зла я не держу, — Храбров по привычке поднял бинокль, но в такую темень толку от него практически не было. — Поднимайте людей, Игорь Семенович, только тихо. И отправьте вельбот к «Корейцу», передайте Беляеву, что время настало, тот знает, что делать.
Со стороны «Наследник» и «Кореец» продолжали выглядеть, как и обычно, сонными и неподвижными, но в их трюмах, особенно в кочегарках, люди работали на совесть. Нерв двух военных кораблей натянулся, проснулись все без исключения, даже те, кого не будили. Напряжение разлилось по палубам, каютам и отсекам.