Капитан (СИ)

— Но в бинокль я видел бегущих женщин! — чуть ли не выкрикнул Януковский.
— Верно, женщин видел и я, — согласился Харитонов. Прочие находившиеся в рубки офицеры стояли, широко раскрыв глаза и не зная, что делать — подобные сцены происходили нечасто и от того, как повернулось дело, от разлада среди своих же, Колчак чувствовал какое-то смутное неприятное неудовольствие. Тягучий осадок, который словно бы принизил радость от удачного рейда. — Но все были в военной форме. А если и нет, они в любом случае служат в армии, а не приехали сюда на отдых поправить здоровье.
— Общественность нас осудит! — пылко произнес Януковский. — Я отказываюсь принимать участие в подобных акциях!
— Сергей Янович, что с вами? — потрясенный Харитонов повысил голос.
— Я вас понял, — Храбров глубоко вздохнул и некоторое время молчал рассматривал своего старшего штурманского офицера, словно видел его впервые. — Думаю, по возвращению во Владивосток вам следует искать для дальнейшей службы другой, более мирный корабль, соответствующей вашим воззрениям. А пока требую покинуть боевую рубку — здесь вам больше не место. Отправляйтесь в собственную каюту под арест!
— Есть! — Януковский четко козырнул и с гордо поднятой головой удалился. Правда, Колчак заметил, что руки его подрагивают мелкой дрожью.
— Сегодня проведем общее совещание, — Храбров пробежался взглядом по офицерам. — А пока у меня единственный вопрос — здесь есть те, ко поддерживает пацифистские взгляды лейтенанта Януковского? Нет? Прекрасно! Продолжаем обстрел. Эраст Модестович, сообщите мичману Ростоцкому, что с этой минуты от исполняет обязанности старшего штурманского офицера.
Колчак промолчал. Он никому и никогда не боялся говорить правду. И если бы совесть подсказала, молчать бы не стал и сейчас. Но совесть никак себя не проявляла, крейсера пришли не в мирный город, а на важнейшую базу японской армии. Здесь у них сосредоточились огромные людские резервы, множество оружия, обмундирования и продовольствия. Мирные жители если и присутствовали, то их общая численность стремилась к минимальному проценту на фоне тех сил, что японцы непрерывным потоком вливали в Корейскую армию через Гензан. Это были главные их ворота, разведка неоднократно докладывала о важности данного объекта.
Отработав по порту, казармам, котельной и внушительным запасам угля, на «Наследнике» подняли сигнал экипажам всех транспортников покинуть суда. Либо японцы прекрасно понимали общую морскую терминологию, либо и сами догадались, чем все закончится, но их шлюпки потянулись к берегу. Выждав полчаса, крейсера принялись расстреливать стоящие на якорях транспортники. Их насчитывалось свыше двадцати единиц, как внушительных, способных перевезти целый кавалерийский полк, так и куда более скромных в размерах. Досматривать никого не стали — все это было лишним, да и времени на подобное тратить совершенно не хотелось.
С погибшего миноносца сняли японских пленных, разместив их на «Наследнике». Храбров не пожелал возиться с ранеными и позволил им всем отправиться на берег.
Через час два российских крейсера покинули гавань. Позади таял в дымке превращенный в горящий ад Гензан. Языки пламени продолжали жадно тянуться ко всему, что могло гореть. Ветер разгонял черные клубы дыма. В двух местах еще долго что-то взрывалось и сверкало, наподобие фейерверка, похоже, крейсера сумели уничтожить внушительные запасы боеприпасов. Горы угля дымили на полгоризонта, обещая гореть еще несколько суток.
Колчак кинул последний взгляд на некогда крупный японский порт. Ныне от него остались одни головешки, пепел да развалины. Лейтенант даже представить не мог, какой материальный ущерб они нанесли противнику. Вероятно, рассыпавшихся по городу и горам пехоты и войсковой обслуги погибло не так уж и много, вряд ли больше тысячи. Зато финансовые потери выглядели просто фантастическим. Потопленный миноносец, два десятка перевозивших войска транспортников, пяток подвернувшихся под руку рыбацких шхун, несколько казарм, склады с провиантом, формой и боеприпасами, лошади и упряжки, сожжённые причалы и государственные учреждения… Сколько это в рублях? Миллион? Два? Больше? Меньше? Масштаб подобного плохо укладывался в голове, во всяком случае, прямо сейчас все это было трудно свести в единую систему и подвести к общему знаменателю.
 
Вероятно, плачевный итог подведут сами японцы. По своему обыкновению они его существенно занизят. Да заодно поднимут в прессе вой о нападении на мирный беззащитный город, но это было и так ясно.
И все же Колчак чувствовал, что это победа. Пусть и локальная, но невероятно важная. Крейсера показали, для чего они нужны флоту и стране. И показали, что на такие корабли каперангами стоит ставить людей исключительно смелых, решительных, не боящихся брать на себя ответственность.
— Вот так, брат, дали прикурить япошкам! А Кикимора нас у Лаперуза ищет, ну пусть и дальше ищет! Хорошо вдарили супостату, теперь одумаются! — тут и там слышались разговоры матросов. То, что они полностью поддерживали Храброва, помогло и Колчаку окончательно убедиться, что все сделано правильно. И законов, Божественных и человеческих, моряки не нарушали.
Прямо в море провели небольшие ремонтные работы, а заодно прочистили оружейные стволы, для чего использовали банники — щетки на длинном деревянном древке. После работ экипажу раздали сытный ужин и по полной чарке водки, а затем всем, за исключением ходовой вахты, позволили отдыхать.
Ближе к полуночи, когда крейсера отошли от Гензано на полторы сотни миль и легли в дрейф, Храбров провел общее совещание офицеров, на котором присутствовал и прибывший с «Богатыря» Стемман. На нем каперанг не оправдывался и ясно показал, что никакой вины за собой не чувствует.
— Привыкайте действовать смело и дерзко, господа, — говорил он. — Именно такую линию я и буду продвигать дальше. Тех же, кто не согласен, держать у себя не стану. Пожалуйста, переводитесь на другие корабли, рекомендации я вам дам самые лучшие.
Никто не возражал и не противоречил Храброву. Януковскому не позволялось выходить из каюты, а прочие целиком поддерживали своего капитана. Еще ранее офицеры успели переговорить и прийти к общей, устроивших всех мысли: Храбров действует жёстко, но не жестоко.
После того, как главный вопрос благополучно разрешился, командир пригласил Стеммана и часть офицеров, включая самого Колчака, на поздний ужин к себе в каюту.
Стол выглядел обильным, кроме блюд подали коньяк и шампанское. Храбров и Харитонов явно показывали, что отмечают успех.
— За победу России в нынешней войне! — провозгласил Храбров первый тост, поднимая бокал. Офицеры выпили и приступили к еде. Некоторое время слышалось лишь позвякивание столовых приборов, да негромкие переговоры. После второго тоста «За Российский флот» алкоголь начал действовать, располагая к теплой душевной беседе.
— А что, господа, может нам не стоит торопиться во Владивосток? — Храбров хитро прищурился.
— Евгений Петрович, вы предлагаете продолжить рейдерскую операцию? — первым догадался Колчак.
— В точку, Александр Васильевич, — одобрил каперанг. — Угля мы взяли с избытком, нам его еще на шесть тысяч миль хватит. Смертельно раненых нет, крейсера наши в полном порядке, особых повреждений не получено, а механизмы работают удовлетворительно. Так зачем идти домой, если перед нами все западное японской побережье?
— А эскадра Камимуры? — напомнил Стемман.
— Ход в двадцать три узла позволит нам уйти от японцев, — сразу же возразил Харитонов. — Самые быстрые у них «Токива» да «Асама», остальные с трудом дадут двадцать узлов. И как вы думаете, что будет делать Камимура, когда поймет, что нас у Лаперуза нет, а Гензана сгорел дотла?
— Бросится к Владивостоку, перехватывать нас в Уссурийском заливе, — предположил Бахирев.
— Верно, но там он ни для кого не опасен, — улыбнулся Храбров. — Каперанг Андреев по моему приказу уже возвратился из Находки в гавань, а батареи генерала Воронца не дадут японцам провернуть аналогичный номер во Владивостоке. Так что пусть стоит и ждет.