Властитель свободы (ЛП)

Ох. Синий коврик был пушистым и мягким, земля под ним твердой. Она поерзала. Осознание того, что ей будет трудно встать с привязанным по бокам руками, немного беспокоило.
— Ты великолепно смотришься связанная, — все еще стоя на одном колене, Аттикус положил руку на бедро. Его взгляд согревал, откровенное одобрение смягчило черты его лица.
Она смогла улыбнуться.
— Довольно мило. Так речь шла об этом? — отпустит ли он ее сейчас, дав ей попробовать, как он про это говорил? Она не понимала, разочарует ее это или принесет облегчение.
— Боюсь, я еще кое-что задумал, — он вынул из сумки еще одну веревку, на этот раз темно-красную.
— Еще?
— Жаль было бы остановиться на середине, — опытными пальцами он вязал удивительный узор из узлов, спускаясь по ее левой ноге, затем поднял ее колено и привязал лодыжку к синей веревке вокруг бедер. Он повторил то же самое на правой ноге.
Джин лежала на спине, колени согнуты, ступни широко расставлены — провоцирующая поза выглядела так, как будто она ждала, когда мужчина войдет в нее. Она снова покраснела. Слава богу, на ней все еще были ночная рубашка и трусики.
— Так лучше, — он оглядел свою работу, и на его правой щеке образовалась ямочка, прежде чем он потянул за верх ее ночнушку в стиле беби-долл. Распахнув шелковистую ткань под веревками, он полностью обнажил ее грудь.
— Подожди, — она дернулась запахнуть ночнушку, и земля ушла у нее из-под ног, когда она поняла, что не может. Не может помешать ему делать, что он хочет.
И кто угодно может на нее смотреть.
— Они… — она осеклась. Он уложил ее на землю за столом для пикника, который практически скрывал ее от посторонних взглядов.
— Я подумал, что ты можешь оказаться довольно скромной, ведь ты приехала из консервативных Южных штатов. — Он провел костяшками пальцев по ее щеке. Все еще стоя на одном колене, он навис над ней. Их окружала темнота, отблески огня мелькали на его загорелом лице. Скулы у него были высокие, лицо угловатое.
В нем не было ничего мягкого. Он излучал властность, говорящую, что все пойдет по его плану и вся ситуация в его руках.
— Но спрятаться за столом — это вся скромность, которую я тебе позволю, — спокойно сказал он, глядя ей в глаза. А затем он опустил взгляд вниз, на веревки, завязанные на ее груди.
— Аттикус, — поперхнулась она. Ее груди набухли, а соски сжались в пики на прохладном воздухе.
Его палец не останавливался, гуляя по веревкам над ее обнаженной грудью, спускаясь вниз.
— А теперь, дорогая, молчи, если тебе действительно нечего сказать, — пробормотал он. Он облизал кончик пальца и обвел один сосок, холодная влага заставила его еще больше затвердеть.
Пальцы на ногах поджались, между ног запульсировало. Она поняла, что там стало невероятно мокро.
Он вытянулся рядом с ней, приподнявшись на одном локте. Свободной рукой нежно гладил ее правую грудь, ногтем большого пальца царапал сосок.
Ей перестало хватать воздуха: эти суровые ласки посылали волну огня прямо к клитору.
— Отлично, — наклонился и ткнулся носом в ее щеку. Его борода казалась такой мягкой. А потом его рот властно коснулся ее губ. Удивившись, она на секунду застыла, затем раздвинула губы, открываясь ему. Его язык проник внутрь. Он одарил ее долгим, одурманивающим поцелуем. Его рука продолжала гладить ее грудь.
Ее тело жаждало большего. Она заерзала, желая прикоснуться к нему, и снова поняла, что не может двигаться. Не смогла бы дать ему отпор, если бы потребовалось. Он мог сделать… с ней что угодно.
Ее снова опалило жаром, и изо рта вырвался стон.
— Мммм. Южной магнолии нравится связывание.
Нет. Конечно, нет. Но это была правда. Она никогда — ни разу — не была так сильно возбуждена. Хвала богине, на ней все еще были трусики.
Только он поднял голову, провел рукой по ее обнаженному животу и ниже, под этот смехотворно маленький предмет одежды…
О господи. Она вскрикнула — отчасти из-за протеста, отчасти из-за страсти.
Он замер. Подождал.
Она должна была возразить. Но не произнесла ни слова.
  
Его глаза смеялись… и он продолжил. Когда он дотронулся кончиком пальца до клитора, ее бедра дернулись.
— Аттикус, — прошептала она.
Он улыбнулся углом рта.
— Я тебе что говорил насчет разговоров? — в его голосе смешались смех и суровость. И без предупреждения он погладил ее клитор мокрыми, горячими и твердыми пальцами.
Ее крик заглушил треск костра.
— Мммм, — прозвучало, словно он отметил это для себя, хотя его жаркий взгляд опалял ее кожу. Пальцы дразнили ее, проходя по верхушке и вокруг опухшего чувствительного бугорка. Он просто… играл, словно в его распоряжении было все время мира. Кружил и дотрагивался, твердо потирал и легко касался.
И от каждого прикосновения удовольствие нарастало, нервы звенели, пока все ее тело не завибрировало от желания.
А потом он убрал руку.
И улыбнулся, когда она протестующе вскрикнула.
— Скоро, милая. Сначала давай выясним, как ты относишься к боли.
Она напряглась и задрожала в тревоге.
— Не переживай, — сказал он со смешком, — я не садист. Но боль может оказаться полезным инструментом, если ее правильно использовать, — он погладил ее рукой по животу, сжал грудь и ущипнул за сосок. На этот раз желание стало сильнее, как будто ее проснувшийся низ был не в состоянии отказаться от жажды секса. Подразнив оба соска, он покрутил один из них между пальцами.
Господи, боже, ну и ощущения… Его пальцы были теплыми, шершавыми и невероятно приятно сдавливали грудь. Она закрыла глаза и выгнула спину вверх.
— Посмотри на меня, Вирджиния.
Наполовину ошеломленная ощущениями, она открыла глаза.
Он встретился с ней взглядом и, не отводя глаз, сжимал пальцы, пока непреодолимое удовольствие не перешло в боль. Все внутри нее растаяло.
По коже струился пот, ноги дрожали.
— О, да, детка, — мягко сказал он, — с тобой так здорово играть, — он отпустил ее сосок и, даже когда кровь прилила обратно волной жара, переключил внимание на другой.
Удовольствие, боль. Павильон вокруг, казалось, ходил ходуном — так ее трясло от нарастающего желания.
Прежде чем она перевела дух, он опустил голову. Провел языком по ее пульсирующим грудям и пососал один сосок.
Поймал пальцами клитор. Легкий щипок ошеломил ее, и бедра дернулись вверх.
Он гладил чувствительный бугорок то с одной стороны, то с другой, и она все сильнее возбуждалась, все сильнее напрягалась.
При каждом прикосновении, каждом посасывании груди ее захлестывали невероятные ощущения. Ее тело напряглось, внутри все сжималось, давление нарастало. Подождите. Вот. Нет. А затем ее накрыло неумолимым оргазмом, оторвало от причала и выбросило прямо в открытое море.
Отлично. Аттикус положил руку на киску сабочки — играя честно, он держал пальцы снаружи — но он чувствовал, как ее влагалище сокращалось. Под его ладонью ее торчащий клитор стал мягче. Она даже стала еще мокрее.
Блять, она так красиво кончала, и ему чертовски хотелось еще раз довести ее до оргазма.
Однако для одной ночи с нее достаточно доминирования, даже несмотря на то, что он дал ей возможность остановить все происходящее, если ей это потребуется. Ближе к концу она занервничала, но ее тело взяло верх над разумом.
Он обожал, когда это происходило.
Он перестал к ней прикасаться. Она издавала тихие чудесные стоны, потом открыла глаза, взгляд был все еще затуманен.
Он посмотрел ей в глаза и облизал свои влажные пальцы. Жидкий мед, как и ее голос.
— Мммм.
Секундой позже она поняла, что он делает, и восхитительно покраснела, от груди и до лица.
Будет ли она так же смущена, если он попробует ее на вкус напрямую из источника? Если это так, он убедится, что ее руки связаны, чтобы он мог спокойно развлечься.
Когда все лакомство закончилось, он провел влажными пальцами по ее розовым соскам, наслаждаясь тем, как они снова сжались. Ага, она снова возбуждается. Мужчина может брать ее снова и снова. Заставлять ее кончать, теряя голову.