Властитель свободы (ЛП)

Он даже не представляет насколько. Она улыбнулась ему.
Он провел пальцем по ее влажным губам.
— А еще ты командуешь снизу, малышка. Манипулируешь мной, чтобы… — он прищурился, — я попросил у тебя большего.
Она сглотнула. Это так, она хотела, чтобы он не давил на нее, но он раскрыл ее замысел за минуту и предъявил ей это. Ох-ох.
— Мы об этом поговорим, но сначала я приму то, что ты так любезно предложила, — и он ухватил ее за голову.
Когда она открыла рот, он вставил в него член и одновременно осторожно, но безжалостно оттрахал ее. Он держал ее за волосы, и она была вся в его власти, и только он выбирал темп и глубину, двигая бедрами вперед-назад.
Ухватив руками его за бедра, она закрыла глаза и… сдалась. Он входил в нее — его член ударял по задней стенке горла, заставляя ее почти задыхаться, перекрывая дыхание, — но не перегибая палку, потому что это был Аттикус и он знал ее. Заботился о ней.
Она расслабилась, двигая головой в его темпе, зная, что может доверить ему контролировать ее и брать то, что хочется. Радуясь тому, что делает это для него.
Когда он кончил, она глотала и глотала, потом вылизала его, прежде чем он вынул из нее член.
Моргнув, она вернулась к реальности, обвила руками его бедра и прижалась щекой к его обнаженному животу. Ее переполняли чувства — как будто ее сердце стало больше грудной клетки. Не любовь, пожалуйста, не любовь, а благодарность, радость и потрясающее ощущение того, что она там, где ей самое место.
Она чмокнула его в живот и почти беззвучно сказала «спасибо». Он запустил руку в ее волосы, и кожа головы заныла, когда он дернул за них. Колени ныли после стояния на деревянном крыльце, а трусики промокли от возбуждения.
Он усмехнулся.
— Всегда пожалуйста.
Еще пару секунд она смаковала удовлетворение.
Затем, заворчав, он рывком поднял ее на ноги.
— Иди на кухню и разденься. Встань на колени и жди меня.
«Боже, помоги, у меня проблемы».
Долгое время спустя Аттикус сидел на полу в гостиной, прислонившись спиной к дивану, и слушал, как дождь барабанит по крыше.
Одна как следует наказанная и полностью удовлетворенная сабочка сидела у него между ног, положив голову ему на плечо.
Во время наказания он пытался объяснить, что хотя ему чертовски понравился минет, манипулировать Домом нельзя. Она поняла, хотя ей не понравилось узнавать разницу между поркой в целях развлечения и поркой в целях наказания.
Но после того, как он закончил ее наказывать, — ну, то, что он удерживал ерзающую сабочку, особенно, когда эта сабочка Джин, — это возбудило его.
Так что, даже когда слезы высохли на ее щеках и она изо всех сил пыталась не обзывать его, он продолжал удерживать ее, всасывая клитор и доводя ее до быстрого оргазма, прежде чем взять жестко и быстро. Нечасто его член вставал дважды за час, но, черт возьми, шлепать ее было так весело.
Минет, порка и секс полностью вымотали Джин. Она почти спала.
Спокойный и довольный, Аттикус решил встать и приготовить ужин. Сможет ли Джин сидеть на стуле? Он ухмыльнулся. Завтра — в пятницу — у него выходной, но ей предстоит целый день сидеть и консультировать заключенных.
Он перестал улыбаться. Чертова тюрьма. Он ненавидел то, что она там работает. А что если рост местной преступности связан с тюрьмой? У скинхедов, задержанных на прошлой неделе, не было причин приезжать в Биар Флэт, а в их гостиничном номере нашли кучу огнестрельного оружия и мобильных телефонов.
Звонок начальнику тюрьмы ничего не дал. Этот идиот туп как пробка.
Из кухни раздались какие-то звуки. Аттикус напрягся, затем понял, что это Триггер клацает когтями по деревянному полу.
В углу скрипнул стул.
— Триггер, тебе кто разрешал залезать на мебель? — тихо спросил Аттикус.
Пес с грохотом спрыгнул на пол. Недовольно вздохнув, он устроился на собачьей лежанке у стены.
Джин пошевелилась и приподнялась, заглядывая Аттикусу через плечо.
— Ты же сидишь к нему спиной. Откуда ты знаешь, что он делает?
Раз она проснулась, можно встать. Аттикус подхватил ее и усадил на диван.
  
— Я слышу звук крадущейся собаки. Одиссей спал на мебели, когда я этого не видел.
Она приподнялась, положив руки ему на грудь.
— Ты назвал собаку Одиссеем? Серьезно?
— Мама назвала. Она была специалистом по классической художественной литературе и преподавала английский язык в школе.
— Учительница английского. Ничего удивительного, что у вас, Вэров, такие необычные имена. Аттикус в честь Аттикуса Финча [7], Сойер в честь Тома Сойера?
— Ага. А мой младший брат — Гектор из Илиады. Его собака Андромаха, сокращенно Анда, поскольку Гектор терпеть не может греческую мифологию.
— Он все еще живет в Айдахо?
— Ммммм. Занимается нашим ранчо, хоть и продал кусок, чтобы я мог купить здесь землю.
Джин внимательно посмотрела на него.
— Это был подарок или он продал твою часть?
— Мою часть, — он отвлек ее, запустив пальцы ей в волосы. Свет костра танцевал на тонких волосах, играл на красных прядях, подсвечивал ее бледную кожу и подчеркивал зеленый цвет глаз. Он сомневался, что Елена Троянская была прекраснее. И ни у кого из женщин не было более щедрого сердца, чем у той, которую он обнимал.
— А теперь давай поговорим о том, чем ты занималась сегодня.
Она фыркнула.
— Ты слишком жестоко реагируешь на минет.
— Жестоко? Давай будем честны, зверушка. С учетом того, где ты работаешь, ты видела настоящую агрессию.
— Я… — она уловила серьезное выражение его лица, — хорошо, хорошо. Ты всыпал мне, но ты не злился.
Он улыбнулся.
— Было сложно злиться на тебя после минета. Который ты сделала потрясающе, кстати.
В ее улыбке было видно удовольствие сабы, которую похвалил Дом. Черт, ему нравилось это выражение ее лица.
Потом стыд появился в ее взгляде.
— Прости, Аттикус. Думаю, я слишком долго работаю в тюрьме. Заключенные превосходно умеют манипулировать, и я попробовала провернуть то же самое с тобой.
— Ага. Расскажи почему.
Эмоции пробегали по ее лицу, как облака на сильном ветру.
— Это довольно странно. Мне нравится делать что-то для тебя, особенно теперь, когда я понимаю, что забочусь о тебе, потому что мне это нравится. Но ты никогда ничего не просишь. И я хочу, чтобы ты… использовал меня иногда. Даже если это извращение.
Черт, он все правильно понял. Ей нужно узнать, что она не просит невозможного, а это означало, что ему нужно объяснить свое поведение. Но поговорить о прошлом? Лучше застрелиться…
Запустив одну руку ей волосы, он провел большим пальцем по ее щеке.
— Ты совсем не извращенка. Ты саба, Вирджиния, и один из видов удовольствия для сабы — заботиться. Делать людей счастливыми. Удовлетворять их потребности. Вероятно, поэтому ты выбрала работу психолога. Тебе еще больше хочется продемонстрировать твои таланты Дому. Это нормально, детка.
— Нормально, — она расслабилась, сухо сказав: — Феминистки распяли бы тебя за такие речи.
— Неа. Смотри, подчинение и забота характерны и для мужчин-сабмиссивов. В этом плане все равны, понимаешь?
У нее была восхитительная улыбка.
— Да.
— Что касается меня… — объяснить свое поведение было непросто, — из-за того как обращался отчим с моей матерью, я… колеблюсь… когда я чувствую, что использую женщину в своих интересах.
— Мне кажется, это в тебе говорит твое прошлое, — она нахмурилась. — Твой отчим загремел в тюрьму? Твоя мама в итоге его сдала?
Воспоминания были отвратительными.
— Было дело. Но он бил ее так, чтобы синяки не оставались на видных местах, а она не ходила к врачу. Так что ему назначили психотерапию по управлению гневом, и он держал себя в руках, пока не закончил курс. Потом он чуть не задушил Сойера. Сказал, что убьет нас, если мама снова отправит его под арест.
— И это еще одна причина, по которой ты не доверяешь — не доверял — психологам. Ничего удивительного, — пробормотала Джин. — И как вышло, что он оказался в тюрьме?