Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826»
— Только будьте осторожны, Дмитрий Сергеевич, — покачал головой Филимоненко. — Как бы вам самим не навлечь на себя гнев…
Он запнулся, не решаясь произнести фамилию вождя народов вслух. Вообще, здесь, в НИИ мозга, секретных сотрудников НКВД быть не должно. Но кто может быть в этом уверен в наше время?! ГУЛАГ переполнен, страна разделилась на две половины: одна сидит, вторая её охраняет. Лучше не рисковать.
— Я попросил его о снисхождении всего один раз, — пожал плечами Сеченов. — Надеюсь, за вторую такую просьбу меня не признают врагом народа. Не настолько серьёзное это преступление.
— Сергей Николаевич тоже так считал, — уныло поморщился Филимоненко.
Сеченов мысленно скривился. Это правда. Вавилов, будучи на пике научной известности, неоднократно ходатайствовал об освобождении множества подвергшихся аресту учёных. Это ему вменили в вину одним из первых: поддержку врагов народа. Но раз Сталин позволил Вавилову и Королёву покинуть камеру смертников, значит шансы ещё есть. По крайней мере походатайствовать перед вождём ещё один раз Сеченов рискнёт. А там видно будет.
— Сделаю что смогу, — твёрдо заявил он. — Пока же давайте порадуемся за успех нашего эксперимента! Теперь водородная ячейка уже не предположение, а реальность! Возможно, это изобретение поможет нам вытащить из тюрьмы наших друзей и коллег. Посему нам предстоит доработать наше изобретение до стадии промышленного использования.
— Реакция протекает идеально! — Филимоненко, наблюдающий за происходящим на лабораторном стенде процессом, вновь просветлел. — Даже не верится! После года регулярных неудач я ожидал сегодня массы проблем! А она работает как часы!
— Нет таких преград, каких бы не могла преодолеть наука! — Сеченов подошёл к выходному каскаду стенда, к которому была подключена электрическая лампочка, и щелкнул тумблером. Лампочка не зажглась.
— Работы нам предстоит ещё немало, — констатировал он.
— Справимся! — Филимоненко решительно потянулся к лампочке и снял её со стендовых зажимов. — А если так?
Он присоединил к ней пару проводов и ткнул ими напрямую в клеммы выходного каскада, минуя электропроводку и тумблер. Нить накаливания лампы едва заметно покраснела.
— Сопротивление стенда пока что великовато для нашего чуда света, — улыбнулся он. — Но я уже вижу, что и как нужно доработать! Эх, нам бы финансирование! Я бы через год, максимум через два предоставил полноценный водородно-полимерный топливный элемент, выдающий десять киловатт, — ровно так, как мы замахивались с самого начала!
— Ничего, справимся сами. — Сеченов наклонился ближе и увлечённо разглядывал едва теплящуюся нить накаливания. — Давно я не видел более красивого зрелища! Так зарождается пламя глобального прогресса! Пусть небыстро, зато неуклонно!
Конечно, Филимоненко был прав. Без финансирования столь грандиозную область придётся развивать десятилетиями, хотя при наличии такового для достижения первых серьёзных успехов хватило бы и пяти лет. После того как Сталин отверг их проект год назад, все исследования, опыты и изыскания проводились на личные средства их могучей кучки: Сеченова, Павлова, Курчатова, Челомея, Филимоненко и Захарова. Не в последнюю очередь благодаря авторитету нобелевского лауреата Павлова и входящего в группу лечащих врачей Сталина Сеченова эти самые изыскания не запретили вообще. Обычно, если Сталин отвергал какой-либо проект лично, оный немедленно попадал в опалу целиком и полностью. Чиновники от Академии наук устремлялись бороться с ним с праведным усердием, уничтожая едва ли не на корню. Но когорту Сеченова научные функционеры трогать не стали. И на том спасибо.
Пусть без финансирования, пусть без серьёзных масштабов, пусть за год, а не за месяц, как должно было бы быть в идеале, но прототип водородной ячейки заработал.
— Это наша маленькая победа, Алексей Петрович. — Сеченов забрал у Филимоненко лампочку и осторожно уложил её прямо на клеммы выходного каскада лабораторного стола, следя за тем, чтобы едва тлеющая нить накаливания не прекратила гореть. — Давайте же грянем «ура»! Мы его заслужили!
Оба учёных, не сговариваясь, негромко, но воодушевлённо воскликнули:
— Ура! Ура! Ура!
— Чему это вы радуетесь, друзья? — Дверь лаборатории распахнулась, на пороге оказался Захаров в только надетом белом халате. Он смотрел на тихо ликующих Сеченова с Филимоненко с явным недоумением. — Уж не войне ли?!
— Какой ещё войне, Харитон! — отмахнулся Сеченов. — Победе! Иди скорей сюда, взгляни сам! Реакция пошла! Водородная ячейка работает!
— Да быть такого не может! — оживился Захаров, закрывая дверь и устремляясь к стенду. — Да чтоб меня! Лампочка светится! — Он быстрым движением взглянул на приборную доску. — Ток идёт! Как полимер? Не греется?
— Нет! — улыбался Сеченов. — Реакция протекает безошибочно, точно согласно всем нашим выкладкам! И скорость убывания полимера полностью соответствует расчётной! Вот увидишь, мы добьёмся очень серьёзной продолжительности работы водородной ячейки! Дайте только срок!
— Угу, — кивнул Филимоненко. — И финансирование бы ещё. Была бы возможность запустить полномасштабную научную программу, я бы не задумываясь замахнулся на полугодичную автономность водородной ячейки.
— Полгода работы без обслуживания? — уточнил Сеченов.
— Именно так, Дмитрий Сергеевич! — подтвердил тот. — В идеале для функционирования нашему топливному элементу требуется только полимер, который будет тратиться в ходе реакции. Если бы у меня была возможность выверить весь процесс с точностью до тысячной доли грамма, уверен, топливный элемент вполне реально сконструировать так, чтобы находящегося внутри него запаса полимера хватало бы на пять-шесть месяцев работы. При непрерывной эксплуатации этот срок бы несколько сократился, но не кардинально.
Он с досадой покачал головой:
— Где бы найти на всё это средства…
Захаров оторвал горящий взор от созерцания лабораторного процесса и посмотрел на друзей, принимая хмурое выражение:
— Возможно, у нас появился шанс. Похоже, фортуна улыбается нам только во времена немалых всеобщих бед.
— Что ты имеешь в виду? — Сеченов насторожился. — В Академии наук вновь прошли аресты?
— Нет, к сожалению! — усмехнулся Захаров. — Хотя кое-кого из тамошних бесполезных чинуш бы стоило! — Он спохватился: — Вы же не в курсе!
Захаров достал из объёмистого кармана лабораторного халата сложенную вчетверо «Правду» и протянул Сеченову:
— Война! Сегодня СССР вступил в войну с Германией. Партия приняла решение помочь братскому польскому народу отразить нашествие немецких войск и не позволить фашизму восторжествовать в Польше, как это случилось в Испании.
— Скверные новости, — помрачнел Сеченов. — Опять погибнет множество народа.
— Множество народа, к сожалению, на этой планете гибнет регулярно, — возразил Захаров. — Не здесь, так там. Не в нашей войне, так в чужой. Таково существующее общество, которое нам предстоит переделать во что-то гораздо более светлое и разумное. Зато сейчас у нас, не исключено, появился второй шанс заинтересовать Кремль в наших разработках. Топливный элемент открывает огромные перспективы: могучие танки с тяжёлыми орудиями и неуязвимой бронёй; мощные ракетопланы, несущие массу оружия высокой разрушительной силы; армии боевых роботов, сражающиеся на поле боя вместо людей. Надо только довести всё это до сведения товарища Сталина! Тем более теперь нам есть что им продемонстрировать!
— Идея поставить наше изобретение на службу кровопролитию очень меня удручает, друзья… — Сеченов болезненно поморщился. — Но, полагаю, ты прав, Харитон. Это наш шанс вновь привлечь внимание Кремля к ведущимся разработкам. Без масштабного финансирования мы будем продвигаться к цели микроскопическими шагами не один десяток лет. Сейчас же пойду напишу письмо в Академию наук. И ещё одно товарищу Молотову лично. Быть может, дойдёт…
Сеченов мгновение смотрел на едва тлеющую нить накаливания тестовой лампочки, после чего печально вздохнул и направился прочь из лаборатории, тихо шепча себе под нос: