Я держу тебя (ЛП)

Я краем глаза смотрю на Шейна, и он смотрит на наши соединенные руки, слушая.
— В конце концов, Джоан захотела, чтобы я была дебютанткой, как дочери всех их друзей. Бальные платья, выход в свет, свидание с одним из выбранных ими парней. Чем больше они с Клиффом давили, тем больше я начинала чувствовать, как стены снова смыкаются. Мне казалось, что я задыхаюсь. Одни платья были пыткой. Я не могла этого сделать.
  
— Подобное всё ещё существуют? — голос Шейна низкий, но мягкий. Я киваю.
— Да. Странно, но в их кругу девушки делали это с легкостью, а я не смогла. Их разочарование было очевидным, но я просто не могла. Они хотели, чтобы я был тем, чего у них никогда не было. Это было важно для них. Со временем, я помню, я начала чувствовать себя по — другому. Легче. Как будто боль и горе внезапно перестали казаться такими тяжелыми. Вместо этого я ничего не чувствовала. Я начала общаться с сыновьями одного из их друзей, который уделял мне внимание. Он был старше, симпатичным и, казалось, мог разобраться в том дерьме, в котором жили многие другие. Он вытолкнул меня из зоны комфорта, и я согласилась.
При воспоминании об этом у меня под мышками скапливается пот, и меня пробирает озноб.
— Я неделями ходила так, словно парила на облаке. Я не понимала, что происходит, но было облегчением ничего не чувствовать. Я перестала есть. Когда я была голодна, мне это чувство вроде как нравилось. Это было то, что я могла почувствовать. Разговоры снова отошли на второй план, за исключением Джареда, но ему тоже было не до разговоров.
Я чувствую на себе взгляд Шейна, и мне хочется спрятаться. Я закрываю глаза, не в силах смотреть на него.
— Но однажды ночью я лежала в постели, чувствуя легкость, как будто могла уплыть. Я буквально оцепенела, и это напугало меня. Всё это время боль, обида, кошмары, а потом просто…ничего. Клифф и Джоан устроили грандиозную вечеринку в честь Четвертого июля. Я нашла Джареда и стащила выпивку из бара. Я помню, как смотрела на него и гадала, на что это будет похоже, хотела почувствовать кайф или…что — то в этом роде. Я выпила его, потом ещё и затащила его внутрь.
— Мэгги, — говорит Шейн так тихо, как будто знает, к чему это приведет.
Он застывает рядом со мной, и я поднимаю руку, чтобы остановить его.
— Я знала, что делаю. Ну, я думала, что знала. Я была молодой и глупой, и поэтому не в порядке. Я думала, что это поможет преодолеть оцепенение. Я привела его в свою комнату, и…Я не делала этого раньше. Это было не то, что должно было быть. Он не был…нежным.
Острая боль унижения рикошетом проходит по всему моему телу, разжигая огонь на своем пути, и внезапно мне нужно побыть одной. Я выпускаю его руку и чуть отстраняюсь от него, моё сердце учащенно бьется. Я бы не хотела, чтобы Шейн думал об этом, когда смотрит на меня. От этой мысли у меня внутри все переворачивается. Я прогоняю подступившую к горлу желчь и заставляю себя продолжить.
— Потом я лежала, просто уставившись в потолок, мой мир вращался, а он уснул, вероятно, пьяный. Через некоторое время Джоан вошла и нашла нас. Она взбесилась, сказав, что должна была знать, что от меня будут неприятности. Джаред ушел, и она заперла меня в комнате. Это был первый раз, когда я заплакала за много лет. Всё, чего я хотела, это позвонить отцу. Я просто хотела, чтобы он приехал за мной и забрал домой.
— Я не знаю, как долго я была там, прежде чем она принесла мне еду, но я была слишком измученной, слабой и страдала от сильного похмелья, чтобы что — либо есть. Я даже не приняла душ, но она оставила дверь открытой, и я пополза искать свой телефон. Я позвонила своему отцу, плача, и мне показалось, что я заснула, а потом он был рядом. Я помню, как он подхватил меня на руки, вынес, крича. Я никогда не слышала от него ничего подобного, и это напугало меня. Он отвез меня прямо в больницу. Вот что там, — я указываю на конверт. — Отчет и фотографии. Я сильно похудела, хотя мне и не нужно было сбрасывать вес. У меня были синяки, и…они обнаружили наркотики в моём организме.
— Что? — Шейн говорит так тихо, что это почти рычание.
Все слезы, которые я проглотила, скапливаются у меня на глазах, быстро вытекая.
— Я ничего не принимала. Я обещаю.
— Мэгги. Они накачали тебя наркотиками? Эти куски… — он сжимает кулаки, а затем отпускает их.
На меня накатывает холодная волна шока от того, что он не предполагает, что я употребляла.
— Да. Я не уверена, как. Может быть, в еде или в моих напитках. Я даже не уверена, зачем они это сделали, кроме того, что если бы они могли заставить меня подчиниться, измениться и последовать их примеру, они могли бы заставить меня быть той, какой они меня хотели. Они могли бы промыть мне мозги, чтобы я соответствовала их идеалам. Я была бы дочерью, которой у них никогда не было. Я думаю, возможно, каким — то нездоровым образом они думали, что смогут использовать тот факт, что я дочь Тима Мэтьюза, чтобы получить ещё больше связей и статуса.
Я качаю головой, паника заполняет то, что осталось от моих умственных способностей.
— Я не знаю, но Шейн, всё это моё слово против их. У меня нет никаких доказательств. Всё, что у меня есть, это эти фотографии и отчет о том, что произошло, пока я была на их попечении. Мой отец собрал всё. Он хотел выдвинуть против них обвинения, но я умоляла его не делать этого. Я просто хотела, чтобы это закончилось. Мне было так стыдно.
Шейн хватает моё лицо и держит его в своих руках, заставляя меня встретиться с его решительным взглядом.
— Тебе нечего стыдиться. Ты слышишь меня? — его глаза темные и такие напряженные, что из них вырывается ещё больше слез. — Ты была всего лишь ребенком, и они воспользовались твоим… — его челюсть сжимается. — Ты горевала, и они использовали это. Они причинили тебе боль. Они накачали тебя наркотиками. Мэгги, ты не сделала ничего плохого, ты пыталась продолжать жить, когда тебе этого не хотелось.
Моё тело расслабляется, и я разражаюсь рыданиями. Я пыталась держать голову над водой, хотя всё, чего я хотела, это утонуть. Снова быть со своей мамой.
Шейн притягивает меня к себе на колени, и я отпускаю годы боли и страданий. Я оплакиваю девушку, с которой я так упорно боролась в битве, в которой не была уверена, что выиграю, а теперь женщину, которая носит на себе невидимую татуировку вины, наказывая себя за то, что не была умнее, лучше или способнее.
— Они больше никогда не приблизятся ни к Лив, ни к тебе, — Шейн переходит на деловой тон. — Понимаешь. Никогда.
Мой подбородок снова опускается на грудь.
— Шейн, то, что в этом конверте, ужасно. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой, — мой голос срывается, и страх, который я держала взаперти, наконец — то вырывается на свободу, оттуда, куда он был спрятан. — Я не хочу видеть себя такой. Как я объясню это мальчикам?
— Тебе и не придется. Мне всё равно, что нам придется сделать. Мы что — нибудь придумаем, — он звучит так уверенно, что мне хочется ему верить, но я перепробовала всё.
— Я собираюсь передать это своему адвокату. Они пригрозят предать это огласке и найти источник наркотиков. Мой отец нанял кое — кого, чтобы покопаться. Они собираются связаться с ним или пригрозить, если до этого дойдет, и надеются, что они оставят всё как есть, чтобы сохранить лицо. Я просто хочу, чтобы всё это поскорее закончилось.
— Мэгги…Мне так жаль, — он произносит это так, словно ему больно. Он обнимает меня и притягивает к своей груди. Я кладу голову ему на плечо, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда — либо. Позволив себе отдохнуть рядом с ним минуту, я рассказываю ему остальное.
— Когда я вернулась домой, и наркотики, наконец, вышли из моего организма, я снова погрузилась в танцы. Это было как сигнал к пробуждению. Я знала, что моя мама никогда бы не захотела, чтобы я сдалась. Она бы хотела, чтобы я продолжала учиться, поэтому я вернулась к этому. И каким — то образом попала…в Джульярд.
— То, что Дэнни сказал на днях за обедом о том, как я выглядела, причинило боль. Он понятия не имеет, но это унизительно, и мне так стыдно, что я не понимала, что происходит, а потом Джаред. Я хотела бы вернуть всё это обратно.