Я держу тебя (ЛП)

Он поворачивает голову из стороны в сторону.
— Я хотел играть в футбол, и моей целью было стать лучшим, поэтому это было связано с территорией. Я был бы не против, если бы этого не было. Быть в центре внимания — это не моё.
— Вот как.
— Сколько тебе лет? — прямо спрашивает он.
Готова или нет, поехали.
— Ты никогда не должен спрашивать леди, сколько ей лет?
— Учитывая, зачем мы здесь, это вполне уместно.
  
Наша официантка приносит стаканы с водой и принимает у нас заказ.
— Мне двадцать пять, — говорю я, когда официантка уходит.
— Ты довольно молода, чтобы преподавать в университете, — я пожимаю плечами. — Ты училась здесь?
Я качаю головой, вытирая пальцем конденсат со своего стакана; я рада, что он пока не торопит события. Это странно. Это действительно похоже на свидание, хотя я никогда раньше не была на таком напряженном свидании. Шейн весь такой деловой.
— Нет, я училась в Джульярде.
Он замирает, не донеся стакан с пивом до губ.
— Правда?
— Тебе длинную или короткую версию?
— Длинную.
Он говорит это своим серьезным тоном, и мне интересно, шутит ли он когда — нибудь, или в этом большом теле нет ни капли чувства юмора. Я не простушка, так что это будет ооочень интересно.
— Я танцевала до того, как научилась ходить. Моя мама была балериной, а затем открыла собственную танцевальную студию. Я посещала все танцевальные классы, в которые могла записаться, но балет украл моё сердце. Когда она умерла, я думаю, именно так я почувствовал себя ближе всего к ней.
Взгляд Шейна устремлен на меня, проницательный, но не жесткий. Он внимателен и заинтересован.
Я тереблю уголок салфетки между пальцами.
— Когда мне было пятнадцать, я нацелилась на Джульярд. Я хотела быть лучшей. Это у нас семейное, — уголок моего рта приподнимается, выдавая нервозность. — Каждую секунду вне школы я проводила в студии. В шестнадцать лет мой отец полетел со мной в Нью — Йорк. Я прошла прослушивание и каким — то чудом попала туда.
— Я посещала все уроки танцев, которые только могла вписать в своё расписание, в основном балет, но были и другие. Папа приезжал навестить меня, но к тому времени он женился на Монике и у них родился Хэнк. Когда я закончила университет, я участвовала в нескольких бродвейских постановках, без балета, но в тот момент это не имело значения. Это был Бродвей, и мне платили за то, что я занимаюсь любимым делом, даже если это не было моей мечтой.
Он кивает, как будто понимает.
— Когда мой отец приходил ко мне в последний раз, я знала, что что — то не так. Моника ушла, и он неважно выглядел. Он сказал мне, что у него диагностирован CTE2.
Почти каждый футболист понимает риск повторной травмы головы.
— Я думаю, у него уже давно были симптомы, но я была так далеко. Я была выбрана на роль главной балерины, о которой мечтала, но ещё до начала репетиций сломала лодыжку и выбыла из игры. Вместо того чтобы сидеть сложа руки и жалеть себя, я вернулась домой, чтобы помочь отцу с детьми, и в итоге оказалось, что именно здесь я и должна быть.
— Мне жаль, что тебе так и не удалось осуществить свою мечту, — в его тоне слышится понимание, и я знаю, что он понимает.
— Всё в порядке. Правда. Я провела немного времени с отцом, прежде чем он переехал в клинику, и я была нужна детям. Их мама исчезла, а мой отец постепенно угасал психически.
— Сожалею о твоём отце. Это ужасная болезнь.
— Он должен был быть на поле, а не пленником в собственном теле. Теперь он свободен, — я вдыхаю, готовая продолжать разговор и пряча своё горе подальше. — Я хочу узнать тебя получше. Всё, чего я не могу найти в Интернете.
Одна темная бровь приподнимается всего на долю дюйма.
— Ты серьезно думал, что я не буду искать о тебе информацию в интернете, когда ты предложил этот ужин? Если мы собираемся поговорить о слове на букву ‘Б’, тогда мне нужно знать, кто ты. Не выдуманный парень, о котором пишут в статьях.
Он крутит стакан пива в руках.
— Я уверен, ты уже знаешь мой возраст и статистику. Ты знаешь, что в конце прошлого сезона я раздробил колено, что положило конец моей профессиональной карьере. Мой агент позвонил мне и сообщил об открытой вакансии тренера, и я согласился.
Я не знаю, что написано на моём лице, но внутри меня всё так и кричит: “О, чёрт возьми, нет”.
— Шейн, перестань. Ты не рассказываешь мне ничего нового. А как насчет твоей семьи? У тебя есть девушка или фанаточки, о ком мне нужно знать? Что будет, когда закончится этот сезон? Я могу продолжать.
Шейн напрягается и пытается откинуться на спинку стула, когда нас прерывает официантка. Могу сказать, что я немного вывела его из себя, поэтому, когда официантка уходит, я жду.
Когда он ничего не говорит, я наклоняюсь вперед.
— Послушай, я знаю о тебе достаточно из того, что нашла в Интернете, чтобы знать, что ты частное лицо, но эти четверо детей — моя ответственность, и прямо сейчас они — моя жизнь, поэтому я собираюсь быть с тобой откровенной. Я не знаю, зачем ты это делаешь и что это тебе даст, но мне неинтересно обсуждать это дальше, пока ты не поймешь несколько вещей.
Этот мужчина только щёлкнул переключатель, и я не собираюсь валять дурака. И мы говорим о нашем браке, чёрт возьми. Зачем ему предлагать это, если он не хочет открыться?
— Может ты думаешь, что мы можем просто пожениться на бумаге, и я буду вести себя хорошо, но это не сработает. Мы должны жить вместе. Вести совместную жизнь. Мой телефон может взорваться в любой день, когда люди узнают о моём отце. Один звонок, в частности, объясняет, почему мы вообще здесь. В идеале, мы должны что — то предпринять до того, как подключатся юристы.
Я делаю паузу, надеясь, что он поймет, что это нечто большее, чем бумажная волокита.
— Шейн, я должна буду доказать, что у нас хорошо функционирующая семейная среда, в которой дети процветают, чтобы у нас был шанс оставить их со мной. Тебе придется стать частью этого. Я не буду впускать тебя в их жизнь, когда я ничего не знаю о тебе и о том, серьезен ли ты.
Его взгляд блуждает, как будто он осмысливает всё, что я сказала. В конце концов, его взгляд возвращаются ко мне.
— Что ты хочешь знать?
— Э — э, всё? Шейн, зачем тебе это?
Глава 8
ШЕЙН
Блестящие голубые глаза Мэгги, которые, как я знаю, достались ей от отца, впиваются в меня через стол. Я снова вижу это раскованное упорство, и если бы я не был холодным и мертвым внутри, я бы подумал, что это самая сексуальная вещь, которую я когда — либо видел. Она бесстрашна, когда дело доходит до защиты этих детей, что говорит мне о многом. Это многое говорит мне о том, какая она, и немного успокаивает меня при мысли о том, во что я, возможно, ввязываюсь.
Я не люблю говорить о себе, особенно о своём прошлом или о том, откуда я родом, и хотя я знаю, что должен просто сказать ей, что передумал — я не могу. Я понимаю, что должен объяснить, почему я готов это сделать, но я знаю только то, что я могу сделать.
Это как когда я впервые понял, что должен играть в футбол. Это пришло ко мне само собой, и я был хорош в этом. Я уверен, что помогать Мэгги будет не так легко, но я могу помочь ей обеспечить безопасность этих детей и заботу о них так, как никогда не заботились обо мне.
Я почесываю челюсть, пытаясь успокоиться.
— Не уверен, что смогу объяснить, зачем я это делаю. Для меня в этом нет ничего особенного. Просто после того, как ты рассказала мне о своей ситуации, я…почувствовал, что мне нужно помочь. И я могу.
Она откидывается назад и скрещивает руки на груди, как будто моего ответа недостаточно. Чёрт. Я делаю глубокий вдох, мне нужно попробовать ещё раз.
— Я вырос в системе. Приемная семья. У меня нет семьи, кроме двух моих приемных братьев, которых я считаю своей семьей. У меня нет девушки или фанаточек, как ты их называешь. Я не собирался жениться, так что такое для меня в новинку.