Шарфик. Мой призрачный хранитель (СИ)

Конечно, полностью это не спасало ее от нравоучительных бесед. Если бы только не вечно всплывающая тема их отношений, то все было бы просто идеально. Насколько это вообще возможно. Не прикасаясь. Только слыша голос. Только глядя в глаза, видевшие лицо смерти.
***
— Отпусти меня. Отпусти. Забудь.
— Я не могу тебя отпустить. Не могу. Ты нужен мне. Я отчаянно нуждаюсь в тебе.
— Ты пока не понимаешь. Тебе нужен нормальный парень рядом.
— Мне нужен ты.
— Если бы я не умер, я был бы рядом с тобой.
— Но сейчас ты рядом со мной, хоть ты и умер.
— Ты понимаешь, о чем я говорю. Я даже не могу обнять тебя, и всякое такое… Я не чувствую аромат твоих духов… Знаешь, это как-то выводит из равновесия!
— Мм, неуравновешенный призрак. Обожаю.
— Нужно уничтожить этот проклятый шарф.
— Ни за что!
— Это он держит меня в этом мире.
— Скабиор. Это моя душа держит тебя в этом мире.
— Если б я знал тогда, про тебя и про это всё, я бы сдох, но остался бы жить.
— Смешно ты сказал.
— Да уж. Смешно то, что я всю жизнь старался избегать любви. И вот после смерти сподобился. Лучше бы я в ад попал. Ты должна меня отпустить.
— В ад?
— А где еще мне место?
— Твое место рядом со мной. Раз уж так получилось.
— Ты превращаешь в ад собственную жизнь.
— Со своей собственной жизнью я буду делать то, что я хочу. А я хочу быть с тобой.
***
— Гермиона. Мы должны поговорить.
— Мы только и делаем, что говорим. Ты очень интересный собеседник… — Гермиона запнулась.
— Ты хочешь сказать, что тебе жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, пока я был живой.
— Ты знаешь все, что я могу тебе сказать. Ты знаешь меня лучше всех.
— И я знаю о тебе больше, чем ты сама.
— А вот это уже интересно. И что же ты такого знаешь?
— А вот об этом я и хотел поговорить. Тебе нужно найти себе парня.
— В смысле?
— В том самом смысле! Тебе нужен нормальный живой парень.
— Зачем?
— Затем, что ты плачешь во сне. И стонешь. И… зовешь меня.
— И тебя это напрягает?
— Да, драккл это все раздери! Меня напрягает, что я не могу трахнуть тебя, как ты этого хочешь, потому что я сдох, сдох, понимаешь?!
— И как нам с этим поможет какой-то левый парень?! Если я хочу тебя одного, если я даже, блин, оказывается, во сне зову — тебя, если я люблю одного тебя, пусть ты и сдох! Если я могу говорить с тобой, видеть тебя… — Гермиона всхлипывает.
— Ага, полупрозрачного.
Скабиор скрывается в стене. Он злится.
***
Потом он пытался просить прощения. Но Гермиона не разговаривала с ним неделю. Демонстративно не замечала его, обходила как мебель, когда он зависал у нее на пути посреди комнаты или кухни. Отворачивалась, не смотрела на него. А ночью плакала во сне. Он не мог выносить этого. Но и не слышать не мог. И как-то раз он прилетел к ней в спальню, разбудил и попросил:
— Разденься для меня.
Она послушно разделась. Он стал говорить ей милые глупости, разные непристойности, подробно описывал, что и как он хотел бы сделать с ней, просил, чтобы она ласкала себя так, как он бы мог, просил, чтобы она не сдерживала стоны, потому что ему хочется слышать ее… Когда он услышал «Скабиор, я люблю тебя», прерываемое глубокими вздохами, то сказал:
— Ты теперь моя. Только моя. Моя.
— Наконец-то ты это понял.
Гермиона смотрела на него почти счастливыми глазами.
========== Глава 6. Отношения ==========
Пару раз в месяц Гермиона встречается с Луной. Подруга приходит в гости, они пьют чай с печеньем, которое сами и готовят. Когда Луна появляется в очередной раз, Скабиор не прячется, а приветствует ведьму. Гермиона удивляется, а Луна объясняет, что они знакомы по Малфой-Мэнору.
Скабиору часто доводилось там бывать. Егеря официально работали на Министерство, но по вопросу поиска Поттера отчитывались перед Волдемортом, слава Мерлину, не лично. Отчеты о впустую проведенном времени принимали либо Люциус Малфой, либо Беллатрикс Лестрейндж. С Люциусом было намного проще — постоянно пьяный, он только кивал. А Беллатрикс ужасно злилась и бросалась Круциатусами.
 
Как-то раз Скабиор очнулся в подвале, головой в пол, ногами на лестнице, лицо притиснуто к ржавой решетке. Он удивился, что кто-то осторожно вытирает ему лоб влажной тканью. Он с трудом открыл глаза и в неярком свете факела разглядел светлые волосы девушки. Которая находилась за решеткой. Взаперти. И почему-то посчитала нужным помочь егерю, врагу, прийти в сознание.
 — Спасибо, — заплетающимся языком произнес Скабиор.
 — Она чуть не убила тебя, — сообщила девушка.
Скабиор поморщился. Голова болела. Он ощупал карманы пальто. Палочка была на месте.
 — Наколдуй Агуаменти, если можешь, пожалуйста, — попросила девушка. — У нас там еще раненые.
Он кивнул. Девушка исчезла в темноте камеры и вскоре появилась с кувшином. Скабиор наполнил его водой.
 — Я не могу выпустить вас, — зачем-то сказал он. Девушка кивнула.
 — Я понимаю. Спасибо тебе.
И она хотела опять уйти во тьму. Скабиору тоже нужно было убираться подобру-поздорову, пока никто не услышал, что он тут болтает с пленниками. Однако он медлил. Порылся в карманах. Пусто. Только нашел маленький ржавый гвоздь. Одному Мерлину было известно, откуда он там взялся.
 — На, возьми, — Скабиор протянул гвоздик девушке.
Она просияла.
 — Это чудесно! — воскликнула она, тихо-тихо.
На дальней лестнице раздались тяжелые шаги.
Скабиор махнул рукой на прощание и поспешил покинуть негостеприимный Малфой-Мэнор.
Ощущал ли он вину перед пленниками? Нет. Этих ловил не он.
Еще не раз довелось Скабиору с тех пор являться с докладом к Малфоям. И у него дважды получилось пробраться в подвал и наполнить водой кувшин для той девчонки. Зачем ему это понадобилось, он сам не знал.
Последний свой визит в Мэнор, с пойманным Поттером — и Грейнджер, пленившей его воображение своим запахом — Скабиор не забыл бы до конца дней своих. Да и после конца забыть не смог.
Кто бы мог подумать, что Гермиона и та девушка из подвала окажутся подругами. И, кажется, даже больше, чем подругами…
 — Девчонки, я вам не мешаю? — в голосе Скабиора была масса иронии, но на самом деле он пребывал в растерянности. От того, что происходило на диване в гостиной. Он ненадолго лишь упустил нить разговора, задумавшись, а когда вновь сосредоточился на реальной жизни, увидел, что Гермиона и Луна обнимаются как-то не совсем по-дружески и, кажется, даже собираются целоваться…
 — Луна, я на минутку, — сказала Гермиона. Луна безмятежно кивнула и стала чарами подогревать остывший чайник.
Гермиона зашла в спальню, притворила дверь. Скабиор пролетел сквозь дверь и завис напротив Гермионы.
 — Скабиор, я… Но…
Гермиона пыталась подобрать слова.
 — Милая, когда я говорил, что нехорошо быть одной, я не имел в виду… это… не это я имел в виду…
Гермиону пробрало.
 — Да от твоих разговоров у меня просто мозг закипает. И вот опять, опять ты начинаешь!
 — Нет, это ты сейчас начинаешь! Разве я сказал хоть слово против?! Просто это… неожиданно…
 — Мы с Луной в первый раз сделали это после побега из Малфой-Мэнора, — размеренно роняет слова Гермиона. — И никто, никто не вправе нас осуждать! Особенно. Ты.
Гермиона отворачивается.
Скабиор не знает, что ему делать. С одной стороны, он действительно долго и настойчиво убеждал Гермиону завести нормальные отношения. С другой стороны, это было до того, как между ним и Гермионой вспыхнуло некое чувство. Он осознавал, что вся эта ситуация нестандартная, и полноценной близости с любимым человеком испытать им не суждено. От этого он испытывал боль, душевную, потому как у него не было сейчас тела, чтобы ощутить, как все внутри сжимается и переворачивается от осознания этого беспощадного «никогда», «невозможно». И еще большая боль обрушивается на него, когда он осознает, каково сейчас Гермионе. Он мертв, а она жива. У него нет тела, а у нее есть. Она может чувствовать прикосновения, запахи, вкусы. Дышать. И… плакать? Мерлин, какая же он скотина.