Душа птицы (СИ)

Это показалось невероятным, но, словно в подтверждение её слов, перед нами сверху медленно опустилось и легло на землю перо серо-коричневой окраски.
— Видишь?! Видишь?! O, мой бог! — Эми подняла соколиное перо и, поднеся поближе к лицу, внимательно рассмотрела его.
Мы продолжили наш путь. Вскоре очутились на берегу. Песок здесь был в мелких камешках и ракушках. Зато вода была прозрачной, как хрусталь, до того чистой, что можно было различить даже глаза мальков, плававших возле пучков травы.
— Я хочу купаться, — сказала она.
— Я никогда не видел, чтобы здесь купались, — заметил я, что было правдой.
— Что ж, я буду первой.
Больше не говоря ни слова, лёгким движением сняла с себя футболку, сбросила кроссовки, и расстегнув молнию, стянула джинсы.
— Держи.
Отдав мне свою одежду, улыбнулась — она явно перехватила мой взгляд, скользнувший по её прекрасному голому телу и её белым трусикам, которые тоже на моих глазах сползли с её бёдер и очутились в моих руках.
Я смотрел, как Эми пошла вдоль кромки воды, и её чёрные ягодицы слегка подрагивали.
В те минуты, стоя на берегу и глядя на неё, я понял, что абсолютно ничего не знаю о ней. Нынешняя домработница, бывшая стриптизёрша, писательница. Ещё и медсестра с тёмной историей. Как же всё это объединить в одно целое? Кто же она в действительности, эта загадочная женщина?
Тем временем Эми остановилась. Повернулась лицом к воде. Недолго постояв, подняла руки к небу, замахала ими, как крыльями, и неожиданно громко закричала: «Кии-иии-aрр!»
 Часть вторая 
 Предложение работы
 Пару недель спустя мы приближались с Эми к дому, в котором я жил. На скамеечке возле дома сидели соседи — старички и старушки.
Приятные старички, с некоторыми из них я уже познакомился, они живут в этом доме давно, едва ли не четверть века, а то и больше. Их дети уже давно выросли и уехали кто куда. Они были рады, что в их доме поселился молодой мужчина. Старички приглашают меня играть с ними в бинго по четвергам — «казино» находится в подвале, и ещё зовут стать членом «Мужского клуба». Многие из них уже плохо слышат, плохо видят и плохо ходят. Но всё-таки держатся. Старая гвардия. Они — в правлении кооператива, все бразды правления коопа всё ещё в их руках.
Эми их не любит. Она считает, что они смотрят на неё «как на девушку из негритянского гетто».
Поздоровавшись с соседями, мы вошли в дом.
— Приготовься сейчас услышать потрясающую новость. Я поговорил сегодня со своим боссом, директором «скорой помощи» нашего госпиталя, вкратце рассказал ему о тебе, — промолвил я, открыв дверь своей квартиры и пропуская Эми вперёд.
— Ты, наверное, забыл. Я же тебе говорила, что случилось, когда я работала медсестрой и начала продавать таблетки. Меня накрыли, и мои профессиональные права медсестры временно приостановлены.
Она взяла соколиное перо, которое по её просьбе я сохранил, воткнув его в сувенирный подсвечник, стоявший на полке среди различных сувенирных побрякушек. Остановившись у зеркала, Эми стала гладить пером свою щёку и шею.
— Да, я помню. Ты пока не можешь работать медсестрой, но можешь делать что-то другое, к примеру, заниматься бумагами. В любом случае, это лучше, чем домработница. Алекса, играй «Дорз», «Whiskey Bar», — сказал я, снимая туфли.
— И что же твой босс ответил? — Эми продолжала гладить себя пером, рассматривая своё отражение в зеркале.
— Мой босс сказал: “If we do not find another whiskey bar, I tell you we must dye, I tell you, I tell you…” — пел я вместе с Джимом Моррисоном. — Босс возьмёт тебя в регистратуру. Подготовь своё резюме, я его отнесу в отдел кадров госпиталя.
Я подошёл к ней, положил ей руки на бёдра.
Она на миг задумалась, могут ли возникнуть проблемы с этой неожиданной возможностью трудоустройства.
— Вроде бы должно сработать.
Она стала гладить моё лицо и мою шею пером, а я, подняв подбородок, закрыл глаза и замурлыкал, как кот.
 Кадиш
 Мы сидели с отцом за столиком в открытом кафе. Я пил кофе, а отец — кока-колу. Кофе не был его напитком.
 
— Эми сообщила мне, что ты собираешься устроить её на работу в своём госпитале. Это правда? — отец пригладил свои жидкие седые волосы, зачёсанные назад.
— Да. Надеюсь, ей не откажут.
Отец похлопал себя по передним карманам джинсов.
— Fuck, я не курю уже три месяца, а руки сами ищут сигарету и зажигалку. Мы рабы своих дурацких привычек.
— Похоже, ты недоволен, что она от тебя скоро уйдёт.
— Немного. По натуре она совершенно бесшабашная баба и иногда может потратить целый день на чтение любовных романов, но, как многие чёрные женщины, умеет ухаживать за больным. К сожалению, я пока принадлежу к этой категории. Впрочем, не велика беда. Уйдёт эта, придёт другая. Ведь это не жена, а обычная домработница, обычная черномазая.
— До свидания, дэд, я пошёл, — я поднялся, чтобы уйти.
— Хорошо, хорошо, я виноват, — пробурчал он виноватым голосом, взяв меня за руку. — Не уходи. Ты такой горячий, слова нельзя сказать, — он держал мою руку до тех пор, пока я не сел. — Честно признаться, Бен, я не ожидал, что у тебя с этой Эми возникнут серьёзные отношения. Мне это совсем не по душе. Лучше бы ты вернулся к Саре и Мишель. Ты с ними поддерживаешь контакт?
— Практически нет.
— Жаль. Не обижайся, но твоя Эми не такая наивная, как это кажется на первый взгляд. Не будь слепым. Она хитрая и жадная, как все бывшие стриптизёрши.
— С чего ты взял, что она бывшая стриптизёрша?
— Сынок, стыдно признаться, но в стриптиз-клубах я проводил больше времени, чем с тобой, когда ты был ребёнком. Я вижу их насквозь. Эми профессионалка: умеет тянуть из мужиков деньги, как это делают все хорошие стриптизёрши. А чёрные это делают даже лучше белых. Ты как-нибудь сядь и посчитай, сколько денег ты уже на неё потратил, — на такси, на кафе, на разные побрякушки, на косметику и прочее женское барахло. Потом постарайся припомнить, вернула ли она тебе хоть цент. Молчишь? То-то, знаешь, что я прав.
Возникла недолгая пауза. Отец снова пригладил волосы и, приподняв голову, устремил взгляд куда-то вдаль.
— Да, много изменений у меня последнее время. За свою жизнь я собрал немного денег, у меня есть несколько источников дохода: две пенсии, включая профсоюзную. Плюс деньги в пенсионном фонде. Это одна сторона медали. Но, с другой стороны, вот уже третий год я живу один. Поначалу, оставшись один, я думал, что быстро сойдусь с другой женщиной, но почему-то ничего из этого не получается. Старые тётки не нужны мне, а молодым не нужен я. Будь я, скажем, лет на десять моложе, ещё можно было бы о чём-то говорить. Но мне уже семьдесят пять. Э-эх!
Мы снова помолчали.
— Послушай, сын. Давай-ка выберем день и съездим к маме на могилу, — неожиданно предложил он. — Я там не был со дня её смерти.
* * *
Я взял на работе отгул, и мы поехали на кладбище. Как мы договорились заранее, отец сидел за рулём своего Grand Cherokee. Он попросил меня, чтобы именно он вёл машину. Для него это было важно, как бы служило показателем, что он возвращается в форму. Он проработал почти тридцать лет водителем — сначала грузовика, потом школьного автобуса, и, понятно, мог вести машину с закрытыми глазами. Но возраст давал о себе знать, я это заметил, когда мы ехали: порой он тормозил слишком резко; не так уверено, как прежде, менял полосы движения и даже пару раз забыл включить поворотник, что сам считал признаком «бруклинских жлобов». Но, как и прежде, он часто ругался на водителей, которые подрезали ему дорогу или, не подавая сигнала, меняли полосу. «Кретин! Свинья болотная! Fucking шлэмазл! Разве можно так водить авто?!»
Мы добрались к месту нашего следования. Въехали в открытое ворота, и на малой скорости машина покатила по неровной асфальтовой дороге. Я ему даже не показывал дорогу — у отца была блестящая топографическая память. Он поворачивал где надо, несмотря на то что дорога между участками была довольно запутана — первое время после маминой смерти мне стоило немалых усилий, чтобы не заблудиться в этом лабиринте. А он-то здесь был лишь раз.