Наперстянка

– Он попросил еще несколько минут наедине с сыном.
Сигна отшатнулась, едва не выпрыгнув из кожи, прежде чем поняла, что низкий, звучный голос принадлежит Ангелу смерти. Она оглянулась и убедилась, что на лестнице никого нет, прежде чем махнуть ему рукой в сторону коридора. Меньше всего ей хотелось, чтобы Хоторны застали ее одну в темноте, разговаривающую сама с собой вскоре после убийства.
Ангел смерти принял облик тени и заскользил по стене за спиной Сигны, которая старалась не дрожать от его близости. Ее терзали миллионы вопросов, но первый, который вырвался наружу, когда она закрыла двери гостиной, был…
– Когда ты собирался рассказать, что у тебя есть брат?
Вздох Смерти разнесся как легкое дуновение ветра, отбросив пряди волос с лица Сигны, когда он взял ее руки. Будь она без перчаток, его прикосновения было бы достаточно, чтобы остановить ее сердце и пробудить дремлющие силы жнеца. Но благодаря этому нехитрому предмету гардероба Сигна оставалась человеком, когда переплетала свои пальцы с его.
– Я не общался с ним несколько сотен лет, – ответил Ангел смерти, и его тени нежно заправили прядь волос ей за ухо, стараясь не касаться кожи. – И не будь мы бессмертны, я бы даже не был уверен, что у меня все еще есть брат.
Сигна вспомнила, каким напряженным он был в присутствии Рока судьбы и как крепко держал ее. Даже сейчас, в одиночестве прислонившись к книжному шкафу в углу, Ангел смерти говорил тихо. Она старалась не злиться, но ей было неприятно видеть его настолько встревоженным. Ангел смерти не должен прятаться. Не должен бояться. Кем был Рок судьбы, что вызывал у своего брата такую реакцию?
– Он с нами играет, – сказала Сигна. Кожа зудела, и она нервничала сильнее, чем хотела признать. Но девушка тут же успокоилась, когда Ангел смерти притянул ее к себе, сердце затрепетало, когда он нежно погладил по ее перчатке большим пальцем.
– Разумеется. Судьба управляет жизнями своих созданий – что они видят, что говорят, как двигаются… Его рука предопределяет их пути и поступки. Мой брат опасен, и какова бы ни была причина его появления, не стоит надеяться на его дружеские намерения.
Сигну не очень волновало, что ее причислили к «созданиям» Судьбы. После всего, что она пережила, ее успехи казались незаслуженными, раз каждый ее выбор был заранее предначертан судьбой. Как будто он каким-то образом приложил руку ко всем ее самым трудным решениям и самым большим победам.
– В нем определенно нет братской любви. – Сигна нежно сжала руки Смерти, желая, чтобы он стянул с нее перчатки и она смогла ощутить его близость.
– Долгое время мы были только вдвоем, – начал рассказ Ангел смерти. – Мы привыкли считать себя братьями, хотя сейчас это мало что значит. Рок судьбы ненавидит меня сильнее всех в этом мире. – Сигна не успела выведать больше, поскольку он взял ее за подбородок и повернул к себе. Как бы ни было в гостиной темно, Сигна могла различить очертания его челюсти среди подвижных теней. Напряжение ослабло, когда он впервые за эту ночь прикоснулся к ее обнаженной коже. По телу разлилась прохлада, и она прижалась к нему, наслаждаясь прикосновением.
– Скажи мне правду. – Губы Ангела смерти коснулись ее уха, и у девушки подогнулись колени. – Он причинил тебе боль, Пташка?
Сигна проклинала свое предательское сердце. Ей хотелось узнать больше, потому что сейчас она начала понимать, как много ей еще предстоит выяснить о том, кого, как ей казалось, она знала лучше всех. Но чем дольше Ангел смерти обнимал ее, тем сильнее Сигна чувствовала, что тает от его прикосновений, и, удар за ударом, ее сердце замирало.
Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз вот так обнимал ее? Дней? Недель? Чтобы они могли видеть друг друга, кто-то поблизости должен был смертельно болеть или умирать, и с тех пор, как Блайт оправилась от отравления белладонной, такие мгновения выпадали редко. Сигна, конечно, приветствовала стабильность и отсутствие умирающей родни. И все же она провела слишком много ночей, вспоминая жар его губ на своих губах и нежные прикосновения его теней к коже. И хотя мысленно они все же могли общаться, рядом с ним она теряла контроль. Возможно, ее разум хотел ответов, но тело жаждало только его.
  
– Ты пытаешься меня отвлечь? – спросила девушка, снимая перчатки и бросая их на пол.
Глубокий раскатистый смех Ангела смерти вызвал жар внизу живота. Кровь закипела от желания, когда он спросил:
– А это работает?
– Даже очень. – Сигна провела ладонью по его руке, наблюдая, как тени тают под ее пальцами и обнажают кожу. Волосы, белые, как кость, и фигуру, высокую, как ива, и широкую, как дуб. Глаза, темные, как галактики, которые сияли, когда смотрели на нее с тем же голодом, который пульсировал глубоко в ее теле. – Но не настолько, чтобы удержать меня от вопроса. Какой была твоя жизнь до нашей встречи. Я хочу знать все, Ангел смерти. Хорошее и плохое.
Повисшее между ними молчание казалось бесконечным, только ветка резко и пронзительно скребла по стеклу на осеннем ветру.
– Что бы ты подумала, обнаружив, что плохое перевешивает хорошее? – прошептал Ангел смерти.
Сигна попыталась запечатлеть в памяти нежность его прикосновений на коже, наслаждаясь ими, пока могла.
– Я бы решила, что все это сделало тебя тем мужчиной, который стоит передо мной сегодня. И он мне очень нравится.
Ангел смерти обхватил ее за талию, пальцы зарылись в складки ее платья.
– Как так получается, что ты всегда находишь правильные слова?
Растворяясь в нем, она рассмеялась.
– Кажется, я припоминаю, что несколько месяцев назад ты обвинял меня в обратном. Или ты уже забыл?
– Я не смог бы забыть твой острый язычок, даже если бы захотел, Пташка. И я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Но сначала давай кое-что наверстаем.
Ангел смерти положил руки на бедра Сигны, а его тень пронеслась у нее за спиной, разбросав шашки по полу, когда он уложил ее на стол, на котором они с Элайджей играли несколько месяцев назад. У Сигны мелькнула забавная мысль о том, как сильно она тогда ненавидела Смерть. И вот пару месяцев спустя она обхватывает его ногами и страстно целует. Девушка ощущала вкус его губ и хотела, чтобы они ее поглотили. Сигна продолжала крепко прижиматься к нему, и когда они насытились друг другом на столе, то перешли в кресло, где он навис над ней, поставив колено между ее ног.
Губы Ангела смерти ласкали ее шею, ключицы, нежную плоть чуть выше корсета.
– Я думал о тебе каждый день. – Его голос был стремительным потоком, затягивающим в глубины течения, поглощая ее целиком. – Представлял это, и другие способы, которыми мог бы искупить перед тобой свое отсутствие.
Не существовало слов, чтобы описать, какие чувства вызывали его прикосновения. Однажды, когда она состарится и ее человеческая жизнь подойдет к концу, холод позовет ее и больше не отпустит. Сигна не стремилась к этому, но и не боялась. Она научилась ценить холод, сковавший ее вены, упиваться его силой, потому что это было частью ее жизни. Частью той, кем ей суждено было стать. И тогда она притянула Ангела смерти ближе, положив его руки на шнуровку корсета.
Но вместо того, чтобы отпустить его руки, Сигна замерла, осознав, что кушетка, на которой они лежали, та самая, с которой Блайт и Перси наблюдали за первыми уроками этикета Сигны. Ее взгляд метнулся к толстому персидскому ковру, о который она споткнулась, когда Перси учил ее танцевать. И Сигна отпрянула, схватившись за грудь, когда на нее нахлынули воспоминания последней встречи с кузеном – в горящем саду, когда тот стал пищей голодного адского пса.
– Сигна? – Погруженная в воспоминания, Сигна едва расслышала зов жнеца. Она не жалела о своем решении; если бы девушка поступила иначе, Блайт была бы мертва. И все же она не могла забыть смех Перси. Не могла стереть из памяти его улыбку и его нос, который краснел всякий раз, когда они отправлялись гулять в снегопад.
– Здесь я училась танцевать. – Сигна вцепилась в подушку, ногти царапали ткань. – Перси мне помогал.