Вероника (СИ)

Слезы давно высохли, оставив неприятные тянущие дорожки на щеках.
Признаться, когда мне огласили причину визита, я чуть не лишилась чувств. Так и осела прямо по стене.
Капитан, что приехал за мной, судя по его суровому лицу вначале, думал, что будет обезвреживать опасную группу, но здесь была только я. Напуганная до смерти. Дрожащая. Вообще не соображающая, что делать.
Шок стал отходить в автомобиле по пути в отделение полиции. Водитель и сопровождающий меня сотрудник то и дело переглядывались и оборачивались назад, ведь я рыдала белугой.
Только вчера я чувствовала себя счастливой, а сейчас снова была разбита на куски. Сколько вот так меня разбивать, прежде чем я не смогу больше собраться?
— Черт,— зашипела я, когда острый край наручника впился в мое запястье.
Сидеть было неудобно. Затекла спина, болели руки. Стул стоял чуть поодаль от стола и я вынуждена была тянуться, что доставляло неудобства.
Но по сути это меньшее что меня сейчас должно было волновать. Пятым чувством я знала, что за мной следят, просто не верила, что меня могли оставить без присмотра так надолго.
Клиент должен дозреть. Эту фразу я услышала однажды по телевизору и как то врезалась она мне в голову. Сейчас этим клиентом была я. Уходя полицейский, что доставил меня сюда, сказал:
— Чисто по-человечески жалко тебя, не отпирайся, может быть и скостят годок-другой.
Ну еще бы. Чистосердечное признание это всегда просто для сотрудников полиции, но не для тех, кто оказывается здесь по другую сторону.
Слез больше не было. Серьезно. Вероятно я выплакала за последние дни годовой запас. И от этого я впала в ярость.
Я больше не буду плакать! Не получат они от меня чистосердечного, буду молчать как в рот воды набрала.
Если только…
На одной из лекций нам рассказывали о наших правах. И одним из этих прав было право на защиту, на адвоката. И это первое, что я хотела спросить когда сюда зайдут.
Услышав возню за дверью я вся напряглась. Люди там спорили. О чем то громко разговаривали.
— …за препятствие…
— …в соответствии с НУК…
Дверь все же распахнулась и на меня синхронно посмотрели два человека.
Один был одет в форму с капитанскими погонами, тот, что забирал меня из дома. Он держал тоненькую папочку.
Другой был одет в дорогущий костюм с иголочки, в руке был портфель.
— Так так, я все отражу,— заговорил тот который в костюме и быстро подойдя ко мне пододвинул удобнее стул.— А теперь попрошу вас не мешать мне работать, и пообщаться с моим клиентом наедине,— стальным тоном обозначил мужчина, а второй швырнув на стол папку ушел закрыв дверь.
— Вероника Николаевна, меня зовут Городецкий Сергей Юрьевич, я ваш адвокат,— отчеканил он, доставая очки и открывая папку.
— Здравствуйте, но я…— он вдруг поднял руку.
— Меня нанял Астахов Михаил Александрович, вам знаком этот человек?
— Да, — тихо проговорила я, и с меня словно спал груз страха, я даже нашла в себе силы улыбнуться, но одновременно пришло и осознание. Он знал. Ну или предполагал, что такое может произойти. Сжав кулак я скрипнула зубами. Кажется это не ушло от адвоката.
— Что с вами? — он продолжал напряженно читать документы.
— Простите за бестактный вопрос, вас наняли сегодня, ну вы узнали только сегодня?
Сергей Юрьевич, внимательно посмотрел на меня, чуть изогнул бровь.
— Вероника Николаевна, сейчас это не важно, всю информацию вы получите от Михаила Александровича, когда выйдете отсюда. Статья сложная,— как ни в чем не бывало продолжил он,— но не для нас. Для полиции. Нужны веские доказательства, чтобы возбудить уголовное дело: свидетельские показания нахождения вас на рабочем месте в Эталоне, и как минимум фиксация камерами вашего спектакля с переодеванием. Пока не вижу ни того, ни другого, а значит, вас сегодня отпустят.
— Отпустят? О Боже…спасибо,— просияла я.
— Пока не благодарите, — встав с места он вышел и вернулся уже со следователем.
Допрос длился долгих два часа. Скрупулезно. Дотошно. Я отпиралась, ни в какую не сознавалась, что переодевалась в Гошу.
 
— Я надеюсь вы понимаете, что пока вы ничего не можете предъявить моему клиенту,— адвокат протянул мне листок для подписи.
Я поставила свою подпись — это была подписка о невыезде.
— Это пока, сами знаете, не мне вам говорить не бывает дыма без огня, а тем более заявление написано не абы кем, а известным меценатом, благотворителем..
— И что?! Мало ли кто что пишет! Отпускайте мою подзащитную и вся связь с ней теперь только через меня!
Стальной тон адвоката ясно дал понять следователю, что больше мы здесь задерживаться не намерены.
Уже у двери Городецкий вдруг придержал меня схватив за плечо.
— Вероника Николаевна, стойте, я должен кое-что вам сказать. На улице полно журналистов. Сегодняшний ваш арест, а также тот факт, что в этом замешан Михаил Александрович, сделал вас самой популярной персоной в Москве. Машина уже ждет нас, и я попрошу вас не разговаривать с журналистами. Они будут вас провоцировать, но вы должны молчать. Иначе последствия могут быть печальными.
Я замерла у двери, испуганно посмотрев на мужчину. До меня начинало доходить, чтобы бы было со мной, откажи я тогда в поезде Астахову. Пожалуй чистосердечное стало бы для меня наилучшим вариантом. Потому что просто выйдя отсюда меня бы разорвали журналисты, а если я смогла бы вырваться, то ни о какой спокойной жизни речи быть не могло. Внутри все сжалось колючей проволокой. Ладно я, а как же моя мама? Человек после операции! А ведь эти журналисты могут пробраться куда угодно!
— Вероника Николаевна, идемте, сейчас вам не о чем беспокоится,— мягко, вполне себе успокаивающе сказал Сергей Юрьевич и открыл дверь.
То ли солнце было такое яркое, то ли меня ослепили вспышки фотоаппаратов. Глаза зажгло, и если бы не твердая рука адвоката, который вел меня к машине я бы точно попала в их сети. Настолько я была дезориентирована.
Отовсюду слышалось:
…кто вы Астахову?…
…вы его любовница?…
… Вероника ответьте…
Неприметная серая иномарка, тонированная в глухую, возникла передо мной очень резко, что я чуть в нее не врезалась.
— Вероника Николаевна, прошу в автомобиль,— Городецкий поспешно открыл дверь и буквально втолкнул меня в салон.
Сам же сел на переднее сидение и дал знак водителю, чтобы ехал.
Сердце билось где-то в горле, я была напугана, сбита с толку.
Нервно сжимая края своей сумочки я смотрела в окно, чтобы хоть как-то отвлечься. Вот только мысли были одна хуже другой.
Тем временем мы заехали на подземную парковку Эталона. Сергей Юрьевич попрощался со мной и покинул авто.
На парковке было темно, да еще эта глупая тонировка не давала мне разглядеть того, кто стоял рядом с машиной и разговаривал с адвокатом. Но вскоре мое любопытство было удовлетворено, и я даже рот открыла от удивления. Ко мне сел Астахов.
Автомобиль тут же пришел в движение, мы снова куда-то поехали.
— З-зд-равствуйте Михаил Александрович!
— Здравствуй Вероника, не бойся твои приключения на сегодня закончились,— вдруг мягко сказал Михаил, переводя взгляд пронзительных глаз на меня.
Вместо того чтобы хоть что-то сказать я забилась в угол ближе к двери. Со мной стало происходить что-то страшное. Словно ты находишься в сознании, но тебя придавила толща воды. Нет возможно вдохнуть воздуха. Нет возможности хоть что-то сказать. Я схватилась за горло не в силах протолкнуть в себя новую порцию воздуха. В глазах стали плясать черные мушки. До меня доносились обрывки фраз, но я не могла на них сосредоточиться.
— Тихо тихо…слушай мой голос…
Горячие ладони обняли мое лицо и потянули к себе. Как завороженная я смотрела в глаза Михаила, пока мы вот так нос к носу сидели.
— Главное дыши, вот так умница….
И воздух стал поступать в легкие, шум в ушах стал проходить, я все еще часто моргала словно, хотела прогнать морок.
Михаил отпустил мое лицо, покачав головой.