Здесь водятся драконы (СИ)
— А кто? — ротмистр сощурился, поигрывая кастетом. Пленник глядел на увесистую латунную штучку с опаской — именно ею Кухарев саданул ему по макушке, стоило только открыть дверь. — Морда, вроде похожа, чернявая…
— Чернявых на Балканах — каждый второй, не считая каждого первого. Этот, скорее, араб, очень уж акцент характерный…
И произнёс несколько фраз. Пленник дёрнулся, замотал головой. Вениамин повысил голос и сунул руку в карман. Пленник сжался и заговорил — торопливо, сбивчиво, глотая слова. Насколько мог понять Кухарев, на том же языке, на котором был задан вопрос.
— Ну вот, я так и знал. — Остелецкий дослушал его до конца и удовлетворённо потёр ладони.- Самый настоящий араб, родом из Александрии.
— Так вы и арабский знаете? — удивился Кухарев.
«А так же китайский, испанский, итальянский, всего семь языков» — чуть не сказал Вениамин, но вовремя сдержался. Негоже начинать совместную (и, судя по всему, непростую) работу с откровенного хвастовства. Вот потом, когда всё закончится, за рюмочкой…
— Он говорит, что Бёртон как раз в Александрии его и нанял, для похищения какой-то женщины. Белая, из Европы, богатая.
— Богатая европейка? — Кухарев вздёрнул брови. — Постойте, это, часом не…
— Супруга барона Греве, к гадалке не ходи. — подтвердил догадку напарника Вениамин. — Считайте, нам повезло.
— И ещё как! А спросите-ка его вот о чём…
На подручного Бёртона они вышли с подачи того самого воришки-албанца, к которому Остелецкий собирался обратиться с самого начала. И — то ли действительно повезло, то ли сыграла свою роль жиденькая пачка купюр с изображениями женских головок и указанным номиналом в сто гульденов — но уже на следующий вечер албанец, явившись на встречу, назвал адрес, по которому следует искать убийцу. Что они немедленно и сделали — и вот теперь допрашивали его в комнатке на втором этаже дрянной припортовой гостиницы.
— Уверяет, что англичанин с его помощью нанял ещё троих то ли бродяг, то ли воришек, а они уже похитили баронессу. — продолжал Остелецкий. Араб с кляпом во рту и связанными руками и ногами ворочался в углу, куда его швырнули после допроса, загородив для верности большим креслом. — После дела они с Бёртоном — имени его он, конечно, не знает, говорит, высокий, страшный, со шрамом на щеке, — прирезали исполнителей, а женщину отвезли на шхуне, которая ждала их в порту. Оттуда сразу направились в Триест.
— Так значит, и баронесса, и англичанин здесь? — оживился Кухарев. — Вот и хорошо, разом покончим с этим поганым делом!
Вениамин развёл руками.
— Увы. То есть они были здесь, когда Бёртон вёл переговоры с бароном, но потом сразу уехали. Куда — этот тип не знает. Говорит, что Бёртон велел дождаться некоего человека, а дождавшись убить, и его самого, и тех, с кем он будет встречаться.
— То есть, поручика Симагина? Но откуда Англичанин мог знать, что мы приедем сюда? У этого Бёртона что, свой человек в Петербурге?
Остелецкий пожал плечами.
— Я бы этого не исключал. Но, думаю, убийца поджидал не вас, а меня. Бёртон, видите ли, знает о нашей с бароном дружбе — и мог просчитать, что именно ко мне он обратится.
— А трубку со стрелками ему тоже Бёртон дал?
— Кто ж ещё? И дал, и стрелять её научил, и поднатаскал, чтобы попадал в цель не с пяти шагов, а с двадцати!
Кухарев матернулся.
— Предусмотрительный, гад… Значит, говорите, сбежал? Не беда, отыщем, не впервой. А с этим что будем делать?
И поглядел на араба. Видимо, тому взгляд не понравился — он замычал, заизвивался и постарался поглубже забиться в угол.
— Вообще-то я обещал его не убивать… — неуверенно ответил Остелецкий. — Иначе никак было не добиться внятных ответов. Не пытать же его, в самом деле?
— Если для дела нужно — почему бы и нет? А когда дело сделает — куда он должен был отправиться, Бёртон не сказал?
— Велел послать телеграмму в Александрию и возвращаться туда самому. — Теперь Вениамин смотрел на напарника с нескрываемым подозрением. — Но я не думаю, что сам он туда отправится, да ещё с пленницей. Рискованно слишком, да и незачем….
— Что ж, значит, этот тип нам больше не понадобится. — Кухарев спрятал в карман кастет и вынул складной нож. Щёлкнул, высвобождая узкое, хищно блеснувшее лезвие. Пленник замычал ещё громче, предчувствуя недоброе. — Вы, ступайте, Вениамин Палыч, я вас на улице догоню. А лучше постойте за дверью, а то коридорный сдуру сунется, выкручивайся потом…
От протестов Остелецкого (надо признать, достаточно вялых) ротмистр попросту отмахнулся.
— Я, в отличие от вас, ничего ему не обещал, так что ваша совесть может быть спокойна… и моя тоже. А оставлять этого типа в живых было бы с нашей стороны верхом глупости. Да и за поручика надо поквитаться — нехорошо, когда русских офицеров всякая арабская рвань ядом травит, словно крыс…
* * *
Ирландское море
Траверз острова Холи-Айленд,
50 миль к западу от Ливерпуля.
Колонна подавляла своей мощью. Не численностью — три эскадренных броненосца, не так уж и много для Королевского Флота, да ещё в море, спокон веку считающемся «домашним» для Британской Империи. Дело было в самих кораблях, приземистых, плоских, хотя и надводный борта и повыше чем у того же «Руперта» или его ровесника, «Инфлексибла». Этим двум не таким уж старым, но откровенно неудачным боевым единицам выпала незавидная участь: «Инфлексибл» ушёл на дно возле Александрии, поражённый таранным ударом другого британского броненосца, «Хотспура», который к тому моменту сражался под флагом османской Империи, но с русским экипажем. «Руперту» же, его прямому потомку в линейке броненосных таранов Королевского Флота, повезло чуть больше — выбросившись на берег во время боя при Свеаборге, он пролежал на мели почти два года, пока у русских не дошли, наконец, до него руки. [1]Покалеченный корабль стащили с мели и отволокли на буксире в Кронштадт, а потом и в Петербург, где он встал на ремонт в эллинг Николаевского завода.
Недавно «Руперт» вошёл в строй, но уже под новым именем,«Император Александр II-й». Остелецкий, как и многие, одобрял этот выбор: всем известно, что Царь-освободитель был убит террористами, действовавшими по прямому указанию англичан, в отместку за разгром эскадры особой Службы под командованием адмирала сэра Эстли Купера Ки, и то, что один из британских трофеев носил теперь его имя, было только справедливо.
Но это был вчерашний, не самый славный день Королевского Флота. Сегодняшний же — вот он, идёт тяжким ордером, угрожая всему миру своими чудовищными тринадцатью с половиной дюймами в бронированных барбетах. Их три, броненосца серии «Адмирал» — «Коллингвуд», «Родней» и Хоуп' — и ещё два вот-вот сойдут со стапелей в Пемброке. Носящие имена флотоводцев, сделавших когда-то Британию владычицей морей, они знаменовали собой новую эпоху в военном кораблестроении — и готовы были всей своей мощью оспорить попытки других держав и, прежде всего России, пододвинуть её с этого пьедестала.
— Умеют всё же работать альбионцы… — пробормотал Кухарев. Он стоял рядом с Вениамином на полубаке, и вместе с прочими пассажирами рейса «Лиссабон-Ливерпуль» любовался броненосной колонной. — Кажется, вчера ещё лишились половины своих броненосцев — и вот, пожалуйста, уже наклепали новых, побольше и посильнее!
— В «Таймс» недавно мелькнула статья отставного английского адмирала. — отозвался Вениамин. — Так он доказывал, что эти поражения в некотором смысле оказали Британии услугу. Королевский Флот избавился от старых, негодных кораблей, которые проектировали и строили вразнобой, по разным проектам, многие с дульнозарядными, давно устаревшими орудиями. Но теперь этому пришёл конец — «Адмиралы» сильнейшие в мире броненосцы, способны вернуть былую океанскую мощь Британской Империи.
— Ну, мало ли что напишет какой-то отставник… — пробурчал ротмистр. — Хотя кораблики и правда, серьёзные…
Остелецкий проводил взглядом один из «корабликов» — крайний в ордере «Хоуп».